Он один. Всегда. Его окружало множество людей, но он едва замечал их присутствие. Он привык к своему одиночеству и более не тяготился им. С улыбкой он вспоминал то время, когда пытался втиснуться, вписаться в обычную жизнь. Он долго и упорно насиловал себя, заставляя пить и весело смеяться на разнузданных студенческих вечеринках, сутками говорил с незнакомыми людьми и засыпал с разными девушками каждый вечер. Но и среди шумной толпы и наедине с очередным «другом» он чувствовал себя одиноким, оторванным, нездешним. Потом он понял, что есть ОН и есть все остальные. Осознание этого подарило ему свободу от глупых обязательств, избитой морали, скучного «надо». Он более не старался быть как все и посвящал только себе каждый день. Сейчас он и вовсе перестал замечать окружающих его людей, они стали просто декорациями к его жизни. Как дома, как деревья, как камни.
Он брал то, что хотел, не слышал чужих упрекающих фраз, не видел любви/ненависти во взглядах. Его считали странным, эксцентричным, жестоким, а он и не знал этого. Он просто был, просто жил, просто бесконечно любил себя. Разве это так плохо?
Ему не было скучно, и он постоянно придумывал что-то, воплощая свои безумные идеи в жизнь. Иногда последствия его выходок были никем не замечены, иногда от них бесконечно страдали. Огромный город стал его лабораторией, и множество подопытных крыс окружали его. Он не был злым, не был добрым, просто равнодушным к чувствам тех, кого не замечал.
Он был красивым. Словно в насмешку над странным его характером, ледяной душой, природа подарила ему ангельскую внешность – светлую челку, небесную синеву огромных глаз, томную чувственность губ. Это лицо раздражало его, вносило диссонанс в равнодушное безумие его размеренной жизни. Оно притягивало людей – мужчин, женщин, вынуждая отбиваться от настойчивых предложений, терпеть умильные ужимки стада, отвечать на глупые вопросы. Он не любил говорить, он хотел только молчать. Как всегда он нашел выход, и смог избавится от навязанной природой притягательности. Острой бритвой он избавился от золотых кудрей, тонкий скальпель навсегда разделил уродливым шрамом прекрасное лицо, с годами пропало небо из глаз, оставив лишь пустоту, в тонкую нитку упрямо сжимались пухлые губы.
Теперь ничего не мешало ему, и лишь с книгами он делил свое одиночество. В них формулы закручивались в различные узоры. Неземной симфонией казались ему длинные столбцы цифр, и истинное удовольствие получал он, решая дифференциальные уравнения. Он был, конечно, гением и поэтому многие предлагали ему работу, но он садился за компьютер лишь когда это было ему интересно, и брался не за каждый проект. И все же электронные деньги неустанно текли на его счет, и все больше возможностей дарило ему общество. Он бросал ему на потребу лишь маленький кусочек своего ледяного таланта и смеялся в душе над тем, как кровожадно разрывают его злобные стаи крыс. Он презирал их.
Он родился на рубеже веков и был продуктом зараженного равнодушием мира. Первый из многих он появился на свет именно сейчас. В мире, где добро и честь стали лишь словами из книг по древней истории, а совесть крепко заснула летаргическим сном.
Где вокруг только вранье и ложь в глазах красноречивых чиновников ратующих за счастье нации.
Где убивают за сто рублей на безлюдных улицах сытого города.
Где полны использованными шприцами подъезды и умирают от паленой водки мальчишки.
Где проходят мимо чужого горя, отвернувшись, словно не замечая.
Где в двенадцать лет становятся проститутками, для покупки последней куклы.
Где насилуют безнаказанно, а потом, повязывая клетчатый галстук, добросовестно работают в офисах.
Где умирают в одинокой нищите забытые детьми старые родители.
Где взрывают города и все жадно рассматривают в огромных плазмах кровавые развалины с мелькающими обрубками тел.
И люди меняются, приспосабливаются к новому жестокому миру, что бы выжить, спастись. Наверное, это происходит незаметно, постепенно. А может быть сразу, словно по щелчку и тогда рождается на свет новый человек. Homo absolutus – человек совершенный.