Проснулся Джон необычайно рано и в очень хорошем настроении, приподнятом, оптимистичном.Давно так хорошо не высыпался – вот, что значит провести выходные на природе, на свежем воздухе, в компании хороших знакомых, поев вкусной свежеприготовленной пищи аж три раза на дню , тщательно пережевывая и спокойно проглатывая горлом, не сдавленным спазмами спешки и страха – не успеть, не стать первым, не быть лучшим, не обмануть чьих-то ожиданий и самому не быть обманутым; не поскользнуться, не упасть, не стать инвалидом, не схавать вирус, не оказаться случайно в центре взрыва, не попасть в замыслы маньяка; не потерять все и всех в один день без вины и причины – просто глупый и безмилостный случай. - Да-а-а...
- Да-с, счастье – это , когда с тобой ничего такого не случилось, по крайней мере, вчера и сегодня. – Джон разглядывал свое довольное лицо в широком зеркале на цвета слоновой кости кафельной стене просторной ванной комнаты.Раковина умывальника сегодня сверкала безукоризненной чистотой, от свежевыстиранных полотенец исходил нежный аромат чайной розы; продолговатые лампы по сторонам зеркала испускали яркий бодрящий свет – они были тщательно освобождены от пыли . – Какая удача попасть на такое золото, домработницу, которая ответственно, старательно и , вполне вероятно, с чувством даже любви, убирала два раза в неделю холостяцкое логово не очень молодого, но вполне успешного, состоявшегося модного писателя.
Идеально выбритая кожа, светлая, но со следами легкого недавнего загара, доведенная до состояния упругости и бархатистой нежности благодаря высококачественному лосьону; ухоженные каштанове волосы, не слишком короткие; белоснежные зубы ровной линией в умиротворенной легкой улыбке; орехового цвета глазной ирис, теплый лучистый взгляд. –Не плохо выглядишь, приятель.А, и фигура – не стыдно на пляже показаться даже и перед юными красавицами: рост, пропорции, подтянутость – плейбой, мачо, парень, хоть куда, ничего, что сороковник стукнул на прошлой неделе.Стал рассматривать язык, выдвинув его вперед, что есть мочи, и приблизив вплотную к зеркалу, - чистый, без сероватого налета, как раньше, влажный, розовый.Вот , что значит бросить курить, перестать жрать жирное и жареное , и то перед тем, как лечь в постель.
- Пора завтракать, пожалуй.Что тут у нас в холодильнике.О, не густо –надо будет посетить маркет, - Джон ободряюще подмигнул одинокой скучайщей литровой бутылке водки „Абсолют”, - прости, дружище, не пью я , ты же знаешь, но , если в гости кто прийдет - не теряй надежду, применим тебя по назначению, не дадим засохнуть.Джон потирал ладонями и размышлял вслух. - Фрукты – это хорошо, но далеко не уедеш на банане и огурце.Мясо, жареное мясо – вот двигатель прогресса.Нашлось, все же , последние пара яиц и несколько скибок ветчины для завтрака.
Просторную современную кухню наполнил аромат свежезаваренного кофе.На сковородке весело шкварчали ветчина и яйца.Джон, насвистывая, приблизился к окну, поднял стекло вверх до отказа.Приятным удивлением было то, что июльская жара спала; воздух , насыщенный озоном, обдал свежей волной . – Ночью, наверное, шел дождь.С высоты двадцать второго этажа высотного здания трудно было установить этот факт точно. – Пойду за продуктами, прогуляюсь в парке. – Ему захотелось немедленно спуститься вниз, насладиться омытым и освеженным городом, но вспомнил, что думал писать.Джон собирался писать о любви.
Белизна чистого листа –это магия, страна, где все тебе подвластно: можешь созидать или рушить, любить, ненавидеть, мстить обидчикам, убивать врага, быть расточительным и щедрым, карать самым жестоким образом или проявлять безграничное великодушие.Величие писателя бесспорно, но есть маленький „пунктик” на тернистом пути реализации законного человеческого права – быть значимым.Твои бредовые опусы будут рвать неистово зубами, топтать в грязи, сжигать пламенем неудержимой гневной страсти.Творения, наполненные креативностью под знаком созидания подхватят как знамена чьи-то сильные руки.Читатели будут плакать, облагороженные сопереживанием, - смеяться, освобождаясь от мрака пессимизма; многие найдут пути разрешения гнетущих проблем или успокоение, получив желанный ответ.
Для Джона „пунктиком” был чистый колодец, в который можно было сыпать амброзию или сливать нечистоты, ясно осознавая, что рано или поздно в пространстве и времени, в качестве даже другой своей трансформации из колодца прийдется утолять жажду и самому.
- Спешить в деле любви было бы крайне опрометчиво, - погружаясь в направлениях к самым низким точкам глубинных впадин своего подсознания, сознания и сверх, констатировал последней контролируемой идеей Джон.
Чего только не написано о любви!Чего не пережито!Вдохновляет, уничтожает, воздух, петля на шее, испытание, крест, капкан, клетка, принадлежать, владеть, вместе плакать, отдать все, накормить своим сердцем...
Очень хочется любить и быть любимым.До боли. Джон ощутил в себе пульсацию двух точек, обозначенных частым биением сердца и спазмом внизу живота, как будто два стальных крюка осуществили захват безжалостно и необратимо.
Просторная светлая комната.Большой и холодный рояль.Мама, красивая , в розовом платье, раскачивается в плетеном кресле- качалке, в руке у нее тонкий прутик, который время от времени ритмично вздрагивает в такт раскачиваниям. Мальчик старательно ударяет по клавишам, даже прикусил губу, но все равно ошибается.Острая боль обжигает кисти рук. – Бездарь, лентяй, выродок!Хочешь стать неудачником, жалкой серостью, как твой отец! – Нежное гладкое лицо молодой женщины на мгновение превращается в жатый пергамент, подбородок дрожит, глаза наполняются стальным блеском. – Начинай сначала!Никакого обеда!До вечера - в углу!
В конце концов удается сыграть без фальши.Прощен.Идиллия.Забыты грозные обещания.Зацелованы руки и волосы. –Хочешь еще тортика?Не сердись, ведь я люблю тебя и хочу добра.Надо трудиться, чтобы стать лучшим.Поверь, ты еще не понимаешь.Потом будешь меня благодарить.
Не смотря на все обиды и унижения , Джон никогда не прекращал любить маму.Даже после ее ухода, светлая память о ней согревала его часто одинокое существование.Он всегда находил оправдание боли, которую мать ему причиняла. – Бедная моя мамочка, ты просто не знала, как могут ранить слова маленького мальчика; как много страха может посеять твоя жестокость, пусть из благих намерений.Я не стал музыкантом, как ты хотела, прости меня.Но я научился жить по-своему, не став серым неудачником – ты так этого боялась, потому, что ты любила меня больше жизни.
Конечно, любила, но хочется другой любви – это зов природы.А тут, как раз, что-то было не так.Сначала привлекали женщины постарше.Ожидал, что они будут им восхищаться, уважать, ценить, а попадал все на тех, которые обижали, помыкали, использовали.Длительные глубокие отношения не случались.Теперь все чаще волнуют юные женщины, не очень опытные, доверчивые, скромные, но непременно красивые и нежные, с розовой кожей и белокурыми локонами, совсем как у его матери , какой он ее помнит маленьким.Когда Джон узнает такую избранницу поближе – скоро наступает разочарование.Идеал рассыпается как иллюзия, любовь оказывается бредом.
Все равно хочется любви.Кажется, наклевывается новый роман.Эти выходные оказались очень удачными – два сказочных незабываемых дня.Джоном овладел трепет возбуждения.События пронеслись, как на экране.
Автобус въехал прямо в центр лесного лагеря.Высыпал всех на площадку между двумя рядами одноэтажных деревянных домиков, фыркнул, пустил порцию дыма на прощанье, вильнул задом, исчез, как не бывало.Среди приехавших были и знакомые, и новенькие любители природы. „Лесная фиалка” было что-то вроде открытого клуба под куполом неба и крон высоченных сосен.Вышла хозяйка, плотненькая крутобедрая бабенка.Все ее очень ценили за деловитость, чистоплотность, веселый нрав и способность всегда все уладить, чтобы не было недовольных.Всех распределила, все объяснила .Народ рассосался.Джону досталась прекрасная комната с окном в сторону леса и огромной зеленой лужайки - это настоящий рай для жителя центра мегаполиса , подвешенного круглосуточно в дымном вибрирующем шумами пространстве на двадцать втором этаже.
- Точно помню, что думал писать о любви. –Джон поглубже втянул в себя свежесть хвойного леса, заслушался переливами птичьего пения.С подоконника вспорхнула яркая бабочка.Джон проследил за ее удалением задумчивым , отрешенным взглядом, заметил вдалеке мирно пасущихся лошадей, всадника на белой лошади.Всадником оказалась совсем молоденькая девушка в голубом комбинезоне, с ослепительными золотыми волнами волос, прикрывающих плечи.Она проскакала очень близко - взгляды встретились, девушка улыбнулась Джону, помахала рукой и исчезла из поля зрения. –Очень красивая, - подумал наш писатель, - такая юная, лучезарная.Это , наверное, дочь того самого смотрителя конюшни.Наслышан о ее красоте, доброте и неприступности.Такую я смог бы любить вечно.
Сознание парализовали сладкие мечтания, Джон погружался в нирвану, но внезапно , странный неприятный запах заставил его выйти из состояния наслаждения и расслабленности.
Подванивало не то сероводородом, не то лопнувшей канализационной трубой.Джон оторвался от компьютера, осмотрелся, принюхался – констатировал, что находится у себя в квартире, на все том же двадцать втором этаже.Ни чуть этому не удивившись, отправился отыскивать источник смрада.
В унитазе плавали какашки.Смердящая жижа угрожала скоро перелиться через край. –Стояк засорился.Нужно звонить комунальщикам.Досада, тем более, что ночь. – Джон нервно почесал затылок, раздосадованный вернулся в кухню.
За столом на его любимом стуле сидела молодая светловолосая женщина в длинном кремовом платье с голеньким младенцем на руках, которого она кормила грудью.Женщина улыбалась, раскачивалась ритмично.Джона умилила эта идилия и ему не пришла даже в голову мысль задать вопросы: как и почему?
- Ты собираешься нас кормить сегодня или нет? – Женщина обращалась не к Джону, смотря мимо него .Джон проследил за ее взглядом и обернулся.Возле плиты со сковородкой возился мужчина.Рядом виляла хвостом рыжая такса, положив передние лапы на край прилегающей к плите поверхности столика, терпеливо ожидая своей порции.Собачьи глаза наполняла преданность и покорность.
Неожиданно пол заходил ходуном. –Землетрясение, - наконец, испугался Джон.Стена , где были расположены водопроводный кран и раковина, треснула, завоняло плесенью.Стояк под раковиной раскурочило, из него поползли тараканы.
Женщина истошно завопила, - неудачник, бездельник, не можешь прокормить семью.
Мужчина весь затрясся, схватил кухонный топорик, рубанул собаку по лапам, доверчиво выставленным на ребро столика, сунул отрубленную пару в пламя горелки.Собака заскулила невыносимо жалобно и рухнула беспомощно.Перед ее мордой ширилась лужа липкой дымящейся крови.Паленая шерсть воняла тошнотворно.
- Это невыносимо! – Женщина уже была возле плиты и хватала сковородку.Другой рукой потянулась за бутылкой с маслом, уронив на пол младенца.Он упал в кровавую лужу , пищал , что было сил, но его никто не слышал.Сучил голенькими ножками, перепачкавшись собачьей кровью и собственным поносом.
Сковородка наполнилась кипящим маслом, в котором перекатывались, обжариваясь собачьи лапки.Женщина нетерпеливо полезла вылавливать из масла вожделенное яство.Разумеется, обожглась, взвыла, начала с остервенелостью бить мужчину по голове , подвернувшейся под руку другой сковородкой.
Джон , оцепеневший, стоял посередине кухни: нижняя его челюсть отвисла, в глазах застыл ужас, мозг склеялся, мышцы не действовали.
- Это не возможно есть!Ты ничего не можешь придумать!От тебя никакой пользы! – Захватила обмякшее тело , поволокла его к окну и выпихнула в темноту ночи.
Как ни в чем не бывало, засеменила к холодильнику.Возмутилась его пустотой, но заметила литровку „Абсолюта”, вытащила, отхлебнула, крякнула довольно.Обратила внимание на плач ребенка, подошла к нему, подняла его, потянув за одну ручку, как поднимают надоевшую куклу. – Ах, ты, дрянь, выродок, опять перепачкался. – Сунула младенца в раковину и пустила воду.Он верищал и бился.
Вернулась к бутылке.Пила из горла, громкими большими глотками.Присела прибалдевшая на стул. – Нужна закусь. - Не долго раздумывая, пошатываясь пошла закрывать кран, так как заметила, что ржавая вода уже разлилась по полу и замочила ноги.Ребенок затих, обессиленный и только хлопал глазками и кривил ротик.Взяла его, обтерла и сунула в микроволновку.Нажала кнопку, где было написано „мясо” и стала прислушиваться, когда звякнет и откроется дверца.
Ела сидя на полу, бормоча, - очень вкусная курица и такая большая.
Джона произошедшее включило, как электроразрядом запускают сердце.Свело живот спазмом и резкой болью, тошнота душила.Вырвало на пол первую порцию.Побежал к унитазу.Опять вырвало.Немного полегчало, но в ушах звенело нестерпимо, голова кружилась.Присмотрелся, - в деревянном полу зияла круглая дырка.Наклонился, - в нос ударил смрад бродивших годами испражненияй, исходившей снизу от густой жирной жижи, на поверхности которой сокращались огромные белые черви, пропуская через себя пенившиеся экскременты.
- Бред. – Простонал Джон. – Я никогда не видел деревенскую уборную. – Но твоя бабушка прожила всю жизнь в деревне и у нее были запоры.- Послышался тихий шепот сверху. – Только представь себе, сколько времени она наблюдала эту картину и какие мысли приходили ей в голову. – А-а-а, - Джон побежал назад в кухню, шлепая по воде и причитая, - бред, бред, бред.Лицо его было перекошено гримасой брезгливости.Он несся к окну, в надежде глотнуть свежего воздуха.
В окне показалась гомновозка.Из кабины высунулась отвратительная пьяная рожа с безсмысленными глазами и заржала, - выы-зыы-ваа-лии? – и не дождавшись ответа вывалила через подоконник толстый шланг, из которого в кухню повалило гомно, быстро заполнявшее пространство.
Волосы Джона встали торчком, как шерсть на холке возбужденной собаки.Сердце бешенно билось в груди.Паника его мобилизовала.Он искал выход.
От роскошной некогда квартиры осталась только кухня с окном и дверью.В дверях нарисовался амбал культуристического вида , со зверской физиономией, отвратительной ухмылкой и клешнями в боки. – Ты заплатил за электричество? – Очень серьезно пробасил он и шагнул навстречу Джону, который помышлял как-то проскочить в двери, но там стоял уже второй, такой же и цедил сквозь зубы, - ты должен банку, ты должен, ты должен.Кухня заполнялась гомном.
Джон был очень брезгливым.Даже умереть в такой гнусной обстановке ему не хотелось.Он повернулся к окну, вспомнил свежесть воздуха, когда утром поднимал стекло, пробрался к подоконнику, взобрался на него, хотел прыгнуть, заколебался , замешкался.Умирать не хотелось.Шагнул в сторону по узкому карнизику.Было место стоять солдатиком , плотно прижавшись к стене.Но долго так продержаться было бы не возможно.Джон думал и присматривался, вжимаясь изо всех сил в стену здания.
Дышать становилось все труднее.От дыма кололо в горле, текли слезы и сопли аллергического характера, свербила кожа лица и рук.Внизу жгли костры.Воняло горелой плотью кроме всего прочего.Джон вспомнил этот запах. Так омерзительно пахло, когда его прародителя триста лет назад сжигали на костре за инакомыслие.Подобно смердело в концлагере.
- Буду стоять до последнего, сам не прыгну, - уговаривал сам себя Джон и думал, думал, думал. – Надо освободиться от лишнего . – Напрягся, что есть силы, аж отскочила верхняя пуговица на пиджаке; голова тряслась и раскалывалась.Тело треснуло по всей длине, тяжелая черная тень отслоилась от него и рухнула вниз, как пласт отсыревшей прогнившей штукатурки.Сразу стало легче удерживаться на карнизе и мысли прояснились.
Стало видно, что происходит внизу.Взрывались самолеты, разлетаясь кусками металла и плоти; пространство улицы между высотками быстро заполнялось нагромождением танков, отходов из мусорных контейнеров, костей, окровавленных стонущих человеческих тел.Уровень нагромождений вырос до карниза, на котором все еще удерживался отчаянный Джон.Убивали, взрывали, насиловали, сливали отходы.Пронеслись состезательные лошади: их головы были в продольном разрезе и было видно, как железо впивается в мозг животного , как только наездник натягивает поводья; обезумевшее от боли животное судорожно задирает вверх передние ноги - дамы хлопают. – Как красиво! Изнуренные туши пополняют общую кучу.
- Это бред.Бред – это бессмыслица.Ей противостоит логика.Думай, Джон, думай. Куда прыгать? - Джон умоляюще посмотрел вверх. Плотный слой гари завершал картинку. – Силы небесные!Остается только врасти в стену...
Открыл глаза.Дышать легко – воздух лесной, свежий.Щебечут птицы.Льется солнечный свет.Знакомое лицо юной девушки, обрамленное золотыми волнами волос.Она улыбается, всматриваетя в глаза Джона. – Все в порядке?Пойдемте в дом.Я приложу вам лед.Попьете парного молока.Все обойдется.Вы не пострадали . Я видела,как вы падали с лошади.Поверьте, ничего серьезного...
Толпа нетерпеливо запихивалась в автобус.Все отдохнули не плохо – это было на лицах. – Вы едете или нет? – Джон еще колебался, входить ли ему в автобус, чтобы вернуться в город, домой.
-Я, пожалуй, останусь. – Автобус увез отдыхающих .Джон вернулся в свою комнатку с окном в сторону поля и леса и написал свой рассказ. – Хотел написать о любви, а вышло другое.В следующий раз напишу о ревности – надеюсь, получится о любви.