Пьяные идальго летним днём

Иван Азаров
Выдался жаркий денёк. По заведённой традиции я отправился в лес, который расположился напротив дома и игриво манил меня зелёной прохладой и живительным ветерком. Насилу увернулся от пятящейся из автомойки «Audi». Несколько представителей зарубежного автопрома грузно осели на отечественном газоне. Рядом во вместительном контейнере для мусора рылись бомжи и иные обездоленные. Политкорректно потупив взор, проходим мимо. С вышки горделиво взирает охранник гаражного кооператива. Я демонстративно плюю на асфальт и следую дальше.

Чудом миновав собак со своими скотоподобными хозяевами, подходим к спортивной площадке. Перекладина, брусья пустуют. По славной традиции на всех лавках мамаши с младенцами. Всё на алтарь материнства. Объёмная дама примостилась даже на снаряд для упражнений со штангой. Думаю, ей можно прикрутить ещё пару блинов. В беседках проходит очередное пиршество. Такое впечатление, что пируют, не покидая насиженного места, всё время одни и те же люди. Как в них столько помещается? Они делают вид, будто их привлекла сюда не только возможность набить пузо за счёт организатора банкета. Они натужно веселятся, они крутятся на небольшом пятачке, вновь и вновь возвращаясь к нагруженному доверху столу. Я бы снёс к чёртовой матери все беседки: эти беспечные едоки оставляют после себя горы мусора. Они идут в лес, словно во многомесячную экспедицию! Только ассортимент припасов у них немного другой. Меня мутит от добродушных адептов пивного образа жизни. Тошно смотреть на их раскрасневшиеся лица, если не собираешься проникаться их изготовленной на месте философией.

Некоторое время назад лесники посыпали дорожки гравием и насажали лавок. Часть лавок осталась без деревянных седалищ: видимо, они понадобились для дачных усовершенствований. Угрюмыми остовами по бокам дорожки возвышаются поломанные скворечники и свёрнутые на бок информационные щиты. Теряюсь в догадках, какие мстительные шлемили могли бы приложить к этому руку: при свете дня все такие безобидные и законопослушные!

Пруд внизу почти вытек из разрушенной плотины. Усилия одинокого энтузиаста пропали даром: дождь второй раз размывает его плотину, сделанную из песка. Странно, почему я никогда не встречал его просто так гуляющим по лесу на манер местного господина Зоммера в рыжем пальто. Поверх плотины, напоминающей решето, положен новый настил с перилами в каком-то лубочном, старорусском стиле. Потёмкинским деревням на берегу очень рады утки, рассекающие зацветшую воду в пруду.

С неба, с одной стороны заслонённого лесом, льётся удушающий жар. Издалека доносится шум кольцевой дороги. Но вокруг ни единого человека. От этого душного безлюдья начинаешь чувствовать себя подвешенным в киселе, в этакой тошнотворной невесомости…

Укромными тропами я иду к реке. Там можно приятно развеять летний зной. Где-то вдалеке лают собаки из стаи одной хромоногой ведьмы. Наверное, она специально их разводит и тренирует, чтобы потом их на меня натравить. У нас полно всяких сумасшедших. По мне так лучше пусть человек будет отъявленным негодяем, плутом, похабником, но пусть сохранит человеческий облик. Вернее, способность в крайнем случае перейти на сторону людей, когда сумасшедшие и душевнобольные ополчатся против нас. Ведь многие из них лишь притворяются нормальными, делают вид, будто такая жизнь им по нраву. А там, чёрт знает, о чём они мечтают! Это будет настоящий Армагеддон, новая Гигантомахия.

Около реки я переодеваюсь в синие плавки. Уходить обратно в лес, дабы скрыть наготу немного несподручно: это далеко, и придётся идти по грязной тропинке босиком. Плавки слегка протёрлись справа. Я гордо шагаю к воде, опасаясь однако неприятных сюрпризов в лице одиноких нудисток, желающих, чтобы непременно все участки тела отливали шоколадным загаром, или страстных любовников-эксгибиционистов, предающихся утехам на свежем воздухе. Эти заждавшиеся визитов Полиции Нравов легкомысленные бездельники обычно прячутся в высокой траве где-то около реки, и обнаружить их нахождение можно порой только по ритмичным покачиваниям зелени, и то далеко не сразу.

Несколько раз проплываю вниз по течению. Обратно иду пешком. Речка неглубокая. Ноги топнут в песке. Около одного из заходов в воду в землю втоптано погнутое крыло машины. Несколько дней назад я спускался к воде после дождя и пребольно поскользнулся на нём, шлёпнувшись в прибрежную грязь.
Выныривая из воды, чувствуешь себя родившимся заново. Холод будоражит кровь, от него бегут мурашки по коже. Волосы обращаются в плотный шлем.
Выбираться на высокий берег непросто. Я нелепо задираю ногу и, пошатываясь, двигаюсь к месту, где оставил одежду. После резкого подъёма и подводной прогулки в голове будто бы лопающимися пузырьками шумит газировка. Я проникнут беспричинным ощущением аппетитного покоя и радости.

От холода тёмной воды, ещё не забытого кожей, я отогреваюсь сидя на полотенце. Но вселенский покой нарушает шум, причина которого где-то неподалёку. В траве, чуть дальше от реки расположились несколько кабальеро уже весьма зрелого возраста. Избыток выпитого вина не давал им выпрямиться во весь рост: в случае же необдуманно предпринятых попыток они тут же начинали крениться набок и, быстро переступая ногами, возвращались к материнскому лону родной земли силой. Впрочем, попытки восстановить вертикальное положение предпринимал только один из троих робинзонов подмосковья. Ему также пришло в голову нарушить безмятежный покой своих сладко дремавших на лугу товарищей. Надо всё-таки заметить, что причиной такого несвоевременного возбуждения вероятнее всего была какая-то собственная внутренняя флуктуация возмущённого винными парами сознания. Но порывам автономно трезвого сознания суждено было остаться не услышанными ни организмом самого активиста здорового образа жизни, ни его соратниками.

Схватив своих подельников за выступающие части тела, он начал тянуть их вверх с бодрым призывом: «Рота, подъём!» Друзья оставались глухи к его призывам.
Грузный приверженец сна в собственной постели продолжил воззвания к совести товарищей следующей ёмкой тирадой: «В ружьё, блять!» Нетрезвый глагол упорно отказывался жечь сердца людей. Они, открыв рот, пускали пузыри и смотрели хмельные сны. Но он не унывал и, подобно герою фильма «операция Ы», пытался поставить на ноги обеих своих товарищей. К сожалению, ему не доставало внимания и координации, чтобы уследить за обоими. И тут, ему практически удалось сотворить чудо и гальванизировать оба бесчувственных тела до вертикального состояния. Они колоссами на глиняных ногах недолго покачались посреди поля и вновь погрузились в объятия Морфея.

- Да что ж вы все охуели? – с неподдельной горестью возопил организатор духовного ренессанса. И сам плюхнулся на травянистую кочку под ногами.

Тем временем показался четвёртый участник их компании или, корректнее будет сказать, попойки. Он водным колдуном или седовласым лешим шёл вверх по течению реки. Старик с выступающими рёбрами выходил откуда-то из зарослей тростника и рогоза. Деловито поднялся на берег, чуть не свалившись обратно. В руках он держал цветок лилии. Старик подошёл к остальным и деловито протянул лилию трезвеннику. Тот, не выказывая особого удивления, покрутил цветок в руках.

Я вдоволь насмеялся после драматичного окончания попыток реставрации здорового образа жизни и уже было собрался идти домой. Но, увидев предводителя пьяной компании, направляющегося куда-то с видом джентльмена, я повременил с уходом домой и стал следить за развивающимся действием. Предводитель шёл к женщине с дочкой. Почтенная матрона слегка забеспокоилась при виде захмелевшего бражника, движущегося к ней с неясными намерениями. Но намерения его были чисты и непорочны, как слезинка ребёнка. Пропойца остановился и, почтительно склонив голову, протянул даме цветок, добытой коллегой. Дама скованно его поблагодарила. Благородный борец с зелёным змием начал тут же извиняться, причём столь назойливо, что от его извинений было не отвертеться.

Я же под солнцем, палящим с василькового неба, шёл домой. Травы лизали мои кроссовки, а кузнечики бездумно бились о мои колени. О чём-то грустили склоны, и ветер неустанно твердил мне какие-то прописные истины.