Марина и Марта были сестры-близнецы, и Марта при этом старшая; так уж повелось с самого начала, от самого их общего дня рождения.
Так же и Каин с Авелем, они тоже были близнецы. И тоже Каин считал себя старшим. И по тем же признакам что и Марта.
Каин пылал страстью к Марине, Марина любила Авеля, Авель любил Мастера Леса. Марте же было безразлично. В прямом смысле слова: Каина и Авеля на лицо не различить, а смотреть дальше не было надобности, так как для этого есть сестра.
Марта целыми днями возилась по дому, а Марина ходила пока в лес к Авелю. Возвращалась грустная, с полными глазами слез и полным подолом ягод. Или корзинами грибов, или охапками цветов - в зависимости от сезона.
Сестры жили в большом доме, где и родились, и где от родов тех умерла их мать. Отец выкармливал их у медведицы, которая тогда же омедведилась в лесу неподалеку.
Тут уже возникают вопросы, но если останавливаться на них сейчас, то потеряется темп рассказа, а он здесь прежде всего. Ответы придут сами в ходе повествования, а тут важно лишь то, что отец был профессором ботаники университете и сбежал со своей студенткой в этот пустой дом с садом, о котором ему нагадала ассирийская цыганка.
Сад, окружавший дом, по мере удаления от дома переходил в лес, и последний с течением времени всё ближе подступал к дому.
Каин целыми днями носился по лесу - бил кабана, будил спящего медведя. Он всегда приносил дичь к сестрам, но Марину никогда дома не заставал.
Авель тоже ходил в лес, но он там не охотился. Он срезал там подходящую ветку и выстругивал из нее дудочку.
Братья жили в лесничестве в самой глубине леса со своей матерью колдуньей. На лето она уходила в лес, и говорили, что она превращается там в диких зверей
Как-то раз в его капкан попалась красная птица. Он ободрал ее и принес, как обычно, но Марину опять не застал. Марте все это надоело и она сказала:
- Ложись уж со мной, какая тебе разница! Мы же с ней одно и тоже что на вид, что на наощупь; близнецы ж как ни как.
Поднявшись от Марты Каин пошел домой. Подходя, он увидел сквозь кусты Авеля, сидевшего на бугорке и строгавшего дудочку. Перед ним стояла Марина, и Каин остановился за кустом, чтобы поглядеть, что будет дальше. Он до того никогда ни за кем не подглядывал, и если бы спросить его зачем ему это, то он бы не нашел, что ответить. Но спросить, как всегда в таких случаях, было некому, и он стоял и смотрел.
Он бы может и сам прекратил это малопочтенное занятие, но Авель кончил строгать, приложил дудку к губам, и она заиграла. Мелодия была простенькая, но звук - такой чистый, что страшно было его запачкать. Как и сами звуки не пачкали ташины, что лежала под ними, но сами легкими и точными мазками ложились на ее полотно.
Мелодия, однако, усложнялась, в ней стали различаться некоторые картины жизни и неясные пока образы будущего. И по мере ее дальнейшего усложнения Каин переставал различать сюжет и выходил из оцепенения от первых звуков. Еще немного, и к нему вернулась бы его обычная грубость, и он ей-ей одним бы хлопком прикончил всю этоу худ. самодеятельность, но дудочка это как будто почувствовала и вовремя затихла сама.
Авель снял ее с губ и протянул стоявшей перед ним Марине. Поцеловал ее и отправил домой с подарком. Каин, даже не заходя в дом, в припрыжку бросился за ней, в надежде завалить ее в лесу, но авелева дудочка не дала ему приблизиться.
Когда Каин вернулся, злой и усталый, домой, брат его безмятежно спал, а мать варила суп на завтра. Наблюдала ли она тоже ту полуденную сценку на лужайке? Каин мог бы ей рассказать, если бы нашел подходящие выражения, но он их не знал, и потому сказал только:
- Свари-ка, мать, трав, чтобы Марина меня полюбила; ведьма ты или не ведьма, в конце концов!
- Ведьма-то я, конечно, ведьма - сказала мать - только вот она-то, взявши раз у Авеля, из твоих рук ничего теперь не возьмет.
- Что же мне тогда делать? Посоветуй, хотя бы, коли ведьма!
- Если убьешь брата, то она будет твоя, больше-то ведь нет в лесу никого.
- А если она не простит мне этого убийства?
- Она ничего и не заподозрит, вы же так похожи, что родная мать путает.
- Но у нее авелева дудка, и она всегда может попросить меня сыграть! И что я тогда сыграю?
- Сыграешь то, что надо. Но с одним условием: ты, когда убьешь Авеля, должен съесть тело и выпить из него кровь. Тогда душа его со всеми находящимися в ней искусствами перейдет к тебе. Если, конечно, улететь не успеет.
- Как я узнаю, улетела или нет?
- Если кровь теплая, значит еще там, ибо «душа тела в крови», как написано у евреев.
"А холодную кто ж ее пить-то будет, разве только стервятник один?" подумал про себя Каин; правда, стервятников, тогда еще не было, так как не было ещё остывших трупов, а на тёплые и без них достаточно желающих.
В общем, он в точности так и поступил, как говорила мать, и они с Мариной зажили душа в душу. Только вот на дудке сыграть oна так его ни разу и не попросила, и он сожалеет теперь о своем людоедстве напрасном. И кается всё, кается... И не догадывается даже, что и не Марина это вовсе, а ее сестра Марта, которая по наущению своей кормилицы сделала с сестрой то же самое, что и он сделал с братом, а про дудку ту и знать ничего не знала!
Знает всё один только Мастер Леса, к которому души те, как бы съеденные, незаметно ускользнув из-под зубов, прибежали, и у которого они теперь живут, соединившись, и из безопасносного места благословляют каиново греховное счастье.