Жил-был карандаш. И жил-был ластик. Они выросли в разных пеналах.
И вот, однажды, встретились. Завязалась обычная светская беседа. Потом оказалось, что у них очень много общего. И им приятно общаться и находиться вместе. Художник окликнул карандаш и тот, вежливо попрощавшись, ушел рисовать. Им рисовали очень умелые руки, и ластик просто лежал поодаль и смотрел. Он не участвовал в этом процессе создания рисунка.
Ему было очень одиноко. Он только что, пару десятков минут назад, нашел нечто очень близкое. А теперь, он снова остался один. Сердце ластика защемило, и он немножко поплакал. А потом пошел стирать неудачные рисунки, и помогать другим, пусть и неинтересным ему, карандашам. Его очень грела мысль о том, что близкое ему по духу существо находится в том же мире, что и он.
Карандашу тоже было очень одиноко. Но ему так нравилось рисовать, что он решил не очень сильно грустить, и не стал плакать. Но ему все равно очень не хватало общества ластика. Он тоже успел его полюбить.
И тут художник сделал ошибку. Одна неудачная линия. Ему понадобился ластик, чтобы все поправить. Ластик очень обрадовался – у них с карандашом будет общее дело! Художник стер ненужную линию, и внимательно посмотрел на ластик. Потом посмотрел на карандаш. И подумал о том, что было бы куда удобнее, если бы ластик находился на тупом конце карандаша. Тогда, чтобы стереть неправильную линию, ему нужно будет просто перевернуть карандаш. Это же намного проще, чем тянуться к пеналу за ластиком. Или ходить, искать его, если он помогает другим карандашам с другими рисунками. И он прикрепил ластик к карандашу. И с тех пор они всегда-всегда вместе.