Георгий БЯЗЫРЕВ
Д О Ч Ь Ш А М А Н А
Однажды, где-то в начале семидесятых, я поступил учиться в сельхозинститут. Учился я хорошо, и меня назначили старостой группы механиков. В наш мальчишник попала одна девушка - эвенк. Звали ее Надюшка. Говорила Надя по-русски плохо. Она приехала выучиться на механика по разнарядке какого-то стойбища. Мало того, что Надюшка приехала в национальной одежде, она еще притащила с собой на собеседование шаманский бубен. За партой они сидели с барабаном, как брат и сестра: оба круглоголовые, меднолицые, безносые. Раскосые, как у рыси, глаза хитро сверкали сквозь смоляные пакли волос. Такие же пакли волос бахромой опоясывали дубленое лицо бубна.
Жили мы тогда в студгородке, что в 15 километрах от Иркутска. Я частенько заглядывал в комнату к Надюшке - не обижают ли ее в общежитии?
- Ёхан-бохан, - посмеивалась тунгуска, - моя мал-мал сам обижит кого хош. Моя дочь шаман, понимаш, начальник!
К нашим парням, да и вообще к сильному полу она была безразлична. Только надоедала комсоргу Тимохе разными дурацкими советами. Тимка - ростом каланча, косая сажень в плечах, - не стеснялся резких выражений. Но тунгуска и не обижалась на него, лишь посмеивалась.
Как-то раз я застал Надюшку в слезах. Сколько не пытал ее - ничего не сказала мне гордячка. Только желваки ходили на ее острых скулах. А вечером, проходя мимо ее комнаты, я услышал пьянящие удары бубна и пение какого-то старика. Я приоткрыл дверь - тунгуска была одна. Она зашлась в танце с бубном, вращаясь на носках, и резкий мужской голос вылетал из ее груди:
- О, раскрашенный барабан, ёхан-бохан! Моя верховая лошадь, самец и самка оленя, исполни мои желания!..
Я не стал мешать народному творчеству и ушел в нашу общагу. А на следующий день три парня из 315-ой комнаты попали в больницу, попали, как нам сказали, с тяжелым пищевым отравлением...
Минуло три месяца. К лету - стройотряды, практика – все смешалось в суете. Нашу группу отправили работать на север области. Топи, тайга непролазная, мошка, медведи, комары… Перед тем как разбиться на тройки и разъехаться по своим населенным пунктам, собрались мы на берегу Нижней Тунгуски на прощальный ужин.
Краснозвездная ночь опустилась на звенящую комарами тайгу, когда к костру подошел старик-якут.
- Эй, чья твоя идет на Седово? – однотонно пропел охотник.
- Моя идет! - передразнили его ребята из 315-ой.
- Эй, твоя на Седово не ходи,однако, околеешь, однако! - и старик присел на холодный валун раскуривать большую черную трубку.
Когда, после долгого молчания, мы его разговорили, якут передал в общих чертах такую картину:
Жила некогда в Седово девица Варвара, училась она в 10 классе. Красоты Варвара была необыкновенной, такой, что все бабы и мужики заглядывались на нее и крестились. Своей школы в деревне не было, детей возили учиться в соседнее село. А шофер той машины, что развозила школьников, парень видный, да глупый, как-то приударил за Варварой. Ну, та девка-огонь отшила его прилюдно, можно сказать, опозорила. Затаил шофер обиду на зазнобу. И вскоре - пропала Варвара-краса, не вернулась домой из школы…
Две недели искали ее - ни следов, ни тела. Только на сороковой день поселился в той деревне какой-то призрак. Парни, завороженные Варвариной красотой, шли за ней в тайгу, тонули в болотах, гибли от диких зверей. Деревня с тех пор почти опустела, одни старые да больные остались...
Посмеялись мы про себя над народной байкой якута, да и спать пошли. А ветер колотил верхушками кедров в шаманский бубен Луны и выл: «О, раскрашенный барабан, ёхан-бохан! Моя верховая лошадь, самец и самка оленя, исполни мои желания!.. О, раскрашенный барабан, ёхан-бохан!.."
На следующий день мы все разъехались по местам распределения. И вот через неделю узнаем: в Седово пропали трое наших. Как пропали, куда пропали? - никто ничего толком не знает. И на замену-то послать некого! Взял я комсорга Тимоху, взял армейскую гитару, обклеенную заграничными кинозвездами, и двинулся сражаться в Седово с нечистой силою. Остановились мы у той молчаливой старухи, у которой ночевали наши студенты…
В первую же ночь мы проснулись от внезапно налетевшего шума. По шатающейся избе летали какие-то дымы, зеленые шары и светящиеся ветры. Под полом что-то стучало, рычало и выло. От страха Тимка забился под одеяло с головой, а я, одурев от ужаса, схватил гитару и ударил со всей силы по струнам. Пол перестал ходить ходуном. Тогда мы с Тимкой прижались спинами друг к другу и дико заорали нашу студенческую песню: "От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год!" Чертовщина внезапно прекратилась, и упавшая с гвоздя одежда сама повесилась на место