Совсем немного о творчестве раннего Пикассо...

Сергей Цлаф
Прочитал я с интересом эссе Владимира Кошкина о Пикассо. Но почему мне об этом художнике не высказаться? Мне что, сказать нечего? Тем более, что я на всю Барселону, родину Пикассо, опозорился. Дело было так:

Приехал я в 1998 году в турпоездку в Испанию. Предыдущий год был для меня очень напряжённым, даже чересчур напряжённым, и я Испании много пил их прекрасного сухого красного и белого вина, самых урожайных лет по сходной цене за одну, две и три бутылки, тем более, что денежной единицей тогда были песеты. Приехал я в Барсу из Мадрида с бланшем под глазом, который получил в драке с охраной Главного Разведывательного Управления Испании, возвращаясь в пьяном виде в гостиницу с плазы ди Майор, где в кафе пробовал хвалёную чесночную похлёбку. Тюремная баланда времён открытий Колумба, с плавающей глазуньей…Но не о ней речь, а о Пикассо…

Накануне отъезда на Родину, нас, четырнадцать туристов, повезли в музей «Раннего Пикассо». Несмотря на февраль месяц, стояла в этот год жара, в Валенсии уже сняли первый урожай апельсинов, а наркоманы кололись прямо во дворах жилых домов вблизи улицы Лас-Рамблас, с её цветами, журнальными киосками, живыми «статуями», проститутками и сутенёрами вместе взятыми. Но не о них сейчас речь, а о Пикассо, наверное…

Приехали мы к музею рановато, и гид, вернувшись к нам от билетной кассы, сказал, что есть ещё минут тридцать, так как нас опередила огромная толпа легковозбудимых голландцев. Часть группы пошла покупать сувениры, другие, не помню куда, а я увидел кафе. Было уже жарко и хотелось пить, а в Испании воду пьёт только трезвенник, если таковой к концу поездки им останется. Мне налили бокал «Риохи» 1993 года, но это всего-то на три-пять минут. Я сел за столик уже с чашкой божественного кофе и початой бутылкой, и этого хватило на оставшееся время, тем более, что тогда можно было курить везде (!) и это было правильно. «Кофе без сигареты – деньги на ветер!». Через витрину я наблюдал за передвижениями соотечественников, а когда они стали сбиваться…эээ…в группу, присоединился к ним.

Музей мне понравился уже на входе в него, так как он был с живой пальмой, а не с дохлым фикусом в кадке. Залы с академической живописью Пикассо произвели на меня сильное впечатление, точностью выбранных композиций, тематикой картин и прохладой кондиционированных помещений. Мне стало ужасно грустно у картины – Врач у постели умирающего - , а потом холодно, так как куртку я оставил в автобусе. Но у меня с собой было. Небольшая фляжка с испанским же бренди, ужасно сладким, но 42% всё-таки. И это, таки, меня согрело, а тут мы поднялись на второй этаж, и уже на площадке перед входом в зал, я понял, что там гораздо теплее, чем на первом этаже.

Теплее и интереснее. Теплее, потому что количество выпитого стало переходить в качество его восприятия, а интереснее, потому что, я стал всё меньше и меньше понимать живопись даже раннего Пикассо. К тому же, меня стала злить маленькая девочка, которой ранний Пикассо заканчивал каждый следующий цикл картин. Эта девочка приподнимала пальчиками края своего платьица с кружевными оборками, приседала в книксене, как бы спрашивая: «Ну что, Серёжа, ты опять не понял? Хи-хи-хи! И не поймёшь! А мне всё равно, потому что я – Пикассо!». Но, у меня всё уже закончилось…

Своих попутчиков я догнал в зале, в котором висели картины Пикассо и все сплошь посвящённые Барселоне. Улицам Барселоны, крышам домов Барселоны…И тут я его, Пикассо, прекрасно понял, но не понял другого – почему людей в группе стало больше…В это время гид, что-то рассказывал о картине, написанной великим художником прямо из окна студии, которую он снимал в центре города. Крыши Барселоны…Они тоже мне понравились, даже с висящим бельём…Синее каталонское небо, яркое жёлтое солнце, красные, разного оттенка, черепичные крыши, птички на подоконнике…И вот тут меня посетил глюк.

Меня даже шатнуло в сторону, и я схватился за плечо Дэниса, с которым сдружился в туре. «Дэнис – зашептал я ему на ухо – Дэнис, ты птичек видишь?». «Вижу – почему-то шёпотом он мне ответил – А в чём дело?». «Дэнис, а какой они породы?» - продолжил я интересоваться. «Я в орнитологии пас – сказал Дэнис – у тебя что-нибудь осталось?». «Пустой уже… А тебе не кажется, что это пингвины?» - проявил я свои знания фауны Антарктики. «Почему пингвины? – тут уже и Дэнис удивился – Объясни скорей!». «Ты вглядись внимательней, они, птички эти, чёрно-белые, а лапки у них расплюснутые, как ласты и красного цвета…Точно, пингвины!» - в моём голосе стала проявляться убеждённость. «Откуда в Барсе пингвины?» - засомневался Дэнис. «Не знаю я, откуда! – затосковал я – Он же Пикассо!».

Видимо, дискуссия по орнитологии уже шла не шёпотом, потому что гид обратил на нас внимание: «У вас есть вопросы по творчеству Пикассо?». Дэнис толкнул меня локтём. Я понял намёк: «Да, есть один…странный…». Группа насторожилась. «И какой же? Давайте. Сергей, не тяните время!». «Скажите, пожалуйста, какие птички изображены маэстро на подоконнике окна, вот на этой картине?» - я ткнул пальцем в полотно, и чуть не свалился от нетерпения услышать ответ, но Дэнис меня поддержал, а группа уставилась на птичек. Гид вгляделся: «Ну, это, пожалуй, голуби…Да, конечно, это голуби! Столь любимые Пикассо птицы! А в чём, собственно, дело?!». Группа с сомнением рассматривала голубей Пикассо, а я, самодовольно хмыкнув, заявил: «Это пингвины!». Я мгновенно превратился в окулиста, потому что вся группа увидела пингвинов. «Действительно, они больше пингвины, чем голуби! - заявил мнение группы Николай Николаевич, юрист из Москвы – Причём по многим признакам!». Гид растерялся: «Маэстро не мог писать пингвинов вместо голубей, при всей неординарности своего мышления! Это нонсенс!». «А Вы полностью уверены в своей правоте? – продолжил юрист – Не остаётся места сомнениям для открытия нового в творчестве Пикассо?». Гид ещё раз всмотрелся в птичек, и с огорчением произнёс: «Меня поднимут на смех…».

Группа заулыбалась, а я засмеялся, потом захохотал во всё горло, и не мог уже остановиться, стал икать и хрюкать, согнулся и упал на четвереньки, чем привлёк внимание персонала музея. Сначала ко мне подошла молодая женщина в синей форме, мимолётно посмотрела на идиота, стоявшего на четырёх костях, как динозавр, в музее Пикассо. Потом спросила что-то у гида. Тот развёл руками, ткнул пальцем в полотно, а потом в меня, сыпя словами при этом со скоростью пулемёта. Женщина покраснела от возмущения, потом побледнела и призвала двух крепких мужчин в такой же форме. Они подняли меня на ноги, и глаза их посерьёзнели, когда они разглядели мой бланш. Ими было что-то сказано. «Вас просят покинуть музей…- перевёл мне гид, стараясь не смотреть на картину с птичками – За неприличное поведение…». Я прекрасно сознавал правоту персонала, но не мог прекратить смеяться. Так и шёл по залам, поддерживаемый, с двух сторон, сильными руками музейных работников, а сзади шёл Дэнис, который дал слово группе, что приглядит за мной на улицах Барселоны.
На улице было жарко…Нам с Дэнисом очень хотелось пить…А в Барселоне воду пьёт только трезвенник….