Те из Вас, кто иногда читает меня, наверное, думает: "Да, что это за робот такой! Ни тебе интимности, ни личных историй, чувственных побасенок или душевных откровений. Фантазии всё да ухмылки."
Вот для того, чтобы развеять прах этих Ваших нетленных идей, я и решил начать написать мои Воспоминания ещё до того, как они - мои воспоминания - появятся у кого-либо ещё.
"БДТ".
Каждое лето в наш дымно-индустриальный, но всё равно тянущийся к культуре город приезжал на гастроли какой-нибудь театр. Но это лето обещало быть особенным - к нам ехал БДТ - Большой Драматический Театр им. Горького, напичканный звёздами плотнее, чем любимый пиджак Леонида Ильича Брежнева. Местная интеллигенция, выдрессированная советскими порядками, начала писать очередь за два месяца вперёд, конечно же, с ежедневными отмечаниями и вычёркиваниями нерадивых.
Мы, в то время весёлые студенты, тоже решили подтянуть культурную отсталость своих нетрезвых по социалистическим понятиям рядов.
Около 6-ти часов вечера накануне дня продажи билетов орава ребят с нашего фака (я тогда ещё не знал этого английский слова) подтянулась к месту раздачи страстно желаемых благ. Как оказалось, мы были не самые умные - туда же пришли охотнички с других факов нашего института, и не только нашего. Не помню уже как, но неожиданно я оказался среди лидеров "живой очереди". То ли потому, что меня уже неплохо знали в узких кругах за закрытыми дверями, а то ли потому, что быстро вычислили, что уж лучше иметь меня лидером официальным, нежели в оппозиции. Они не прогадали. Первым же моим "декретом" я упразднил списки и восстановил древний, но вечный принцип "Кто не успел - тот опоздал". Мы плотно оккупировали подходы к кассам и ненавязчево рассеяли маленькую кучку спискодержателей, которые, постоянно поправляя очки на потных от тухлого предчувствия катастрофы носах, пытались урезонить шальную толпу студентов.
К полуночи на лобном месте уже собралось несколько сотен страждущих, при этом не имевших ни малейшего шанса пробиться к кассам, огороженным нами двойным кордоном по всем канонам военно-полевого искусства.
К 6-ти утра около касс стояло несколько тысяч человек, полностью перегородивших все улицы, примыкавшие к одному из центральных перекрёстков города. Ко всему этому, студенты, отпущенные лидерами из оцепления на опростаться (тут же во дворах), затеяли игру с проснувшимися к утру тролейбусами, дёргая их за рога до тех пор, пока водители, и так очумевшие от огромной толпы, не выскакивали наружу с озверелым лицом. Транспорт встал насмерть. Над центром города стоял разномастный вой: горькие причитания списочников, на глазах терявших всякую надежду; жуткий хохот опьяневших (от ощутимой уже победы?) студентов; неразборчивый мат водителей; гулкое и неожиданное одобрение многих списочников-тысячников, хорошо осознавших, что в официальной очереди их шансы были равны нулю и быстро переметнувшихся в наши ряды.
К 7-ми часам утра у "официальной" очереди встрепенулась надежда: пришли не только хлипкие очкарики, но и крепкие любители поспекулировать (а кто ж по-вашему затеял список?!). К тому же появилась власть в виде трёх милиционеров. Срочно был собран наш совет, результатом которого стали три решения: 1. Я получаю в любой очереди каждое третье место, начиная с первого пока моя орда не насытится (6 билетов в руки на каждый спектакль!); 2. Я веду переговоры с милицией, причём засчитывается только положительный результат; 3. Лично мне нет места в первой сотне очереди, поскольку, если я отоварюсь и уйду, плоды буйной ночи могут пасть на асфальт несжатым урожаем.
К 8-ми утра я потерял голос. Напрочь!
В результате найденного компромисса наша очередь отобрала себе первые десять мест и каждые шесть мест из всех последующих десяток. Мы и спекулянты были удовлетворены, об интеллигентах никто и не вспомнил.
К часу дня я понял, как трудно быть жирафом: по дороге домой в общагу я уснул в трамвае, стоя на ногах. Если бы не сердобольные согорожане, я бы так и рухнул на пол со всеми своими билетами, торчащими из каждого моего кармана.
К вечеру все (ВСЕ!) билеты, выдранные студентами нашего института из лап достойных поклонников Мельпомены, были в моих руках, коими они были справедливо распределены по многотысячному институту в зависимости от участия моего сердца в судьбе того или иного факультета.
Я стал знаметит. Меня начали узнавать на разных этажах многочисленных корпусов нашего, одного из самых крупнейших в стране ВУЗа. С того дня ко мне стали обращаться даже преподаватели, желавшие приобрести дефицитные билеты на различные зрелища по снисходительно-спекулятивной цене. Я так никогда и не понял почему.
Прошёл год. Город охватила новая лихорадка ожидания очередных гастролей. В один из предлетних вечеров я проходил мимо легендарных касс и почему-то решил заглянуть внутрь. В гулкой пустоте огромного вестибюля сиротливо стояло четыре человека. Один из них держал в руках листок бумаги. "Список пишем?" - дьявольски ухмыляясь, произнёс я. Неожиданно, одна женщина - истерически-интеллигентного типа - выхватила этот листок из рук явного соратника, спрятала его за спину и стала онемело тыкать пальцем в сторону входной двери. Я тоже обернулся, озадаченный тем, что же лишило дара речи эту экзальтированную особу. За моей спиной было никого! Бледнея всеми красками своего лица, поражённая видением дама, наконец, выдавила из себя: "Я его узнала! Я его узнала! Теперь ему известно про наш список! Вы не можете себе представить, что он с нами сделал в прошлом году!"
Мило улыбнувшись, как я делал всегда, когда начинал разбивать женское сердце, я повернулся и вышел в своё светлое будущее.
Революция в тот год не свершилась.
Я устал. От славы.