Люси. Люси – не собачка. Люси – девочка, то есть девушка. Но все равно сучка. По крайней мере, все пацаны так говорили. Девчонкой как раз я ее не помню, хотя она старше меня всего на пару лет. Думаю, что мы даже вместе ходили в начальную школу. Но кто там смотрит на девчонок. А вот в классе в седьмом…
То есть это я был седьмом, а она на два года старше. И тут она расцвела. Нет, не так, как девочки-брюнеточки. Те, как будто персик, наливаются сладким соком. Обретают плавность в линиях и в движениях. А здесь ничего такого. Ни припухлых форм, ни полных рук. Все как прежде. Ладная девчонка, по-прежнему худенькая. То есть, теперь надо сказать стройненькая. Все же старшие классы.
Но все-таки что-то ее выделяло. Заставляло оборачиваться вслед. И потом шептаться за ее спиной: смотри, вот она пошла… А посмотришь, ничего такого – обычная девчонка. Даже на физкультуре она стояла ближе к концу. Не выдалась в высоту. Только как будто свет исходил от лица. И вся она такая светлая, как будто нездешняя, неземная: блистали золотисто волосы, и матово белело лицо. Ангел во плоти! А про нее такое говорили… Что стоит эта красота всего три рубля. Зеленую «трешку».
И неизвестно, что меня больше привлекало – то ли эта ангельская красота, то ли те дешевые слухи. Интересно, слышала она их или нет. Наверное, ей трудно было ходить в школу. Даже если все это неправда. Насчет денег. Правда, в большую перемену мы с мелочью в кулачке бежали в школьный буфет. А она ровным шагом шла домой – через спортплощадку и пришкольный парк. Наверное, действительно денег не было. Я знал, что у нее мама просто уборщица. Маленькая неказистая женщина с улыбчивым лицом.
А она ладно так шагала домой, не так, как нынче обучают моделей – по-птичьи, по-страусиному. А ровно-ровно шла, как по канату: спинка прямая и взгляд за горизонт. Возможно, она даже не замечала, что здесь поблизости происходит, под ногами. И если б можно было, она бы так и ходила там, высоко среди облаков. И я бы не возражал – она бы прохаживалась там, не пачкая ног, и не слыша мелкого шепота. Далекая, никому недоступная – и вся на виду. Как на сцене.
Да, я видел ее потом на сцене. На большой сцене в районном ДК. Был такой торжественный концерт. Все как всегда – хор старшеклассников, танцевальные номера, песни и пляски. А потом на сцену вышла она – Люси. Зал отчего-то замер. Я даже вжался в спинку кресла от неожиданности. А она не стала дожидаться тишины. Вернее, тишина уже устоялась. Она наступила сразу, как она прошла на авансцену. И Люси запела. Она пела так же, как шагала – ровно, не забирая высоко. Очень просто и естественно. Хорошо, что я вспомнил это слово. Она была естественной. Даже на сцене. Или же ей все время приходилось жить, как на сцене? Среди всех этих слухов и шепота суфлеров…
И тогда она запела: «Я от солнышка сыночка родила…» Была такая песня – полувоенная, полулирическая. Как раз к тому празднику – то ли 8 Марта, то ли 23 февраля. Потому что в той песне женщина одиноко поет, что было у нее два сына: один черный как смоль, а второй – по-солнечному рыжий. И оба потом погибли, и не осталось вокруг мужчин. Очень просто пела Люси, без напряга. Как будто попросту кому-то что-то рассказывала. Может, маме своей. Как ходила сегодня в школу, и все было хорошо. Все нормально. Как всегда. А кому еще она могла что-то рассказывать? Подружек у нее не было. Они ей то ли завидовали, то ли избегали. По крайней мере, я ни разу ее ни с кем не видел. Ни с девчонками, ни с пацанами.
Нет, вру. Видел однажды. Уже после окончания школы. В городе. Она шла от Центрального рынка, там такой переход, где все ходят. Я почти сразу ее узнал – по светящемуся лицу. Тут к ней какой-то пацан подошел. И начал уговаривать. Она остановилась, мягко улыбнулась и пошла.