Двухэтажный «Икарус» подкатил к ярко освещённому автовокзалу и остановился. Высокий мужчина в лёгкой спортивной куртке ступил на землю и тихо – будто про себя – проговорил:
- Привет, мой милый городок.
- Что вы сказали? – спросил следовавший за ним попутчик.
- Да ничего, это я так, - нехотя отозвался мужчина.
- Вам в какую сторону? – не отставал попутчик.
Этого мне только не хватало, - раздражённо подумал Алексей. - Достаточно того, что балоболил всю дорогу.
- А вам? - задал он короткий вопрос, чтобы отвязаться от него.
- Мне на Садовую.
- А мне в гостиницу.
- Ну, бывайте тогда, - сказал попутчик и свернул налево.
Слава богу, отвязался, - подумал Алексей.
Он помнил все поездки к ней, своей восточной принцессе, – так он назвал Дину с первого дня знакомства, и сам не знал почему. Наверное, за широкий разрез глаз, а может за чёрные блестящие волосы, или за имя, а может и за всё вместе. С ней он познакомился, будучи в длительной служебной командировке; познакомился почти в шутку, не придавая этому значения, и переписка с ней после возвращения домой не входила в его планы. Но спустя какое-то время Алексей заметил, что девушка не выходит у него из головы.
Он знал, что она любила его. Но однажды, испугавшись её любви, этой фантастической страсти, он всё оборвал и уехал, – не прощаясь, по-английски. Ответил пару раз на её письма и забыл обо всём. Но потом… он и представления не имел, как это «потом» овладело им и почему. Вспомнились её глаза, улыбка, голос, и это – несмотря на то, что где-то недавно подсмотрел значение её имени, которое, признаться, немного озадачило. Неужели она способна на такое? - подумал он тогда. - Да нет – она другая.
Дина, Дина... милая Дина, - думал он, шагая по неярко освещённой улице маленького городка, - я был бы рад получать твои письма теперь, как вот это – самое первое, которое стало для меня настоящим открытием, - он невольно потрогал небольшой пакет в нагрудном кармане.
Он конечно знал, что нравится женщинам, но чтобы вызвать такие эмоции… Правда, это письмо, вернее стихи, посвящённые ему, он тут же показал своей секретарше, пробудив тем самым нескрываемый интерес к своей персоне. Восхищаясь не стихами, а им, она круглила свои и без того круглые глаза и кокетливо говорила:
- Ах, Алексей Алексеевич, какой вы однако!
- Какой? – спрашивал он, вгоняя в улыбку всю прелесть своего магнетического шарма.
- Обожаемый, - томно закрывая глаза, вздыхала она.
Но эта дива уже порядком надоела: слишком впечатлительна и не в меру привязчива. Прицепилась, как банный лист, и не отцепится никак, к тому же интереса к ней – никакого. Чёрт, и угораздило же вляпаться в эту историю: служебный роман, да и только. Но Дина… С каких это пор он стал так часто думать о ней? Не с тех ли самых, когда женщины, с которыми сводила его судьба, всё больше разочаровывали и даже отталкивали чем-то? Возможно. Но как он встретится с Диной? Изменилась ли она, захочет ли видеть?
Захочет!
- Алло, Дина, – это ты? Здравствуй! Ты одна?
- Простите…
- Это я, Алексей.
Трубка ответила молчанием.
- Нам нужно встретиться, ты узнала меня?
Он хотел было спросить: «ты рада мне?», но осекся, потому что голос на том конце провода явно не располагал к этому.
Не может быть, чтобы она не обрадовалась, ведь по-прежнему одна, - подумал он.
- Можно, я приду к тебе, примешь?
- Приходи, - коротко ответила она и положила трубку.
На улице горели фонари и накрапывал дождь, но асфальт с грудой опавших листьев, тревожно шелестевших под ногами, всё ещё был сухим. В душе Алексея завозилась какая-то червоточина, а вот какая – понять он не мог.
А, ладно, - сказал он сам себе, - всё будет хорошо. - И бодро тряхнув плечами, повторил: - Всё будет хорошо!
Он забежал в первый попавшийся магазин, купил вина, фруктов и большую плитку шоколада, как тогда – в первый вечер.
Они сидели друг против друга. Дина смотрела на него с какой-то необъяснимо-лёгкой усмешкой, впрочем, умело скрываемой и потому заметной только ей. Алексей же, окрылённый предстоящими минутами наслаждения, которые когда-то дарила ему эта красивая женщина, не замечал ничего. Оказывается, он любил её все три года, но понял это только сейчас. Да нет, понял раньше, конечно же раньше, просто сейчас это осознаётся наиболее выпукло. И два года, прошедшие с момента их последней встречи, её нисколько не изменили, хотя... как сказать. Той волнующей радости, какую он принимал от неё как должное, – уже нет. А он-то думал…
Да, изменилась Дина, всё-таки изменилась.
- Почему ты не хочешь, чтобы мы были вместе, и зачем тогда позволила прийти?
- Во-первых, потому что ты несвободен.
- Но я уже свободен.
- А во-вторых, - будто не слыша, медленно проговорила она, - потому что… Потому что я не люблю тебя. А прийти позволила… - она вдруг замолчала, но через минуту решительно добавила, - потому что хотела посмотреть в твои глаза.
- Неправда, ты любишь меня! Вспомни наши встречи, наши письма, вспомни, наконец, как мы любили друг друга. Ты ведь любила меня? Любила?
- Нет, я не любила тебя – ни тогда, ни после, не люблю и сейчас. - Её голос чуть дрогнул, и в нём – как показалось Алексею – прозвучало не то сожаление, не то грусть. Этот неуловимый штрих он почувствовал мгновенно, и надежда, которая начала уже ослабевать, снова вспыхнула в его душе.
- Неправда, - с некоторой запальчивостью, но всё также настойчиво повторил он. - Ты же сама признавалась мне в этом, помнишь?
- Да, но это было…
- Что было?
- Было то, что называется игрой, – как с твоей стороны, так и с моей. И никакой любви.
Теперь в её голосе звучало абсолютное бесстрастие. Его лицо побледнело, и Дина заметила это.
- Прости меня, - вдруг растерянно пробормотал он. - Я не думал тогда, что моё чувство к тебе настоящее, я был несправедлив...
Неужели он искренен, этот суперобольстительный мужчина, в которого я три года назад так опрометчиво влюбилась? - размышляла Дина, вслушиваясь в его слова. - А что – может быть. Нет, этого не может быть, - тут же одёргивала она себя. Это его очередная блажь, и решения своего я не изменю, потому что приходит время, и каждый должен заплатить за те страдания, которые он походя швырнул другому. И хорошо, что я нашла в себе силы выбраться из того жуткого омута, в который попала тогда. А если бы нет?
Боже мой, что я натворил? – думал Алексей. – Почему сразу не понял, что она другая - не такая, как все?
Дина прикрыла веки и так же бесстрастно повторила:
- Так вот, и с твоей и с моей стороны было то, что называется игрой. И с моей возможно – более, чем с твоей.
- Ты что – играла, Дина, ты играла?
- Тебя это удивляет? Да, играла. Ты же играл, вот и я играла.
- Этого не может быть!
- Почему же? Очень даже может. Так и было. Бы-ло – понимаешь? У меня такое ощущение, что ты не знаешь, чего ты хочешь. Мечешься, как неприкаянный, словно ищешь «чего-то» – или кого-то, – и не находишь.
Она замолчала.
Молчал и Алексей, думая о чём-то своём. Спустя мгновение, проговорил:
- Чтобы так сыграть, нужно быть актрисой.
Она вскинула на него глаза и заметила, как от напряжения заходили желваки на его скулах.
- А я и есть актриса, странно, что ты не замечал этого раньше.
Он взял в руки фужер, повертел его, посмотрел на свет и поставил на место. Помолчав, спросил:
- Мне уйти?
- Да, пожалуйста.
- Это твоё окончательное решение?
- Да.
- И ты его не изменишь?
- Нет.
Выйдя из подъезда, Алексей посмотрел на окна. Только что освещённые, они были темны. А ведь он с такой надеждой стремился в этот город ещё вчера, хотел сделать сюрприз. Он ведь помнил, как эта женщина, – когда-то милая и желанная, а теперь чужая и далёкая, встречала его, какой была нарядной и солнечной, и взмах руки из окна помнил, когда уходил. Но на этот раз штора не шелохнулась.
«Неужели она оправдала значение своего имени? - вспомнив его значение, вдруг подумал он: - «отмщённая, справедливость, возмездие» – Не может быть!..»
Он постоял немного, словно ожидая чуда, но чуда не произошло. Помедлив минуту, достал сигарету, закурил и, бросив последний взгляд на каштан, у которого целовал её когда-то, зашагал в темноту. Дина опустила кончик шторы и замерла. «Актриса… - беззвучно шептали её губы, – я замечательная актриса…»