Кукольница

       


       Настя, хрупкая, невысокая девушка, в лёгком бежевом плаще, закрыв лицо руками, сидела на лавке у подъезда. Плечи её крупно и часто вздрагивали. Рядом стоял маленький чемодан, из которого выглядывал яркий кусок ткани - то ли платья, то ли юбки. Была середина октября, накрапывал мелкий дождик. Деревья, догорев, уже сбрасывали потемневшие листья на мокрый асфальт. Казалось, что и огненно- рыжая голова девушки от рыданий сейчас сорвётся с тонкой шеи, как кленовый лист. Настя только что вдребезги разругалась со своим Жориком. Впрочем, они ругались и до этого, но чтобы так, с битьём посуды, за которое она получила пощёчину, и сбором вещей – впервые. Настя не сдерживала себя, рыдая, как плохая актриса. Внутренне она ждала, что Жора сейчас выбежит из подъезда, обнимет, поцелует, и всё будет, как раньше. Прошло уже минут сорок, но кроме мамы с ребёнком и пенсионера с собачкой никто не выходил. Начинало смеркаться. Сидеть на холодной скамейке под дождём становилось уже невмоготу. Да и, похоже, слёзы закончились. Девушка решительно встала, подхватила чемоданчик, но, пройдя несколько шагов, остановилась. Идти Насте было решительно некуда. Конечно, можно было сесть на поезд, благо какие-то деньги есть, и укатить назад, домой в Самару. Но разве ради этого год назад она с таким скандалом уезжала из дома. Нет, Настя во что бы то ни стало не собиралась покорять столицу. Не собиралась поставить Москву перед собой на колени. Но чтобы вот так, после первой же неудачи. Хотя и удач-то было не густо. На желаемую работу она пока не устроилась. Работала то секретарём, то администратором, но всегда уходила через несколько месяцев. Это было не её. Её мечта – быть модельером, так и осталась мечтой, пока воплощённой в переделывание собственных нарядов. С любовью дело обстояло гораздо сложнее. Настя любила Жору. Любила сильно. И в этом она не сомневалась ни на секунду. А вот в ответном чувстве, да ещё и в крепости этого чувства, она сомневалась. А Жора не очень любил разговоры на эту тему. Каждое «люблю» у него приходилось вытаскивать клещами. Выбивать признания о любви, к ней, единственной, чуть ли не с кулаками. Всё это приводило к мелким ссорам и больно ранило Настю. Ей казалось, что у Жоры кто- то есть ещё, раз он так нехотя говорит о своих чувствах к ней. И, надо сказать, небезосновательно.
 – Мог и такси вызвать, – в сердцах выпалила Настя, замерев в нерешительности, – мужик ещё называется! - В Жорином доме стали загораться окна, люди возвращались домой с работы. Но одно окно в доме напротив, на последнем этаже, наоборот погасло. Настя всё-таки решила ехать на вокзал, а там видно будет. Она, подняв воротник, быстро пересекла двор, и вошла в арку напротив стоящего дома. И вот в этой арке Настя совершенно неожиданно столкнулась с весьма странной женщиной. Можно даже сказать - старухой, как показалось ей в темноте арки. Вид у неё был несколько сказочный и жутковатый: в чёрном кружевном капоре, в бархатном чёрном же, то ли платье, то ли камзоле до земли. С массивной тростью и огромным красным зонтом. Она перегородила дорогу Насте, восклицая:
- Какие волосы, костёр, костёр! А фигурка, а фигурка! Давно, давно я ждала тебя!
- Извините, какая фигурка? – оторопела Настя, пытаясь обойти странную старуху. Но та расставила руки с зонтом и тростью в стороны, пытаясь как бы обнять, схватить девушку:
- Какое личико, какие веснушки! Иди же ко мне поближе. - Старуха вплотную приблизилась к девушке. От неё повеяло запахом воска и нафталина. Её лицо, почти без морщин, было неестественно белым, глаза, прозрачные, водяные горели, а маленький рот был приоткрыт от восторга. Настя, на секунду вдруг застывшая от неожиданности, ловко проскочила под тростью и, стуча каблучками, бросилась к свету уличного фонаря:
- Ненормальные все вокруг, больные!
- Я буду тебя ждать, Настенька! Квартира шестнадцать! Я познакомлю тебя с моими куклами! Возвращайся, попьём чайку! Про Жорика поболтаем! – Кричала вдогонку девушке странная женщина, размахивая красным зонтом. Настя на метро без приключений добралась до вокзала. Но оказалось, что ближайший поезд до Самары следует только завтра. Перспектива ночевать на вокзале казалась ей кошмарной. Идти в гостиницу не хотелось, да и дорого. Возвращаться к Жоре не давала женская гордость. Но перед ночёвкой на вокзале сдала и гордость. Она решила пока не покупать билет, старательно переписала расписание следования поездов и пошла к метро из кишащего людьми желудка Казанского вокзала. Всю дорогу она думала о Жоре и что была не права в своих подозрениях, и что любовь нужно оберегать, а не ставить под сомнения. И что они сейчас помирятся и, уютно устроившись на диване, будут пить кофе и смотреть телевизор. Размечтавшись, Настя, как на крыльях, долетела до Жоркиного дома. Но на звонок в домофон он не отвечал. Дождавшись, опять-таки под дождём, входящего в дом, Настя прошмыгнула за ним в подъезд. Поднявшись на четвёртый этаж, она долго звонила в дверь и даже стучала. Насте никто не открыл, хотя ей показалось по шуму, что в квартире кто-то есть. Тогда она со всей силы ударила ногой в дверь. - Можешь не открывать! Меня ты больше не увидишь! - сломав каблук и прихрамывая, выбежала в ночь, даже не посмотрев, горит ли свет в окнах Жоры. Жора свет предусмотрительно выключил. Настя, добежав до знакомой уже арки, вдруг остановилась как вкопанная. До неё только дошли, прозвучали, как эхо, последние слова старухи. - Я буду тебя ждать, Настенька! Квартира шестнадцать! Про Жорика поболтаем! Откуда она знает, как меня зовут? Откуда она знает про Жору? Может, действительно зайти. Но ведь она более чем странная. Однако женское любопытство победило все сомнения. Уж очень хотелось горячего чая, сбросить мокрый плащ, да и Жора рядом. Подъезд с распахнутой дверью, да и сам дом показались странными. С печными трубами на крыше, широкими лестницами и высоченными потолками. «Наверное, дореволюционный», - подумала Настя, поднимаясь по гулкой лестнице на пятый этаж. У двери с номером 16, поставив чемодан на пол, немного отдышавшись и поправив причёску, Настя позвонила в бронзовый колокольчик, который держала в объятьях весёлая кукла-домовой в цилиндре. По дому разлетелся приятный мягкий звук. А кукла настолько поразила Настю необыкновенно живым лицом, сшитым и продуманным до мельчайшей детали нарядом, что, когда открылась дверь, она всё ещё вглядывалась в задорные глаза домового.
- Настенька, заждалась я тебя. Проходи, проходи, - масленым голосом встречала старуха. - Нравится? – кивая на куклу, спрашивала она. - Это Кеша. Да ты совсем промокла, моя милая, проходи, проходи, скорее.
- Спасибо, - смущалась Настя, проходя в дверь. Ей показалось, что Кеша подмигнул старухе.
На удивление у старухи была весьма приятная квартирка. Небольшая прихожая разделялась с гостиной распашными дверьми. Справа был коридор, ведущий в кухню. В квартире было тепло, мягкий приглушённый свет делал обстановку загадочной и театральной. Старуха, сама сняв плащ, бросила его на сундук у стены, обняла Настю за плечи и сразу же повела её в гостиную к камину. Усадив девушку в большое кресло у огня, она, сделав книксен, с улыбкой представилась:
- Агата, кукольница, - и, не дожидаясь ответа, шёпотом залопотала скороговоркой: - Чаёк я уже заварила, а может, бокал горячего вина? Да, да, да! А этот Жорка не стоит и волоска с твоей головы, - и она неожиданно поцеловала Настины волосы. - Чудо, просто чудо! А одежду сменить немедленно. Я сошью тебе другой наряд. Бархат и атлас. Атлас и бархат. И кружева. А волосы начесать. Огонь. Огонь!
Настя сидела, как зачарованная, глядя на языки пламени, плясавшие в камине. Она как будто бы и не замечала кукольницу, пританцовывающую вокруг неё. Потрескивание дров смешалось со скрипучим голосом Агаты. - Мастерская что надо, что надо. Нас уже давно сносят. На картах нашего дома и в помине уже нет, а дом стоит. Все, все выехали. Я одна, одна осталась. Работать спокойнее, никто не мешает, не подглядывает. А я вот всё вижу, про всех знаю. Ах, да чай же стынет, и вино не разогрето! – И кукольница удивительно быстро засеменила из комнаты, продолжая что-то бормотать и звенеть посудой на кухне. Настя усилием воли отвела взгляд от огня, потянувшись, встала с кресла. Она согрелась, успокоилась, и ей захотелось спать, но любопытство пока побеждало сон. В центре комнаты стоял круглый стол, над ним царствовал шёлковый оранжевый абажур, обливая комнату мягким светом. Из мебели, кроме кресла и стульев, был ещё пузатый буфет, лиловый диван и огромное старинное зеркало в массивной деревянной раме. На стене у камина висел старинный гобелен с изображением карнавала в Венеции, окно было занавешено красной портьерой с кистями. На столе стояла ваза с засохшими розами, на закопченном камине лежала трубка из красного дерева и смычок. Паркет чуть ходил под ногами, иногда жалуясь на свой преклонный возраст. Настя остановилась у зеркала, разглядывая себя. На неё смотрела худенькая огненно-рыжая, надо сказать, симпатичная девушка с уставшими заплаканными глазами. Вдруг у Насти перехватило дыхание, она хотела закричать, но голос не слушался. В зеркале за её спиной стояла огромного роста старуха. Её руки были над Настиной головой. Кукольница, беззвучно рассмеявшись, начала двигать своими корявыми пальцами, как будто дёргая за невидимые нити, и рыжая девушка в зеркале стала поворачивать влево и вправо голову, поднимать и опускать руки, сгибая их в локтях. Старуха ещё быстрее заработала пальцами, и девушка в зеркале начала пританцовывать, выделывая неестественные коленца ногами. Настя резко обернулась, на пороге комнаты стояла Агата с подносом в руках. На подносе были чашки, чайник, коричневый сахар в вазочке, щипчики и дымящееся вино в бокале из толстого зелёного стекла.
 - Как вы меня напугали, - сдавленным голосом выдохнула Настя.
- К столу, к столу, моя милая. Несколько глотков вина, вот что тебе нужно сейчас, - расставляя посуду и усаживая Настю на стул, приговаривала Агата. - Большой глоток, сразу большой глоток, - поднося Настину руку с бокалом, уговаривала старуха. - А с веснушками придётся повозиться, ещё, ещё глоточек.
Вино было приятно обжигающим, терпким и сладким. Оно разливалось по всему телу, делая его лёгким, почти невесомым.
- До дна, до дна, до капельки, - всё руководила Агата, разливая чай по чашкам.
- Какое странное вино, никогда не пробовала ничего подобного. - У Насти стал заплетаться язык, комната начала расплываться, а абажур над столом раскачиваться из стороны в сторону.
- Ты очень устала, дитя моё, тебе нужно прилечь, выспаться. - Старуха уже приподнимала девушку со стула, поддерживая её за худенькие плечи. - Завтра всё изменится, завтра ты будешь совсем другой.
Агата подвела Настю к стене с гобеленом и, просунув за него морщинистую руку, толкнула дверь, спрятанную за ковром. Приподняв пыльный полог гобелена, старуха буквально втолкнула девушку в небольшую коморку и сама проследовала за ней. Это и была мастерская Агаты. По центру этой комнатки без окон стоял стол и стул на колёсиках. На столе была швейная машинка и тускло горевшая настольная лампа. Там же в беспорядке валялись ножницы разных размеров, куски различных тканей, разнообразные иголки, пуговицы, глаза, нитки, волосы, кукольные головы, маленькие ручки и ножки, тюбики с клеем, большая лупа, множество инструментов и всякого мелкого хлама. У одной из стен стояла кушетка, покрытая пледом. Над ней висели на нитках десятки кукол: черти, короли, рыцари, принцессы, арлекины, пьеро, ведьмы, русалки и туземцы. Также имелся небольшой скелет и высушенная летучая мышь. На противоположной стене на стеллажах лежали многочисленные заготовки голов разных размеров, рук и ног разной длины, стояли банки с глазами, различные пачки, бинты, и прочие детали. У стены перед столом на специальной подставке накрытой чёрной тканью под стеклянными колбами были две большие фигурки. Одна - пожилого мужчины в смокинге, сидящего в кресле с трубкой во рту. Вторая - юноши во фраке, играющего на скрипке. Третья колба была пуста. У Насти ещё сильнее закружилась голова. Куклы, головы, банки, руки, ноги – всё проносилось вокруг неё с огромной скоростью. Показалось, что застрекотала швейная машина, залязгали ножницы, запахло клеем и горелой тряпкой.
- Я хочу уйти, я хочу к Жоре, - буквально валясь на кушетку, лепетала Настя. - Отпустите меня, я хочу к Жоре. Я люблю его, позовите его. Я хочу уйти, мне страшно. Жора, Жора, где ты?
- Так, милая, давай, будем раздеваться. - Не слушая девушку, старуха принялась её раздевать. - Так, давай свитер, снимаем, снимаем. Теперь джинсы, давай, хорошо. Умничка.
Старуха сняла всю одежду с Насти. Та, прикрывая грудь рукой, ещё бормотала, впадая в беспамятство:
- Жора, спаси меня, спаси. Я люблю тебя, Жора. Я хочу уйти, пустите меня…
Старуха сгребла весь гардероб в охапку, задержала взгляд на обнажённом теле Насти:
- Жора, твой Жора! Другая баба у него есть. Сама из окна видела, как он в такси её сажал. - И, накрыв девушку пледом, вышла в гостиную. Там старуха пошевелила поленья кочергой и стала бросать Настины вещи в огонь, приговаривая:
- Гори всё синем пламенем, былая жизнь, гори. Гори всё синем пламенем, былая жизнь, гори! Потом она сходила на кухню и вернулась в мастерскую с ведром воды. Достав трясущимися руками со стеллажа несколько пачек и банок, старуха стала бросать в воду щепотки каких-то порошков и подливать из банок дурно пахнущую жидкость. Вода в ведре стала бурлить и клокотать, пошла реакция. Белый ядовитый дымок расплывался по коморке. Старуха, морщась от неприятного запаха, мешала постепенно густеющую, липкую, как клей, жидкость, длинной деревянной ложкой. Попробовав на язык получившуюся массу, старуха довольно сплюнула в ведро. Затем она достала со стеллажа три мотка бинтов, серых плотных. Откинув плед, Агата поцеловала Настю в побелевший лоб и, заглянув в стеклянные изумрудного цвета глаза, ласково сказала:
- Ну, вот и всё, моя куколка. Скоро ты будешь в другом мире. В мире кукол, где царит вечная любовь. Любовь и ласка. Где красота ценится превыше всего. Там ты будешь королевой. И тебе будут все поклоняться.
Кукольница взяла со стола большие портняжные ножницы и стала отстригать рыжие волосы, собирая их в специальный пакет. Закончив, она принялась за глаза, приготовив для них специальную стеклянную банку. После, ловко и быстро, предварительно смачивая бинты в ведре, она принялась обматывать ими тело девушки, превращая его в мумию. Фигурка девушки буквально на глазах сжималась и сморщивалась, будто бинты высасывали плоть и кровь. От тела шел дымок, и слышалось шипение. И действительно, через какое то время бинты покраснели, а после стали быстро сохнуть и твердеть, как штукатурка. Старуха тем временем достала из-под кушетки кусок красного бархата и, на глаз нарисовав на неё мелом выкройки, принялась строчить на машинке, напевая что-то весёлое себе под нос. Вход пошли и атлас, и кружева, и стеклянные пуговицы. К утру, подвесив заготовку новой куклы на верёвках к крюку, торчащему из потолка, она тщательно выстраивала позу, подтягивая и ослабляя нужные верёвки. Фиксировала необходимое положение крупными булавками, кое-где постукивала молоточком, пальцы на руках гнула щипцами, придавая наибольшую естественность движению. Нанеся телесный глянцевый лак, включила вентилятор для быстрейшей просушки и принялась за обувь. Как искусный сапожник, при помощи лапы и шила изготовила миниатюрные белые туфельки. Одевала свою новую куклу Агата с большой любовью и осторожностью, как дочь, идущую под венец, в свадебное платье. В последнюю очередь она приклеила рыжие волосы, и вставила изумрудные глаза, которые так гармонировали со стеклянными пуговицами на красном бархатном платье. Когда в дверь принялись звонить, Агата уже спала, сидя на стуле, напротив своего нового творения - огненно-рыжей девушки с изумрудными глазами, тянущей руки, как бы зовущей к себе, всем телом поддавшейся вперёд в страстном порыве. Она стояла под стеклянной колбой в окружении ещё двух кукол – старика с трубкой и юноши со скрипкой на постаменте, накрытом чёрной тканью.
       Жора забеспокоился о Насте на следующий день после размолвки. Отправив утром на такси Верочку, которую он пригласил, чтобы снять стресс после ссоры, он ещё немного поспал, благо был выходной день. Всерьёз он забеспокоился ближе к обеду, даже съездил на вокзал, и, узнав, что Анастасия Гаврилова не покупала билет ни до Самары, ни до другого города, принялся звонить подругам Насти. Благо подруга была всего одна. Но та очень искренне твердила, что она не общалась с Настей уже два месяца. И попросила передать, чтобы она ей больше не звонила. Жора стал впадать в панику, думая о самом плохом и, вернувшись домой, решил обследовать свой район. Умом он понимал, что это не даст никаких результатов, но идти в милицию не хотелось. Первым делом он побежал прочёсывать рядом стоящий старый дом. Там практически никто не жил, а дом подлежал сносу. И вот во втором подъезде у арки, на пятом этаже Жора с замиранием сердца наткнулся на знакомый чемодан.
 – Ну, слава Богу, - сказал вслух, отдышавшись, Жорик. - Она где-то здесь. Он попытался открыть дверь квартиры с номером шестнадцать, но та не поддавалась. Не найдя звонка, он стал звонить в колокольчик, который держала странная кукла в цилиндре. Долго никто не открывал, лишь после того, как он стал стучать в дверь кулаком, послышался старческий голос. - Иду, иду.
Дверь открыла старая женщина с морщинистым лицом в чёрном капоре, чёрном платье, на которое был надет грязный замусоленный передник.
- Извините, я прошу прощения, - запинаясь, начал Жора. - Вы случайно не видели рыжую девушку? Красивую. Она пропала. А у вашей двери её чемодан…
- Какой ещё чемодан, - старуха бросила злой взгляд на чемодан. - Не знаю, не знаю. Никого я не видела, - с нескрываемым раздражением шипела она. Но, видя, что молодой человек ей не верит, она смягчилась. - У меня полно своих девушек. Я кукольница. Агата. Прошу зайдите, посмотрите на мою коллекцию. Всё своими руками.
Жора проследовал в квартиру за старухой. В помещении стоял какой-то странный запах.
- За мной, молодой человек, за мной, - буквально тащила за руку Жору в каморку за гобеленом неопрятная старуха. Жора успел заметить на круглом столе две чайные чашки и пустой бокал из зелёного стекла. Дрова в камине уже догорели, а лампочка под абажуром еле мерцала.
- Вы уж не обессудьте за небольшой беспорядок, - вводя в мастерскую, пела старуха. - Всегда в работе, в творческом поиске. Я думаю, вам понравятся мои куклы, особенно эти. - И кукольница указала на постамент с тремя колбами.
Жору сразу же поразила огненно-рыжая девушка в красном бархатном платье с кружевной оторочкой и вставками из атласа, призывно тянущая руки. Её зелёные глаза были как живые, а руки и тело как бы говорили: иди ко мне, обними меня. Жора долго стоял, открыв рот, поражённый сходством и немыслимостью предположения. И вдруг он, покачнувшись, сказал:
- А можно мне купить эту, рыжую?