Патриаршие пруды для каждого свои - от главного, космического, до мелочи, детали. И вместе с тем - одни на всех. Для кого-то это просто место, где можно в тенёчке попить пива, поболтать с друзьями, да и просто посидеть на лавочке, глядя на зелёную воду. Для других это место, пропитанное историей, духом личностей, бывавших и живших здесь. И, скажем, не только людей, но и иных субъектов, существование которых многие ставят под сомнение. Хотя чем Воланд не шутит.
Славка Даров бывал на Патриарших. Бывал, и не раз бывал, но всё время как-то мельком, впопыхах, одной ногой. То из окна автомобиля глаз выхватит кусок ледяной глади с маленькими фигурками – начинающими фигуристами. То, пробегая мимо по делам, с завистью, в оба глаза, засмотришься на чинно сидящих старушек и неторопливо гуляющих мам с детскими колясками. Но в этот раз, казалось, сама судьба привела Славика к прямоугольнику пруда. Вернее, к дому номер семь по Малому Патриаршему переулку. Слава работал расклейщиком и установщиком наружной рекламы на щитах, растяжках, домах, крышах - в общем, везде, где только возможно. Хорошо, что пока нет рекламы на небе, на облака или, скажем, во снах. Спишь себе, видишь сладкий сон, и вдруг, стоп – мы прерываемся на короткую рекламу, оставайтесь в нашем сне. Хотя всё ещё впереди. Так вот, у нашего героя сегодня был выходной, но у начальства на этот счёт были другие планы. У Славы был ненормированный рабочий день, помогал он нам разбираться в достижениях человеческой мысли в основном по ночам. С напарником-водителем на машине с подъемной вышкой, а вернее, люлькой, как называл её напарник Костян. Иногда так хочется забыть о начальстве, как будто бы его и вовсе нет, но оно само напомнит о себе. Славик был разбужен звонком, отсыпался после ночной смены, и направлен к заказчику, ценному заказчику, за важными документами. «Курьера, что ли, у них нет», - возмущался Славик, пытаясь спросонья попасть ногой в брючину. Он быстро добрался до нужного адреса. Был солнечный июньский день. «В такой день и грех-то спать», - думал Слава, набирая мобильный номер заказчика у нужного дома. И как всегда бывает, заказчик сказал, что у него появилось окно в расписании, и он сам передаст необходимые ценные бумаги. Славик, не попрощавшись, сбросил звонок и уже собирался уходить, как интересная картина, разыгравшаяся у этого дома, смотрящего своими балконами на пруд, заставила его остановиться. К дому подъехал чёрный Мерседес, а за ним белый Лимузин. Из Мерседеса высыпала охрана, осмотрела периметр, расставилась по местам, и лишь тогда из машины появился высокий, средних лет мужчина в белом льняном костюме. Он поднял голову, осматривая дом, и, увидев девушку на балконе третьего этажа, присев на одно колено, начал громко декламировать:
- О, прекрасная Елена. Пятнадцать ноль-ноль на часах. Я припал на колено, что б признаться в сердцах!
Мужчина явно волновался, он запнулся и достал из кармана пиджака листок бумаги, глянув в него, покачал головой и продолжил:
- О, спустись же ко мне, дорогая! Увезу я тебя далеко. Мне известна дорога до рая, доберёмся туда мы легко. Спустись же, любимая, ко мне!
Закончив читать, он хлопнул три раза в ладоши, и из Лимузина с поразительной быстротой выпрыгнуло четверо полных загорелых мексиканцев в ярких пончо, в сомбреро, с гитарами и маракасами в руках. Девушка Елена, увидев их, громко рассмеялась, прикрывая ладошкой личико. Мужчина, явно ободрённый успехом, вскочил с колен и хлопнул ещё три раза в ладоши. Мексиканцы, обступив его полукругом, затянули «Бесаме мучо», а мужчина пустился в странный танец, напоминающий нечто среднее между лезгинкой, фламенко и цыганочкой с выходом. Где-то на середине этого странного по нынешним временам представления на Патриарших, девушка заскучала. Опёршись локтями на перила балкона, она смотрела уже куда-то вдаль, через липы на Малую Бронную. Мужчина же, напротив, всё больше входил в раж, сбросив на асфальт пиджак. У чугунной ограды, разделяющей улицу и Патриаршие, собрались зеваки, с интересом наблюдая за происходящим. Машины, следующие по переулку, слегка притормаживали у седьмого дома, а прохожие, удивлённо качая головами, быстро проходили мимо под пристальные взгляды охраны. Только девушке Елене всё это было, явно, уже не интересно. Она повернулась спиной к улице и, изящно поправив волосы на затылке, вошла в квартиру, закрыв за собой балконную дверь. Заметив исчезновение девушки, мужчина прекратил пляску. Немного отдышавшись, он со злостью сорвал сомбреро с головы рядом стоящего гитариста и в ярости стал пинать и топтать эту ни в чём не повинную соломенную шляпу с широкими полями. Выдохнувшись, он принял пиджак из рук охранника и, бросив на асфальт несколько зелёных бумажек, сел в автомобиль. Охрана проследовала за ним и, с визгом сорвавшись с места два шикарных авто, укатили в сторону Спиридоновки. Мексиканцы, подобрав деньги, ещё долго бранились по-испански, чем ещё больше развеселили собравшуюся публику. Общими усилиями квартета марьячос изодранное сомбреро было прикреплено к голове пострадавшего, и ещё долго слышалось над Патриаршими: «Гринго! Гринго!» Славика, наблюдавшего в толпе зрителей за происходящим, очень заинтересовала эта история. Надо сказать, что Слава в свои двадцать пять лет был не женат, да и девушки у него сейчас не было. Он не считал себя застенчивым, но знакомился с трудом, преодолевая внутреннюю робость усилием воли. Ему казалось, что люди должны сближаться без слов и долгих ухаживаний – по велению сердца и родству душ. Однако девушки так не считали. Он ещё долго сидел на скамейке спиной к дому, часто оборачиваясь в сторону жёлтого дома, нацелившись глазом на балкон третьего этажа. Но девушка Елена так и не появилась. На следующий день Слава, а у него опять был выходной, без десяти три появился на Патриарших прудах. Заняв позицию у ограды напротив дома, он стал ждать, предчувствуя, что продолжение вчерашнего концерта обязательно последует. На балконе было пусто, но дверь была открыта, и лёгкий ветерок то и дело вырывал наружу белую тюль занавески. Без трёх минут три к дому плавно, шелестя шинами, подкатили те же авто. Правда охрана высыпала и из лимузина, явно прибыл ещё кто-то дорогой и важный. Мужчина в чёрном смокинге, с мегафоном в руке сегодня был настроен по-боевому. Он вскочил на капот Мерседеса, ох и не жалко же ему краску, и заговорил в мегафон, растягивая слова, как муэдзин:
- О, прекрасная Елена, свет моих очей. Ведь любовь нетленна, свет сильней ночей! Будь моей невестой, выгляни в окно. Быть нам вместе, вместе суждено.
Естественно, что после такого обращения не только Елена вышла на балкон, но и другие жители дома заинтересовались происходящим. Как и накануне, стали стекаться зеваки и праздношатающийся люд. Елене явно не понравилось столь яркое выступление. Она, чуть перегнувшись за перила, крикнула:
- Будьте добры потише паясничать, Евгений Олегович, вы беспокоите граждан!
- Евгений Васильевич. Сердцу не прикажешь! Девочки, на выход!
Опять же в громкоговорящее устройство усердствовал Евгений Васильевич. Из лимузина выскочила вертлявая женщина в красном костюме, с рулоном ковровой красной дорожки и, пятясь с дурацкой улыбкой, раскатала её от дверцы Лимузина – вдоль машин. Далее четыре топ-модели в шикарных свадебных платьях – розового, голубого, кремового и белого цветов, продефилировали по дорожке и застыли, как манекены с приклеенными улыбками. Евгений Олегович одобрительно покачал головой и опять принялся за своё:
- Елена, милая, на ваш неповторимый взгляд, какое платье лучшее из этого великолепия?
- Евгений Васильевич, я же просила вас не шуметь, у меня мама болеет!
- Узнав о том, что вы выходите замуж, маме сразу же станет лучше. Так какую же из четырёх жемчужин от дизайнерского ожерелья вы выбираете? На мой взгляд, вы будете, неотразимы, просто сногсшибательны в розовом. Да, именно в розовом свадебном платье.
- Я прошу вас не кричать в эту мерзкую штуку!
- Дайте мне ответ, и я сразу же закончу.
- Хорошо, хорошо! Мне нравится больше всего белое. Да, именно белое. Только прошу вас, не пугайте больше никого.
На самом деле Евгений Васильевич, за исключением Елены, никого и не пугал. А наоборот, веселил и вызывал восхищение. Тут и там слышались голоса:
- Во, даёт мужик!
- Мне бы такого, а то мой только футбол смотрит!
-Чего думаешь, дура, соглашайся! Евгений Васильевич бросил мегафон охраннику и, хлопнув в ладоши, приказал:
- Так, ты, в белом, давай раздевайся быстро. И давайте, живо, платье наверх моей невесте. Я хочу, чтобы она вышла ко мне уже в наряде.
Евгений Васильевич, наверное, не знал, что видеть невесту в свадебном платье до свадьбы – плохая примета. Хотя такие, как он, наверняка не верят в приметы. А во что они верят, решайте сами. И сию же секунду к модели в белом платье подлетела вертлявая женщина в красном костюме, и через двадцать секунд платье было снято, сложено в откуда-то взявшийся чёрный пакет с надписью «Gucci». Модель-блондинка осталась совершенно голой, в белых туфлях на высокой шпильке. Она, спокойно виляя узкими бёдрами, под свист и причмокивание собравшихся, дошла до Лимузина и, послав Евгению Васильевичу воздушный поцелуй, села в авто. Остальные модели проследовали за ней. Вертлявая женщина в три приёма собрала дорожку и последней захлопнула за собой дверь белого красавца. В это время охранник, поразительно быстро открыв дверь подъезда с кодовым замком, скрылся внутри и уже через минуту был на своём посту. Публика, затаив дыхание, следила за происходящим. Славику почему-то всё это не нравилось и заставляло краснеть в душе. Елена под аплодисменты ушла с балкона, явно открывать дверь. Но так же быстро, как и вернулся охранник, она появилась на балконе, держа чёрный пакет. Вытряхнув содержимое пакета вниз, она негромко сказала:
- Я не люблю вас.
За содержимым пакета отправился и сам пакет, дверь балкона захлопнулась с такой силой, что зазвенели стёкла. По толпе зрителей прошелся вздох разочарования. Евгений Васильевич невозмутимо, с улыбочкой сел в Мерседес, охранники бросились за ним по своим местам. Кортеж тронулся. Сразу же почти вся толпа бросилась к платью, но, проехав двадцать метров, машины резко остановились. Из Лимузина выскочило два широкоплечих парня, и в три скачка они оказались у платья, которое вовсю перетягивали между собой две бойкие девчушки. Когда над ними нависла угрожающая тень, их руки сами протянули уже лопнувшее по швам эксклюзивное платье хмурым парням в чёрных очках. На этот раз Славик быстро зашагал в сторону метро Маяковская. Его охватило странное чувство. Как будто бы засосало внизу живота. Какое-то смятение и вместе с тем непонятная радость заставляла быстро, сталкиваясь с прохожими, шагать, нет, даже лететь к метро. И хоть Слава видел только издалека лицо Елены, он был готов поклясться, что узнает её из тысячи других. Этим же вечером Слава уже был на работе. Поступил новый заказ. Какой-то сумасшедший, по словам шефа, или просто тот, у кого денег куры не клюют, по словам зама, заказал расклеить по всей Москве на огромных стендах плакаты с фотографией девушки. Красивой девушки с надписью «Я люблю тебя, Елена». Слава, взглянув на плакат, остолбенел – это была она. Девушка с третьего этажа. Славка с напарником Костей работали почти двое суток, спали днём в конторе. Заказ был срочный и щедро оплачен. Костя не узнавал напарника, Славка за работой обычно балагурил, что-то напевал, давал указания, но сейчас был замкнут, тих и хмур. Он было пытался приставать с вопросами, но наткнулся лишь на раздражение и сердитые взгляды. Слава торопился, ему было не до шуток. Он хотел поскорее попасть на Патриаршие пруды и объясниться с Еленой. Сказать, что влюбился, что это по-настоящему. Не так, как тот «артист» на Мерседесе. И что, если он влюбился, то это уже на всю жизнь. Да, пусть он не умеет сочинять стихи и у него нет таких машин, зато он надёжный мужик и зарабатывает тоже ничего. Вообще мысли его были путаны и перескакивали с одной на другую, но решение объясниться было принято окончательно. После окончания ненавистной работы, подремав в конторе, Слава отправился на Патриаршие. Шёл дождь, было полтретьего. Людей вокруг почти не было. Слава без зонта ходил под балконом, ожидая появления Елены. Крикнуть ей он не решался. Это было бы уже слишком. Но неожиданно Елена сама вышла на балкон и с иронией бросила Славику:
- Что, представления ждёте? Что же вы за люди?
- Нет, я вас жду. Вы же Елена, девушка с плакатов, которые по всей Москве развешаны?
- А вы откуда знаете?
- А я их и развешивал…
- И что, вам нравится надо мной потешаться?
- Вы мне нравитесь, Елена.
- Все вы так говорите.
- А вот этот, крутой мужик на Мерседесе, ведь он не только говорит. Он и платье вам подарил, и певцов приводил.
- Знаем мы таких крутых мужиков. Сегодня он перед тобой стелется, а завтра бить начнёт. Не люблю я таких. Мне их денег не надо.
- А каких вы любите? Что нужно сделать, чтобы вы влюбились?
- Нужно быть рыцарем. Совершать настоящие поступки. Сейчас таких мужчин не осталось.
- Это почему не осталось?
- Вас как зовут?
- Слава.
- На себя намекаете, Слава? Ну, хорошо. А могли бы вы совершить настоящий поступок и сорвать эти плакаты?
- На месяц оплачено.
- Ну, вот видите, вы опять про деньги!
- Да при чём здесь деньги! Это просто моя работа.
- А работаете вы даром, что ли? Из-за любви к начальству?
- Да не в этом дело. Вот вы кем работаете?
- Я библиотекарь, но это не важно. Знаете, а если я вас поцелую, то сорвёте все эти мерзкие плакаты?
- А почему они мерзкие?
- Потому что любовь должна быть настоящей и взаимной. Тогда о ней можно всем рассказать. Когда я увидела этот плакат, то у меня появилось такое ощущение, что я там голая. Хотя там только моё лицо… Ну да ладно! Сорвёте, Слава?
- А дальше что?
- Опять вы про то, что будет дальше. Дальше я приглашу вас домой на чашку чая и с мамой познакомлю.
- Хорошо, завтра в шесть утра я буду у вашего дома…
В эту секунду к дому резко подлетел уже знакомый Мерседес. Не успел Евгений Васильевич выйти из машины, как один из охранников раскрыл над ним купол зонта. А второй тем временем достал из багажника треногу, большой котел и ящик с книгами. Евгений Васильевич, казалось, был погружен в думы, но, заметив Славика, раздражённо гавкнул:
- А ты чего здесь трешься?
- А ты что, этот пруд купил?
- Надо будет, куплю. Вали, давай, отсюда!
Охранники повернулись в сторону Славы. Тот глянул лишь на Елену, зябко потирающую плечи, резко развернулся и быстро пошёл, сутулясь от проливного дождя. Он жалел, что разговор пошёл не так, как он планировал, что он нёс какой-то бред о работе, что не признался в любви и что, кстати, у него первый взрослый разряд по боксу. А тем временем второй охранник установил котёл на треноге, бросил туда несколько книг и, облив их бензином, стоял наготове с зажигалкой в руке. Елена не понимала, что происходит. Она сверху почти не видела Евгения Васильевича, закрытого чёрным куполом зонта. Он заговорил с ней первым, громко и отрывисто, чеканя каждую фразу:
- Я знаю, что ты любишь книги. И сейчас ты спустишься ко мне. Я, конечно, могу сам подняться к тебе, но это будет не по моим правилам. Поэтому ты сию же секунду спустишься ко мне!
- Я не сделаю этого.
- Начинай!
Евгений Васильевич махнул рукой, обтянутой в чёрную перчатку. Охранник щёлкнул зажигалкой, и пламя, сначала нехотя, а потом всё увереннее и увереннее стало пожирать книги. Николай Васильевич подошёл к ящику и, отрывая страницы от обложек, бросал их в огонь. Они горели ярко и быстро - несмотря на дождь, бензин делал своё дело. Первая не выдержала Елена:
- Перестаньте! Ведь книги вам не сделали ничего плохого!
- Сделали! Даже очень много плохого сделали, и не только мне. Пушкин, Блок, Есенин, Толстой, Достоевский, Чехов, Гоголь - все они писали о любви. Но её нет, этой самой любви, в жизни, в реальной жизни! Эти книги несут огромный вред. Они сеют разочарование и боль. Я люблю тебя, но ты меня отвергаешь. Я могу дать тебе в миллион раз больше, чем все эти книжки!
- Я всё равно не спущусь, не выйду к вам, Евгений Васильевич.
- Тогда я сделаю так, что ты не сможешь купить необходимое лекарство для твоей матери, и она умрёт. Причём, заметь, из-за тебя.
- Вы не сделаете этого!
- Вот увидишь, сделаю. Кто любит, тот на всё способен. От любви до ненависти – один шаг! Жгите всё.
Последних слов Елена уже не слышала. Славик с огромным трудом уговорил Костика помочь ему сорвать все плакаты с изображением красивой девушки и надписью «Я люблю тебя, Елена», развешанные по всей Москве. И только после того, как Славик отдал ему ползарплаты, а также убедил, что никто ничего не узнает, а ЗИЛок с вышкой он уже взял в аренду на одну ночь, и самое главное, что он подделал документы для вполне законного снятия данных плакатов – Костя согласился. Да, уговорить напарника было всегда нелегко, но если он на что-то соглашался, то делал по-честному, до конца. Всю ночь они мотались по пустынным улицам, срывая и сдирая ещё непросохшие плакаты. Несколько раз их останавливала милиция, пару раз они чуть не столкнулись со своими же машинами, но это их только заводило. К шести утра они, усталые, но довольные подъехали к дому на Патриарших прудах. Костя поднял на вышке Славика к балкону Елены. Тот перелез через перила и тихонько постучал в окно, занавешенное шторами. Елена открыла балконную дверь сразу, как будто бы и не спала. Лицо её было немного опухшим от слёз и бессонницы. Она очень удивилась Славе, не понимая, как он оказался у неё на балконе на третьем этаже:
- Вы, Слава… Как же это вы попали сюда?
- Да вот, Елена, на люльке. А на самом деле на крыльях.
- А он хотел, чтобы я опустилась до него, а вы смогли подняться до меня.
- Елена, у вас заплаканные глаза, что-то случилось?
- Он сделал это, он страшный человек. У меня заболела мама, я поэтому и сижу дома, не могу надолго отлучиться. А сиделка не по карману. А он книги помог мне донести. Я не знала, что он бандит. Или бизнесмен. Честное слово, не знала. А вчера в аптеку пошла, а лекарства нет. Пол-Москвы объездила. Нигде нет. А маме плохо. Она всю ночь не спала. И сейчас стонет. А он тогда без охраны был. Без машины. О поэзии говорил. Говорил, что сам пишет…
Елена вдруг разрыдалась во весь голос, закрывая лицо руками. Слава обнял её, гладя русые волосы:
- Не плачьте, Елена, всё будет хорошо. Я на машине, мы сейчас поедем и найдём лекарство. Мама поправится, обязательно поправиться. А плакаты я все содрал, все до единого, даже на Тверской. Вон в люльке мешок - там остатки нескольких, остальные выкинули. Я люблю вас, Елена, люблю…
Елена начала плакать ещё сильнее. В это время к дому подъехал Мерседес Евгения Васильевича и за ним большой джип. Из него выскочили ребятки с бейсбольными битами. Они стали кричать, показывая на ЗИЛ, что эта та машина, которую они видели в городе. И что это тот, наверху, на вышке, в синем комбинезоне, и срывал плакаты. Славик буквально втащил Елену в люльку, и крикнул Костику, чтобы тот давил газ. Пакет выпал из вышки прямо на голову Евгению Васильевичу. Благо, что там была бумага. Конечно, старенькому ЗИЛу не уйти от погони двух новых немецких машин, тем более с поднятой вышкой, на которой находились Слава и Елена. Явно это понимал и водитель Костя. Через десять метров его зажали с двух сторон, вынуждая остановиться. Но Костя был парень не промах. Он выжал полный газ, резко вывернул руль влево и, протаранив ограду, съехал по ступенькам ресторана, расположенного на берегу со стороны Большого Патриаршего переулка, прямо в пруд. Правда, предварительно успев выпрыгнуть из кабины. Костик не умел плавать. Машина, погружаясь в воду, медленно продолжала движение по глади пруда, как будто это была подводная лодка, увлекая на своей вышке двух молодых людей. Два, уже родных, сердца. Дойдя до центра, машина окончательно остановилась, затонув. Слава и Елена не замечали ничего вокруг. Костя, не умея плавать, бросился от бандитов в воду. Евгений Васильевич, размахивая руками, требовал вызвать катер и вертолет. Солнце начинало новый день. Они чувствовали и видели только друг друга. Стоя в люльке на высоте трёх метров над водой, они просто целовались. Они были одни во всём мире в центре Патриарших прудов.