Москва

       

       1

- Москва, она как женщина. Женщина, с которой ты живёшь. Не обязательно женат, а именно живёшь. Делишь свою постель, спишь под одним одеялом. Но, однажды проснувшись среди ночи, понимаешь, что всегда хотел уйти к другой, к другой женщине. А в эту минуту, в три часа душной столичной ночи эта мысль... - Николай пробежал пальцами по невидимым клавишам рояля, подбирая нужные слова. - Эта мысль вдруг сжимает твоё сердце, как пресс гидравлический. Да, ты не можешь без неё, она нужна тебе. Но и с ней ты задыхаешься. Это тоже любовь, но любовь плотская, любовь с мясом. Кстати, Кирюха, а почему ты не ешь? Мраморное мясо здесь готовят лучше всего в Москве.
- Да, странно от тебя, коренного москвича, слышать такое...
- Коренного? Коренного, как зуб, это ты точно подметил. Врос я в Москву крепко, да и перемолоть многое способен. Без этого здесь нельзя. Это не у тебя в глубинке.
- А при чём здесь глубинка? Здесь дело совсем в другом. В отношении. В любви, как ты правильно говоришь. Для меня Москва, вот ты о женщине заговорил, как актриса, кинозвезда. Её во снах видишь, в мечтах целуешь. И только. Это любовь к идеалу, любовь воздушная, неземная, - Кирилл выпил несколько глотков из фарфоровой чашки, - Не привык я к зелёному чаю. Люблю крепкий чёрный да сахара, чтобы ложка стояла.
- Ты всегда был сладкоежкой. Сколько же мы с тобой не виделись, дружище?
- Пять лет. Да, пять лет, а вокруг всё так изменилось.
- Прогресс, ритм, скорость. Шарик быстрее стал крутиться. Сейчас расслабляться некогда. Стопроцентная концентрация, как на минном поле, литр цинизма и тридцать семь капель равнодушия. Вот рецепт выживания в Москве. Да, ещё крепкие коренные, острые резцы и белоснежная улыбка. - Николай широко улыбнулся идущей к столику официантке. - Девушка, будьте любезны, моему другу чёрный чай, покрепче.
- Какой сорт желаете? - улыбнулась в ответ девушка.
- На ваш вкус, – покраснев, выдавил Кирилл. – Она что, действительно из Китая?
- Нет, конечно, дитя олимпиады. - Николай, прижмурившись, как кот, посмотрел на фигуру удалявшейся официантки.- А повара действительно, но только из Японии. Восток неумолимо движется к господству на планете.
- У нас же многонациональная страна.
- А Москва у нас самый многонациональный мегаполис. Знаешь, если опять провести параллель с женщиной, то жить в Москве - это как жить с гулящей женщиной.
- Коля, да что это с тобой! – Кирилл обиженно отбросил нож и вилку на стол.
 - Что-то ты размяк там у себя в глуши. Пропитался соловьиным пением. Дай мысль закончить. Так вот, приходишь ты с работы. Уставший, злой, голодный. А жена уже дома. Ласковая, красивая. Ужин на столе. И в постели она что надо. - Николай щёлкнул большими пальцами. – Но проблемка в том, что сегодня она до тебя уже ублажила с десяток разношерстных клиентов. И самое главное, что ты знаешь об этом. Знаешь, а поделать ничего не можешь. И до зуда в этих самых коренных тебе хочется собрать вещи и бежать, ехать, лететь куда подальше. К тебе, например, в леса и поля. К истокам. Лечь на землю, прижаться к ней щекой, обнять её и слушать, как растёт трава.
- Это не я размяк. Это вы здесь от красивой жизни с ума сходите. С жиру беситесь. Да, через месяц ты у нас с тоски волком выть будешь. А поля-леса через два месяца замечать перестанешь. Настоящая жизнь – она здесь. Только здесь дышишь полной грудью, миллионы возможностей и тысячи открытых дверей. Бизнес, культура, спорт! Жизнь бьёт ключом.
- И в основном по голове.
- Уж лучше ходить с шишками на голове, но в Москве, чем с шишками в карманах, но в такой дыре, как наша губерния. Миллионы людей просто бредят Москвой. Что раньше, возьми хоть трёх подружек этих, рвались всё в Москву, в Москву! Как их звали-то? В общем, не важно. А сейчас и подавно. У детей спрашиваешь, кем ты хочешь стать? А они поголовно отвечают: хочу жить в Москве. Не кем, а где. А кем стать, неважно, главное, чтобы платили много.
- Это были три сестры.
- Да, хоть три брата-акробата. При чём здесь это. Столько лет не виделись! Я думал, ты мне сейчас парочку рецептов, как стать миллионером, - Кирилл лукаво подмигнул Николаю, - выдашь. Как старому другу, по секрету. Или что-то случилось, или ты меня видеть не рад?
- Устал я как-то резко. Здесь такое часто бывает. Раз – и полная апатия к жизни.
- Ваш чай, пожалуйста. – Официантка поставила перед Кириллом дымящуюся чашку, - Сахар на столе. – И виляя бёдрами, как джонка между скалами, удалилась в море ресторана.
- А слабо тебе махнуть новенькую Тойоту на мои Жигули? Без доплаты. – Кирилл вытряс в чашку половину содержимого сахарницы.
- Не совсем понял, о чём ты? – Николай безразлично смотрел в окно.
- Вот ты параллели постоянно проводишь, и я решил провести. Твоя жизнь в Москве, это, как комфортабельный седан с кондиционером, кожаными сидениями и спутниковой навигацией - полный фарш – так ведь сейчас у вас говорят? Мы тоже в своей глуши кое-что знаем. А вот моя жизнь в нашем городке, это точно Жигули. Я думаю, прелести нашей народной марки перечислять не надо. И я тебе предлагаю сделку. Раз загибаешься здесь, бедненький, - Кирилл покачал головой из стороны в сторону, - То давай ты ко мне, на моё место, я на твоё место – в Москву. Что молчишь? Слабо?
       
       
       2

       Николай собирал свои вещи с остервенением и брезгливостью. Будто это не его пожитки, а вещи краденые. Вещи грязные, и он, боясь испачкать руки, расставался с ними по возможности максимально быстро, бросая их в открытую пасть чемодана. Там он купит что-нибудь новое. Простое, добротное. И главное, немного, только самое необходимое. Например, льняные брюки и льняной пиджак. Ему почему-то казалось, что именно льняные брюки будут гармонично вписываться в простой сельский пейзаж. А пиджак нет, он покупать не будет. Ему и так надоели эти пиджаки и бесконечные галстуки. У него до безобразия много галстуков. Если все эти галстуки связать вместе, то можно будет на них спуститься с балкона его квартиры на двадцатом этаже. Господи, сколько же ненужного хлама мы приобретаем за нашу жизнь! Тысячи приспособлений, которыми можем и никогда не воспользоваться, тонны одежды, которую, одев однажды, мы навсегда забрасываем в тёмный шкаф. А шкаф всё стерпит, там, в его огромном чреве, мы храним своих скелетов, надежду и разочарование. Храним свою вторую кожу, костюмы притворства, платья лицемерия и пижамы равнодушия. Мы привыкли только потреблять, брать, рвать. Постоянно подпитывать своё воспалённое воображение. В нас не осталось былой жажды к жизни, к открытиям и новым вершинам. Уже всё давно открыто и изобретено. Всё давно написано и начерчено. Нам остаётся лишь потреблять. В нас поселился зверь, требующий всё новых и новых покупок. Новых фильмов и песен, новых шоу-программ. Нам постоянно нужен новый утюг, хотя и прежний отменно гладил, нам нужен новый чайник, хотя и старый так же доводил воду до кипения, пусть и на пять секунд медленнее. Нам подавай скороварку, пароварку, овощерезку и кухонный комбайн. Выбор в нашей жизни заключается не в том – открывать нам Америку или не открывать, а какой из двадцати пяти видов йогурта выбрать в супермаркете. Николай с трудом, помогая себе коленом, закрыл чемодан. Если что и взял лишнее, там выброшу. Или раздам соседям. Так, дальше – машина, квартира, недостроенная дача. Как быть с этими гирями? С этим грузом, тянувшим Николая на дно обывательской жизни. Машину он продаст и купит там себе велосипед, а зимой он будет передвигаться пешком. Машины - это не средства придвижения, это зло. Пробки, аварии, они отравители всего живого. Скоро по Москве люди будут ходить в противогазах, а он будет вдыхать чистый и ароматный воздух леса. Он привык даже за хлебом пятьсот метров преодолевать на железном коне. А там будет ходить пешком или бегать трусцой. Наконец пропадёт его пивной животик, мышцы ног обретут былую силу и выносливость. Дальше квартира, её тоже можно продать. Хотя с этим было тяжелее. В ней кроме него прописана бывшая жена. Развелись они давно, у неё есть своя квартира, вернее квартира второго мужа. Николай вдруг вспомнил, что он старше его. Этого Эдика, то ли Дениса. Это вдруг его обозлило, но и быстро прошло. Расстались они с Еленой Андреевной мирно, поняв, что не созданы друг для друга. Хотя им и понадобилось для этого почти пять лет. Детьми они не обзавелись, были вечно заняты работой и погружены в себя. Может ли быть любовь без детей? Но он хотел сначала крепко стать на ноги. Мечтал, чтобы его дети жили лучше, чем он. Хотел им ни в чём не отказывать. Как же это так произошло? Но сейчас это и к лучшему. А дети будут – он мужик ещё – ого! Хотя жена героем и рыцарем его никогда не считала. Елена, конечно, порядочная и не будет ни на что претендовать... Но люди - это страшные создания. Злобные и непредсказуемые. Нет, квартира не сможет его остановить. Даже на половину суммы там он сможет купить себе хоромы. А ему-то всего и нужен небольшой деревянный домик. С русской печкой и геранью на подоконнике. Лишь бы дом был тёплым и за печкой в нём жил добрый домовой. Потрескивают поленья в печном горле, ветер гудит в трубе, дождь тяжёлыми каплями постукивает в окно…

       3

       Кирилл не мог представить, что он скажет жене, как всё объяснит. Почему сначала он уезжает один, без семьи. Конечно, сперва разумно подготовить почву, закрепиться, осесть, пообтереться немножко. Присмотреться, привыкнуть. А уже потом, можно сказать, на всё готовенькое привезти жену и пацана. Но ведь вместе, оно всегда легче. Вместе делить поражения и победы. Поддерживать друг друга в трудную годину, а краткие мгновения радости разделить на всех. Так говорит сердце, а разум твердит иное. Правду сказать, не совсем понятно, что твердит он, но точно, что совершенно противоположное тому, что лепечет сердце. Вот, к примеру, супруга говорит, и Кирилл явственно увидел свою Тоню – хрупкую, болезненного вида женщину. Её как будто всё время заспанные глаза, тонкий нос, бледные губы, волосы, собранные в пучок. Привычная белая блузка, чёрная юбка и туфли-лодочки. Москва, говорит она ровным тихим голосом, это город греха. Соблазн на каждом шагу, встретишь ты там другую женщину. Красавицу белокурую, длинноногую и забудешь про меня дурочку провинциальную. А что любовь? С глаз долой - из сердца вон. Кирилл эти мысли гнал. Что значит, встретит другую…? Он свою Тоньку любит. Всё у них хорошо, душа в душу. Хотя мечты, они, конечно, приключаются. С кем не бывает. Про актрис и звёзд мыслишка иногда да и проскочит. А в Москве-то они, звёзды да красавицы, на каждом шагу. И вдруг не устоит он – Кирилл Кириллович, и закрутит сногсшибательный роман. Как в кино. Но куда ему, ведь он простой, как солёный огурец. Кому он нужен. И они ему не нужны. У нас Тонечкой любовь, и сынишка подрастает. Борьку в хорошую школу пристрою, себе машину крутую куплю, а жена пусть дома сидит, хозяйство ведёт и по салонам красоты ходит. А то бывает, как посмотришь на неё – лохудра лохудрой. Стоп. Закройте эту ледяную воду! А на какие это всё шишы? Это вопрос больше всего беспокоил Кирилла. Здесь он проявит всю выдержку и прочность своего характера. Пусть он несколько стеснительный, провинциальный, но он умеет добиваться своего, достигать поставленной цели. Он может начать с малого. Клевать по зёрнышку. С маленькой должности, и своим усердием и трудолюбием пробиться наверх. А если надо, то и по головам пойдёт. Все так начинают. Может и на вторую работу устроиться. Те же японцы работают круглыми сутками, и ничего. В люди выбиваются. А чем я хуже. Сначала простым работником, потом менеджером, и так далее, пока не стану директором. Кожаное кресло, разговоры по громкой связи, секретарша, деловые обеды, встречи на высшем уровне. Казино, деньги, девочки, дорогой алкоголь, а не эта сивуха по праздникам…

       4

       А на Москву опускался вечер. Было начало осени. Солнце ещё, скорее по привычке, нежели по необходимости, радовало москвичей. Хотя особенно и не грело. За дело брались дожди, мелкие, холодные и затяжные. Вот и сейчас стал накрапывать типичный мерзкий московский дождик. Город жил своей жизнью. Новый Арбат был забит машинами, как узкий горный поток форелью, идущей на нерест. В ресторанах и кафе прибавлялось посетителей. Люди работали, ехали домой, читали в подземке, ходили по магазинам, разговаривали по мобильным телефонам, занимались любовью, рождались и умирали. Город жил своей обычной жизнью. И ему было совершенно наплевать уедет ли Николай Васильевич, или приедет ли Кирилл Кириллович. Продаст ли машину один, и станет ли директором другой. Москва - это Царь Колокол, ударив в который, можно не только оглохнуть, но и ослепнуть. Москва - это глыба, которую никому не вкатить на свою гору. Москва - это и есть сама жизнь.
- Счёт, пожалуйста, – Крикнул Николай, выходя из оцепенения. – Это ты, Кирюха, загнул, махнуться. Да ещё не глядя. Развеселил, ей-богу.
- Хорошая шутка – лучше любого десерта. – Хихикнул Кирилл. – Так, помечтал, и всё.
       Когда принесли счёт, Николай долго изучал его, что-то прикидывая в уме. Затем как бы нехотя достал большой бумажник, отсчитал три тысячи и положил их в кожаную книжечку.
- А с тебя, Кирилл, две пятьсот, – улыбнулся белоснежной улыбкой Николай, подведя итог встрече двух старых приятелей в одном из японских ресторанов в центре Москвы.