Яркий солнечный свет заполняет всю комнату. Я молча сижу за столом, на гладкой поверхности которого ее фотография. Она так красива, будто не из этого мира, а из того, из которого и я. Я уже видел ее, я точно знаю, что видел. Она уже была в моей жизни, просто я не помню, какое место она в ней занимала. От света режет глаза, глянец фотографии оживляет изображение. Ощущение, что я ослеп, ослеп не от солнечных бликов, а от ее красоты. Я поднимаю голову. Передо мной стоит человек в длинной черной мантии, нет, он далеко не ученый. Мой вопросительный взгляд, совсем не к месту, заставляет его поежиться.
- Ты знаешь, что ты должен сделать, - горячо кидает он мне в лицо.
Я лишь легко киваю головой и снова перевожу взгляд на фотографию. Все вокруг резко меняется. Чувство, что я один в комнате, что все вокруг темнеет, я еле различаю в этой тьме цвет ее глаз, больших карих глаз. Со всех сторон на меня давит лед, а они, ее глаза, меня согревают, выводят из состояния полного обледенения.
- Завтра утром ты получишь чек, - эти слова вырывают меня в реальность. Я с трудом поднимаю голову, чтобы впиться взглядом уже в него. Мне нужно забыть о фотографии. Трагично. Я сразу понимаю многое. Вместо мужчины, я вижу ее величие перед собой и осознаю, что когда-то мы были вместе. Я даже вспоминаю свои слова, сказанные тогда: «Пламя. Оно сожжет нас обоих. В этом мире нет места такому пламени».
А еще я помню ее взгляд, после моих слов. В них не читалось ничего, абсолютно ничего. Ни радости, ни горя, ни разочарования, ничего. Но она резко села на пол, обнимая колени руками и опрокидывая на них голову, от чего волна мягких черных волос закрыла ее от меня. Нет, она не плакала, не рыдала. Она просто сидела так, понимая, что я сейчас уйду. И я ухожу.
Медленный разворот в сторону двери, стук обуви по мраморному полу. Боль внутри, понимающая боль. Она остается, она продолжает все так же сидеть, прижимая колени к груди. Я столько хотел сказать ей, но не стал. Я молча покидал ее. Свою богиню, свою женщину. И я ушел.
- Я вас люблю, - произношу я, глядя на фотографию, сочную, полную жизни и красок, фотографию.
Она все так же смотрит на меня с этого цветного листка, перенявшего только часть ее настоящей красоты. Я беру фотографию в руку и сжимаю ее. Я вкладываю в этот жест всю силу, на которую только способен. Я разгибаю пальцы, на моей ладони комок жесткой бумаги. Она там, она еще жива. Она еще внутри. Вся ее стройность и одухотворенность еще дышит. Руки мои леденеют. То, что осталось от нее у меня замедленным движением отправляется в корзину.
Я в незнакомой квартире, абсолютно чужой, но мило обставленной, что располагает. Я уже долго сижу в кресле, я жду ее. С минуты на минуты должна открыться дверь. И, словно по графику, я слышу скребущий душу звук. В комнате темно, а из дверного проема льется жесткий свет от электрических ламп. Но даже он не коверкает ее фигуры. Даже колющая острота не способна умалить ее достоинств. Она входит, не зажигая свет, проходит вглубь. Дверь медленно закрывается, оставляя нас в стонущей тишине, стонущей от молчания. Она не видит меня, но я прекрасно вижу ее. Вижу, как она проходит к кровати, совсем рядом с тем самым креслом, в котором сижу я. Я предчувствую, что она испугается, но я ошибаюсь. Она включает ночник, комната слабо освещена, она видит мои ноги. Но испуга нет. Она этого ждала? Нет, она не могла.
- Что вы здесь делаете? – легко она откидывает прядь черных волос с лица и смотрит в пустоту. Она даже не стала смотреть на меня.
Она садится на край кровати. Я все еще не отвечаю на ее вопрос. Если бы не моя цель, обстановка показалась бы мне очень интимной. Мне так приятно ощущать ее запах. Я чувствую, как пахнет каждая частичка ее кожи.
- Я бы хотела, чтобы вы ушли, - говорит она мне, но я не слышу ее слов. Я стараюсь уловить только ее дыхание.
Странно, оно сбилось, неужели в ней просыпается страх? Я не могу позволить ей бояться себя. Я должен это прекратить. Ночник с прежним упорством заливает светом наши ноги, я замечаю, как блестят ее туфли. На миг я выключаюсь из этого мира, я понимаю, что сейчас мой взгляд скользит от ее начищенной обуви к плотно сжатым губам, накрашенным кроваво-красной помадой. Белая кожа, она идеальна. Она идеальна вся, без остатка. Я хочу быть ближе к ней и поднимаюсь с кресла.
Она смотрит мне в глаза, я жадно ловлю отблески, мерцающие в их насыщенной глубине. Они сейчас так прекрасны со всей своей коричневостью. Это цвет моей жизни. Тонкими пальцами я касаюсь ее шеи, никакого волнения, никакой тревоги. Она тоже спокойна. Я сдавливаю ей горло, она закрывает глаза и, без единого стона, вздоха или крика, повинуется судьбе. Мне легко, она мне помогает, переставая дышать.
- Я вас люблю, - произношу я самые теплые слова всей своей жизни прямо ей в губы, по-прежнему плотно сжатые губы.
Я опускаю своего ангела на мягкую кровать, на гладких простынях даже не появляется складок, на столько она невесома. Я убираю руки и вижу легкие покраснения на ее шее, прекрасно понимая, что прикоснулся к недозволенному. Но уже поздно и ничего больше сделать нельзя. Я сажусь рядом и молча, в полной тишине, встречаю рассвет за окном.
Звонкий и сбивчивый стук ее каблуков по каменной мостовой. Мелкий дождь, к которому я не был готов. На мне обычная одежда, волосы уже намокли. Я иду за ней, иду вдоль сотен высоких окон. Они горят огнем, так же, как и все у меня внутри. Жар и тепло, так же, как и в моем теле. Я быстро догоняю ее, иду рядом. Ее лицо наполовину скрыто легким капюшоном, он колеблется от ветра. Я внимательно разглядываю знакомый профиль. Тишина, воздуха нет, только нежный струящийся аромат, исходящий от нее и смешивающийся с сыростью улицы. Я вдыхаю его, я впускаю его в свое нутро. Она святая, она фея, прогуливающаяся по краю крыши, она ангел, она богиня. Ее черные волосы наполняются блеском сотен фонарей. Только художнику позволено дотрагиваться до ее кожи, покрытой сейчас мелкими прозрачными капельками.
- Не подскажите, который час? – меня останавливает случайный прохожий. Я, наверное, слишком увлекся, идя за ней, и был похож на маньяка.
Да, я стал маньяком, как только в первый раз увидел ее. Я поднимаю руку и отодвигаю плотную черную ткань, покрывавшую серебряный блеск часов. Они стоят, они не идут с того момента, как я узнал, кто я. Они просто стали мне не нужны.
- Двадцать минут двенадцатого, - отвечаю я, не сводя взгляда с двигающегося в темноту силуэта.
Я срываюсь с места и широким быстрым шагом догоняю ее. Она, заметив что-то неладное, оборачивается, и я снова вижу ее глаза. В который раз они заставляют меня замерзнуть от их шоколадного тепла.
- Простите… - голосом, в котором нет места страху, предлагает высказать мне причину своего преследования она.
Я равнодушно молчу, понимая, что слова здесь не нужны. Подхожу ближе. Она холодно смотрит мне в глаза, и я леденею. Это та цена, которую я должен заплатить. И я заплачу. Она не знает меня, но она мой единственный друг. Я еле сдерживаю дрожащую руку, зажимая холодную сталь всей ладонью.
- Я люблю вас, - в который раз эта теплая фраза.
Ее голова откидывается назад. Стена позади нее принимает ее тело в свои объятья. Я чувствую на своих пальцах медленно стекающую жидкость. Она скользит вниз, уже не чувствуя выступы шершавых камней в стене. Я все еще стою напротив, она уже лежит на земле. Нет сил убегать, нет сил уходить, и я стою, смотрю на своего падшего ангела. Как же она прекрасна. Без эмоций я оглядываю усталыми глазами ее хрупкое тело и отпускаю нож в свободное падение до неровного покрытия мостовой.
Она стоит одна на балконе и смотрит в пустоту ночного города. Одинокий стройный силуэт, очерченный облегающим платьем в пол. Я подхожу, не скрывая звук своих шагов. Она не оборачивается, пока я не оказываюсь совсем близко. Прохладный ветерок нежно откидывает ее черные волосы со лба, когда она медленным и размеренным движением поворачивается, смотрит мне в глаза. Я стою рядом, в нескольких сантиметрах от нее, так, что расстояние не ощущается. Вдыхаю терпкий запах ее духов, он врезается мне в память, я плачу, но не одной слезы, глаза сухи. Поднимаю руку и провожу кончиками пальцев по абрису ее лица.
- Я знал, что вы здесь, - тихий голос прорезает холодную тишину.
- Мы с вами знакомы? – спрашивает она, пронзительно вглядываясь в самую глубину моих глаз.
- Я давно наблюдаю за вами, очень давно, - будто сам себе объясняю я.
Она только недоверчиво поднимает брови и удивленно останавливает томность бархатных карих глаз на моей одежде. Черной одежде. Странной.
Я делаю вид, что не замечаю этого. Смутное ощущение страха, дикого страха пронизывает мое тело. Она это замечает, но на лице, выточенном, прекрасном лице, ничего не меняется. Я воспитан так же. Никогда я не показывал своих чувств, своих эмоций. Даже все самые нежные слова, срывавшиеся с моих губ, веяли ледяным холодом.
- Я люблю вас, - незнакомое тепло очертило мои губы. Я снова сказал это. Если бы сейчас нужно было умереть от этого чувства, я бы умер с радостью. В руке знакомый стальной холод, я сжимаю этот лед, я держу его, и вся моя душа, хотя к тому времени от нее мало что осталось, плачет.
Ее тело, такое мягкое, такое податливое, пахнущее так, как, наверное, пахнут ангелы. Оно почти невесомое, я даже не замечаю его тяжести. Оно виснет на моих руках, я крепко держу его, и из моих глаз в первый раз в жизни катятся слезы. Нет, это не рыдания, это спокойное и правильное страдание.
Пистолет так и зажат в моей руке. Я не отпускаю причину ее небытия. Я сжимаю его еще крепче. Мне не хочется никуда уходить. Не моя жизнь, не моя гордость. И я стою, все еще обнимая ее тело. Она умирала уже не раз, умирала от моей руки.
Чек от ее имени я получу завтра утром.