Если кого привлекли "Города наши грешные", то о протогородах тысячи лет назад на землях будущей России (и не только) автор этих строк на портале уже неоднократно говорил. В том числе и о спорах, что считали и - с учетом конкретно-исторических реалий - что можно считать городами.
Еще раз пробегите глазами.
От протославянства к словено-русам - Публицистика, 27.08.2008 22:34
Много Гелонов - Публицистика, 27.08.2008 10:33
4400-летие Словенска Великого - Публицистика, 27.08.2008 10:17
Протогорода типа Аркаима - Публицистика, 27.08.2008 10:05
Сопоставление протогородов В. А. Дергачевым - Публицистика, 27.08.2008 09:53
Городища неолита - Публицистика, 27.08.2008 07:27
Протогорода Великой Скифии - Публицистика, 27.08.2008 07:11
Города времен культуры Винчи - Публицистика, 27.08.2008 06:55
Древо ностратических языков - Публицистика, 26.08.2008 07:51
Роль русского в единстве державы - Публицистика, 26.08.2008 07:19
В язык играют настоящие мужчины - Публицистика, 26.08.2008 07:02
Гаплогруппы и языки Евразии палеолита - Публицистика, 25.08.2008 21:36
Возвышение гор Рип - Публицистика, 25.08.2008 21:22
Всемирный послеледниковый потоп - Публицистика, 25.08.2008 20:00
Такое вот оледенение - Публицистика, 25.08.2008 18:44
Точка на карте - Публицистика, 25.08.2008 18:25
Ареалы селищ и городищ с 5 – 6 вв. н.э. на рисунке даны по В.В.Седову
с учетом ряда известных работ выдающегося слависта, академика РАН.
Начнем, пожалуй.
Рис. 57. показывает распространение памятников волынцевской культуры с 7 – 8 вв. н.э.
а – памятники волынцевской культуры; б – территория дулебской и антской групп (известны с 6 и 4 веков); в – ареалы северных групп восточного славянства;
г – ареалы рязанско-окских могильников; д – ареал салтово-маяцкой культуры
Основными поселенческими памятниками волынцевской культуры являются селища, которые по своим топографическим особенностям и общему облику сходны с поселениями предшествующей поры. Они устраивались на невысоких участках надпойменных террас и на всхолмлениях среди речных долин. Но это поселения сарматского и скифского времени, с корнями в античных временах.
Есть в культуре на границе Украины и России и поселения, что располагались на относительно высоких местах. В целом преобладают селища сравнительно небольших размеров, но известно немало и крупных, площадью 6-7,5 га. Для характеристики их планировки данных мало. На самом Волынцевском поселении (Украина, Сумская обл.; см. Интернет) на раскопанной площади в 4800 кв. м открыта 51 постройка жилого и хозяйственного назначения. Они принадлежат к нескольким строительным периодам, но подобное известно и многим ранним поселениям-городам Руси и России.
Можно говорить о расположении строений здесь четырьмя компактными группами, внутри которых жилища размещались кучно и бессистемно, как и в самом раннем Новгороде.
Волынцевские поселения почти не имели укреплений. Однако некоторые из них размещались на городищах, основанных в скифское время. И это еще раз подчеркивает их включение в многовековые отечественные традиции градостроительства.
Жилищами служили полуземлянки, подквадратные или прямоугольные в плане, площадью от 12 до 25 кв. м. Большинство их было опущено в грунт на глубину от 0,4 до 1,2 м. Преобладали жилища со стенами каркасно-столбовой конструкции (с горизонтальной бревенчатой или плетневой облицовкой). Но примерно подобное, правда – с использованием шкур и костей мамонтов, известно и палеолитическим Костенкам 25 – 40 тысяч лет назад.
Раскопками зафиксированы и срубные полуземлянки волынцев. Перекрытия жилых построек были двускатными и поднимались над стенами на высоту до 1,2 м. На деревянную кровлю насыпали нетолстый слой земли с глиной. Для входа делались коридорообразные ступенчатые вырезы. Нередко в постройках имелись ямы-хранилища, вырезаемые в полу или уходящие подбоем в стену. Кроме того, вне жилищ на поселениях обычны наземные и ямные хозяйственные строения. Как видно, волынцевские жилища идентичны полуземлянкам других славянских регионов раннего средневековья. Но подобный тип жилья встречается на просторах России со времен палеолита.
Сопоставительный анализ характерных маркеров волынцевской культуры обнаруживает ее близость к именьковским древностям, которые в конце IV-VII в. получили распространение в Среднем Поволжье (от нижней Камы до Самарской луки; см. Интернет) Известно 600 памятников именьковской культуры раннего средневековья, включая десятки городищ Среднего Поволжья, но в свободном Интернете картографии этой культуры пока нет. http://www.ksu.ru/archeol/srednev.htm
Свойственные волынцевской культуре горшки с цилиндрическим верхом и высокими плечиками были весьма характерной формой и именьковской керамики. Волынцевские миски в равной степени сопоставимы с именьковскими. Тем и другим древностям свойственны однотипные глиняные сковородки. Единственным орнаментом именьковской керамики, как и волынцевской, были пальцевые вдавления по венчику.
Однотипны поселения волынцевской и именьковской культур. Жилища именьковской культуры – опущенные в грунт прямоугольные в плане строения каркасно-столбовой, реже – срубной конструкции – сопоставимы с волынцевскими. Отапливались они также глиняными печами, каменками или очагами. В волынцевском ареале также известны глиняные печи, каменки и очаги. Но в именьковских жилищах чаще встречаются очаги, в то время как на поселениях волынцевской культуры доминировали печи, а очаги свойственны только постройкам раннего этапа. Для поселений обеих культур весьма характерны ямы-кладовки однотипного строения (колоколовидной или цилиндрической формы, стенки обмазывались глиной и иногда обжигались).
Грунтовые могильники именьковской и волынцевской культур состоят из однотипных захоронений по обряду кремации умерших на стороне. Там и тут очищенные от углей и золы кальцинированные кости помещались в неглубоких ямках и сопровождались глиняными сосудами.
Заметна однородность экономики волынцевского и именьковского населения. Их культуры характеризуются одинаковым земледельческом укладом. Им свойственны одинаковые орудия сельскохозяйственного труда, идентичны культивируемые растения, тождественны соотношения долей животноводства и охоты, однороден видовой состав домашнего скота.
Установлено, что в конце VII в. основная масса именьковских поселений (а их археологам известно более 600) и могильников прекращают функционировать. Раскопки их показывают, что селения не были разгромлены или сожжены. Они были оставлены именьковским населением. В силу каких-то обстоятельств обширные плодородные земли Среднего Поволжья оказались опустошенными. Земледельцы этого региона вынуждены были искать новые территории для своего расселения.
Именно в конце VII в. в Днепро-Донском междуречье археологически документируется появление крупных масс нового населения, которое создает волынцевскую культуру, безусловно продолжившую традиции именьковской. Причиной миграции именьковского населения по В.В.Седову стало появление на Волге воинственных орд тюркоязычных кочевников .
Вместе с тем известна активность арабов по привлечению славян в 7 – 8 вв. на свою сторону. В конце 7 века славянский князь Небул перешел со своими 30 тыс. гвардейцев, служивших Византии, на сторону арабов. Правда, продался всего за колчан золотых номисм – монет (но за подобное служил первоначально Риму и Аттила). Около 737 г. арабский полководец Мерван (будущий халиф) вывел свои войска на Славянскую реку (Дон или Волгу). И переместил оттуда 20 тысяч славянских семей в округу Кавказа. Так подрывались тылы Хазарии, которая тогда интегрировала значительную часть населения Руси на борьбу с внешней угрозой. А в северных землях усиливалось влияние скандинавов, которые подмяли в 8 веке под себя княжения славян округ Полоцка и Новгорода (по русским летописям, княжения существовали со времен смерти Кия; вероятно участие дружин из этих княжений в походах на Дунай и Византию). Военно-экономический потенциал именьковцев мог использоваться в противоборствах за влияние в раннесредневековой Руси.
По В.В.Седову, именьковская культура связывается со славянским этносом. Ее носителями были славяне, составившие крупную культурно-племенную группировку после гуннского погрома Черняховского ареала. В этой ситуации какая-то часть (довольно многочисленная) антов в конце IV в. переместилась из этого ареала в Среднее Поволжье, где и основала именьковскую культуру.
Славянская атрибуция населения именьковской культуры находит подкрепление в лингвистических материалах. Согласно В. Н. Напольских в пермских языках имеется ряд праславянских лексических заимствований, которые относятся ко времени до распада пермской этноязыковой общности, то есть они не могут быть позднее середины I тыс. н. э. Заслуживает особого внимания присутствие в перечне этих заимствований лексемы рожь. Как известно, до славянского расселения в восточноевропейских землях рожь не культивировалась. Польский исследователь К. Яжджевский утверждает, что эта сельскохозяйственная культура и в Средней Европе получала распространение только в процессе расселения славян.
Меньшая часть именьковского населения, по всей вероятности, не покинула Средневолжские земли. П. Н. Старостин считает, что отдельные группы именьковцев ушли в глухие местности Поволжья, в частности в регион р. Черемшан, где в керамических материалах болгарского времени проявляются некоторые особенности именьковской посуды. На поселении Криуши в слоях IX-XI вв. открыты полуземляночные жилища славянского облика. Нередкой находкой на этом памятнике являются горшки с высокой цилиндрической горловиной, напоминающие именьковскую керамику . Подобные сосуды с полосным лощением встречены на Суварском, Танкеевском и Муромском городищах, а также в Болгарах и ряде памятников Нижнего Прикамья. Кроме того, на территории Волжской Болгарии на поселениях Белымерское, Хулаш, Кайбельское, Малопальцевское и других обнаружена славянская керамика X-XII вв.
Вместе с тем велика вероятность, что именьковская культура все же была полиэтничной – наряду со славянами уже тогда в этом регионе проживали финно-угры и тюрки.
Отчасти В.В.Седов это и признает.
Население Волжской Болгарии было разнородным в этническом отношении, что отмечено Ибн Фадланом, посетившим это раннегосударственное образование в составе посольства багдадского халифа в 922 г. Он называет племена болгар, эскель, сиван, баранджар и сакалиба. Последним термином (ас-акалиба), как известно, восточные средневековые историки и географы называли славян, которые играли не последнюю роль в Волжской Болгарии. Ибн Фадлан именует это государство «страной Сакалиба», а хана Алмуша – царем сакалиба. В восточных источниках IX-X вв. неоднократно называется «Славянская река». Ал-Би-руни достаточно определенно свидетельствует, что этой рекой в то время была Волга.
По В.В.Седову, именьковская группа славян в течение трех столетий проживала в Среднем Поволжье изолированно от остального славянского мира. Это не могло не привести к зарождению некоторых языковых особенностей диалектного характера. Представляют интерес топонимические изыскания О. Н. Трубачева, которым выявлена архаическая (реликтовая) группа водных названий, локализуемая в левобережной части Днепра и в бассейне верхнего и среднего течений Дона, включая часть речной системы Северского Донца. Это – преимущественно «гидрографические термины, характеризующие особенности воды, ее течения ("продолговатый", "тенистый, грязный", "непроточный", "обтекание" и т. п.)», с элементами специфической семантики, с реконструируемым праславянским причастием от несохранившегося в славянских языках глагола. «По всем признакам это древнейший разряд гидронимов», – подчеркивает исследователь. Произведенное им сравнение этих гидронимов с большой группой праславянских гидрографических терминов, собранных и проанализированных Ю. Удольфом, продемонстрировало обособленность (диалектность) рассматриваемых названий воды левобережно-днепровского и донецко-донского ареала .
Это условная изолированность в условиях активизации экономических и других связей вдоль основных русских рек в начале средневековья.
Рис. 59 отражает распространение памятников роменской и боршевской культур , отчасти в связи с волынцевскими традициями.
а – памятники роменской и боршевской культур и подобных им древностей Окского бассейна; б – ареал салтово-маяцкой культуры (с 7 века); в – ареал дулебской и антской групп (4 – 6 вв.); г – ареал кривичей смоленско-полоцких (с 6 века);
д – ареал славянской группы, представленной браслетообразными незавязанными височными кольцами; е – ареал муромы;
По В.В.Седову, картография достаточно определенно указывает на связь территории волынцевской и генетически связанными с ней роменской, боршевской и верхнеокской культур. Здесь сосредоточена основная часть архаических славянских названий. Кроме того, они в меньшем числе известны в соседних землях, куда проникли носители названных культур или их потомки, в том числе в западных районах ареала салтово-маяцкой культуры. Есть подобные гидронимы еще в междуречье Дона и средней Волги, о которых пока нельзя сказать, отражают ли они инфильтрацию волынцевско-боршевского населения или это следы миграции носителей именьковской культуры на запад. Выявляются единичные гидронимы той же архаической группы на северном побережье Азовского моря, происхождение которых объяснить пока затруднительно.
В.В.Седов напоминал, что в «Описании городов и областей к северу от Дуная» – историческом документе, условно называемом «Баварский географ», содержится одно из первых упоминаний этого этнонима (Ruzzi) [см.: Города наши грешные].
По палеографическим особенностям рукопись «Баварского географа» исследователи относят к первой половине IX в. (Р. Новы, Э. Херрманн), по историческим реалиям, связанным с описаниями племен Моравского Подунавья, – ко времени около 817 г. (Л. Гавлик), в связи с историей ободритов – к 40-м годам IX в. (В. Фритце) или к периоду «вскоре после 795 г.» (Л. Дралле). А. В. Назаренко склонен датировать дошедшую до нас рукопись второй половиной IX в., отметив при этом, что определить, является ли она оригиналом документа или копией с более раннего оригинала, невозможно . Так можно с уверенностью утверждать, что «Баварский географ» является памятником IX в., и следовательно, содержащиеся в этом памятнике сведения синхронны поздней волынцевской культуре и развившимся на ее основе культурам роменской, боршевской и верхнеокской. А. В. Назаренко заметил, что написание этнонима русь в этом документе свидетельствует о проникновении его в древневерхненемецкие диалекты не позднее IX в. А это явно не от варягов-гребцов.
По рис. 24 (правая часть) показана историческая ситуация в Юго-Восточной Европе в первой половине IX в.
а – археологические ареалы славян; б – территория салтово-маяцкой культуры;
в – ареал волжских болгар; г – ареал муромы; д – ареал мордвы;
е – хазарские крепости, выстроенные византийскими мастерами в 830-х гг.(возможно, с участием и именьковцев);
ж – хазарские городища, на которых византийскими строителями в те же годы были воздвигнуты каменные фортификации; з – прочие крепости Хазарского каганата;
и – места находок пяти- и семилучевых височных колец (четвертой группы по Е.А.Шинакову); к – этнонимы «Баварского географа»
По данным В.В.Седова, до 30-х годов IX в. на северо-западном пограничье Хазарии имелись лишь городища, возникшие еще в скифское время. Они располагались на труднодоступных мысах коренных берегов рек и воспринимались средневековым населением как естественно защищенные места, подходящие для обеспечения безопасности жителей близлежащих селений. Их плановая структура зависела исключительно от природных факторов. Население салтово-маяцкой культуры лишь усилило некоторые из таких городищ дополнительными деревоземляными укреплениями. Но вновь это лишь очередное свидетельство продолжения античных традиций градостроительства на землях России, так как Хазария – всего лишь одна из десятков государственных образований (Киммерии, Великой Скифии, Сарматии, Боспорского царства и т.п.) на российских землях за несколько тысяч лет
В 30-х и, возможно, частично в 40-х годах IX в. на северо-западном участке границы Хазарского государства – по берегам р. Тихая Сосна (правый приток Дона) и в верховьях Северского Донца – выстроены крепости нового. Они имеют отчетливо геометрическую планировку (тяготеют к прямоугольникам), а по периметру защищены стенами, сложенными из обработанного камня или кирпича. Природные факторы в их обороне играли второстепенную роль, естественную защиту имела лишь одна, выходящая к реке, сторона крепости.
Правда, хотя бы этим крепости продолжали традиции более ранних городищ.
На северо-западном пограничье салтово-маяцкой культуры В.В.Седов отметил обследование семи крепостей-городов (пусть и малых). Это – городища Алексеевское, Верхнеолыланское, Верхнесалтовское, Колтуновское, Красное, Маяцкое и Мухоудеровское. Г. Е. Афанасьев отнес эти раннесредневековые крепости к особому (четвертому) типу и показал, что они не имеют никакой связи с местным фортификационным строительством. Их плановая структура и строительные приемы не обнаруживают местных корней и восходят к традициям иноземной крепостной архитектуры. Произведенное этим исследователем сопоставление каменных крепостей на северо-западных рубежах Хазарии с синхронными хазарскими фортификациями Дагестана, Прикубанья и Крыма выявило заметные различия между ними.
Очевидно, что возведение каменных крепостей на пограничье Хазарского государства с ареалом славян – носителей волынцевской и роменско-боршевской культур было осуществлено при участии пришлых мастеров из Византийской империи, имевших большой опыт в строительстве военно-фортификационных сооружений такого типа [112]. Исследователь Верхнего Салтова В. А. Бабенко еще в начале XX в. утверждал, что каменная крепость здесь была выстроена византийцами, приглашенными хазарами.
Ныне вносятся некоторые уточнения в эти сюжеты отечественного градостроительства (. Афанасьев Г.Е. Донские аланы. - М., 1993) .
Параллельно со строительством новых крепостей на северо-западных рубежах Хазарии мастера из Византии, вероятно, реконструировали и старые укрепленные пункты. Один из них – Дмитриевское городище –исследовано С. А. Плетневой . Установлено, что в 30-40-х годах IX в. на поселении, веками занимавшем площадку размерами 200 х 40-100 м, по периметру были возведены мощные «двухпанцирные» стены из белого камня. Возможно, здесь могли поработать как прошедшие школу Византии славяне, так и выходцы из Болгарии. Эту версию С. А. Плетневой известный археолог не поддержал.
По причине, что Хазария и Дунайская Болгария были разделены значительными пространствами и не контактировали между собой ни непосредственно, ни опосредственно.
Каменные крепостные стены, подобные фортификациям Дмитриевского поселения, археологически выявлены еще на четырех пограничных хазарских городищах – Кабаново, Коробовы Хутора, Мохнач и Сухая Гомолына.
Картография каменных крепостей Хазарского государства, выстроенных в византийской военно-инженерной традиции, достаточно надежно указывает на то, что все они предназначались для защиты северо-западных рубежей. За ними на север и запад простирались земли славян-русов, которые основали раннегосударственное образование – Русский каганат. Очевидно, последний и стал в эти годы IX в. угрозой Хазарии. Другого крупного соперника Хазарского государства в Восточной Европе в это время просто не было. Роль скандинавов в этом каганате уточняется.
Ранее Хазарский каганат имел мощные крепости в основном на юго-востоке, где существовал грозный соперник в лице Арабского халифата, то в 30-х годах IX в. Хазария вынуждена была делать территориальные уступки. И с помощью византийских инженеров и строителей создать мощную линию крепостных сооружений, способную выдержать натиск своего крепнущего соседа – Русского каганата, на своих северо-западных рубежах. Затем византийские мастера – вероятно – привлекались и к строительству первых русских каменных храмов, включая соборы Софии в Новгороде и Киеве.
Безрезультатные попытки установить контакты с Византией в первой половине 9 века, по-видимому для В.В.Седова, были расценены в Русском каганате как недружественные. И последовала ответная акция – нападение русов на византийский город Амастриду (около 820, 840 или 842 г.). Он был избран для военного набега не случайно. Амастрида была административным центром Пафлагонии, а строители Саркела и, по всей вероятности, хазарских крепостей на пограничье с Русским каганатом были мастера именно из этой византийской фемы. Там, кстати, проживало и немало славян.
О нападении «варваров росов – народа, как все знают, дикого и жестокого» на Амастриду рассказывает «Житие Георгия Амастридского», которое согласно изысканиям В. Г. Васильевского и И. Шевченко было написано Игнатием до 842 г. В этой связи время погрома русами Амастриды определяется чаще 840 г., то есть вслед за неудачной попыткой их кагана наладить отношения с Византией .
Для изучения Русского каганата представляют интерес нумизматические материалы IX в. Картография кладов куфических монет первого периода их обращения в Восточной Европе, то есть до 830 г. , показывает, что абсолютное большинство этих находок приходится на территорию Русского каганата. Аналогичная ситуация наблюдается и во втором периоде обращения восточных монет в Восточной Европе (от 830 г. до конца IX в.). Следовательно, на юге Восточно-Европейской равнины в IX в, ведущая роль в распространении восточных монет и, очевидно, в торговых операциях со странами Востока принадлежала не Хазарии, а Русскому каганату.
В восточноевропейских кладах дирхемов первой трети IX в. преобладают монеты, чеканенные в африканских центрах Халифата и поступавшие в Восточную Европу караванными путями через Кавказ. В. Л. Янин показал, что африканские дирхемы чеканились по норме около 2,73 г и русская денежно-весовая система складывалась на основе этих монет: в гривне IX-X вв., имевшей вес 68,22 г, содержится 25 дирхемов африканской чеканки, и эта гривна в то время была равна 25 кунам. Это дало основание исследователю утверждать, что становление древнейшей русской денежно-весовой системы восходит к IX в., поскольку позднее в Восточной Европе широкое хождение получили уже дирхемы азиатской чеканки, которые весили около 2,85 г . Следовательно, становление древнейшей русской денежно-весовой системы должно быть отнесено к раннегосударственному образованию Днепро-Донского междуречья – Русскому каганату, на территории которого сконцентрирована большая часть дирхемов африканской чеканки.
С выводами В. Л. Янина не согласился А. В. Назаренко, который утверждает, что в основе денежно-весовой единицы – золотника на Руси лежит арабский динар или византийская номисма (около 4,3 грамма золота). Ее возникновение в IX-X вв. было вызвано потребностями торговли как с Арабским Востоком, так и с Византией. Но и в этом случае роль Русского каганата Днепро-Донского региона была определяющей. Согласно А. В. Назаренко, структура русского «денежного счета IX в., благодаря устойчивым торговым контактам Руси с Баварской восточной маркой», оказалась заимствованной в Баварии уже к рубежу IX-X вв.
В начале XX в. австрийский нумизмат Цамбауэр на основании восточноевропейских находок подражаний дирхемам высказал догадку об их связи с чеканкой монет, возможно имевшей место и в Хазарском государстве. Позднее эту мысль развивал А. А. Быков, утверждавший, что в Хазарии в VIII-IX вв. действительно чеканилась своя монета по образцу дирхемов; чеканка велась по мере надобности, а не постоянно . Более осторожно писал об этом А. П. Новосельцев, по мнению которого вопрос о чеканке монеты в Хазарском государстве пока нельзя считать решенным .
Картография находок подражаний восточным монетам не обнаруживает какой-либо связи их с Хазарией. Основная масса подражаний локализуется в ареале волынцевской культуры и сформировавшихся на ее основе древностей IX-X вв. Если в IX в. на юге Восточно-Европейской равнины действительно велась чеканка монет по образцу дирхема, то ее следует связывать не с Хазарией, а с Русским каганатом.
Завершая рассмотрение вопроса о нумизматических находках на территории Русского каганата, нельзя не отметить, что восточноевропейские находки византийских монет IX в. также связаны преимущественно с землями этого политического образования. В частности, это монеты императора Михаила III, с начала царствования которого в Византии стала известной Русская земля: «...наченшю Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руска земля» . Но, правда, завалены просторы будущей средневековой Руси тысячами еще римских античных монет, а затем и множеством ранних византийский.
Определить, где была столица Русского каганата, пока не представляется возможным. Не исключено, что таковая в этом зарождающемся государстве еще не сформировалась, подобно тому как не было столицы в раннем Франкском государстве, где резиденции властителей были разбросаны по его территории.
http://rusograd.xpomo.com/sedov1/sedov6.html
Если вернуться к рисунку 59, то можно заметить следующее.
Среди роменских поселений, наряду с селищами, идентичными волынцевским, довольно много было именно городищ. Устраивались они – по античной традиции - или на мысах коренных берегов рек, или в болотистых долинах рек и, таким образом, получали хорошую естественную защиту. Часть таких поселений имела еще и искусственные оборонительные сооружения - валы и рвы. К городищам с напольной стороны обычно примыкали неукрепленные селения, по площади значительно более крупные (1-1,5 га). В деснинской части территории роменской культуры неукрепленные селения часто располагались независимо от городищ и характеризуются несколько большими размерами. В бассейне Десны городищ вообще меньше. Такое различие между регионами роменского ареала обусловлено ситуацией того времени. На юге и юго-востоке носители роменской культуры соседили с племенами, враждовавшими со славянами. Здесь начиналась экспансия Хазарского государства на славянские земли. Постоянная опасность нападения потребовала сооружения множества укрепленных поселений.
http://lib.crimea.ua/avt.lan/student/book5/part1/p1_9.html
Основным типом славянских поселений VIII-X вв. в Верхнеокском регионе были селища. Городища, столь характерные для роменской культуры, здесь немногочисленны - не было необходимости постоянной защиты от набегов кочевников. Некоторые из них почти не имеют культурных напластований. В ряде случаев славяне заселили более древние городища. Рядом с городищами, как правило, расположены селища с отложениями рассматриваемого времени. Но основная масса неукрепленных поселений была разбросана на широкой территории Верхнего Поочья вне зависимости от городищ.
Селища VIII-Х вв. характеризуются значительными размерами. Площадь их обычно от 2,5 до 6 га. Одним из наиболее изученным памятником этого времени является селище Лебедка, расположенное на невысоком дюнном всхолмлении на берегу р. Цон. Его протяженность вдоль реки 280 м, ширина от 30 до 60 м. Раскопками Т.Н.Никольской изучено 840 кв. м площади поселения [47]. К VIII-Х вв. относятся полуземляночные жилища того же типа, что и на роменских поселениях. Такие же постройки с глинобитными печами раскопаны на селище в пос. Кромы и на городище Лужки. Застройка, судя по данным раскопок поселения Лебедка, была кучевой.
Рис. 24 (левый) отражает основные памятники пеньковской культуры с 5 (4 ?) – 6 вв.(ныне часть ее чаще именуют киевской). а - поселения; б - могильники. Ареалы: в - пражско-корчакской культуры; г - колочинской культуры; д - ипотешти-кындештской культуры; е -- культуры морешти; ж - византийские города и крепости; з - памятники кочевых племен
1 - Алчедар; 2 - Лопатна; 3 - Ханска III: 4 - Селиште (поселения I-III и могильник); 5 - Реча; 6 - Бранешты; 7 - Скок; 8 - Лукашевка;
9 - Данчены; 10 - Кобуска-Веке; 11 - Стручены I--III; 12 - Костешты I-III; 13 -- Ханска: 14 - Пиков; 15 - Якушин; 16 - Глинское;
17 - Самчинцы: 18 -- Семенки; 19 - Кисляк: 20 - Куня; 21 - Ладыжин; 22 - Скибинцы; 23 - Балашовка; 24 - Гайворон; 25 - Ивановка:
26 - Ивановка 2; 27 - Семеновка; 28 - Кочубеевка; 29 - Белая Церковь; 30 - Вильховчик; 31 - Гута-Михайловская; 32 - Григоровка;
33 - Цибли; 34 - Домантово; 35 - Сушки; 36 - Крещатик; 37 - Будище; 38 - Стецовка; 39 - Беляевка; 40 - Великая Андрусовка (четыре могильника); 41 - Пеньковка-Луг I; 42 - Пеньковка-Луг II, 43 - Пеньковка-Молочарня; 44 - Хитцы; 45 - Прогресс; 46 - Засулье; 47 - Полузорье; 48 - Дериевка; 49 - Осиповка: 50 -- Чернещина; 51 - Богатое; 52 - Игрень; 53-54 - Волосское; 55 - Звонецкое;
56 - Алексеевка; 57 - Хортица; 58 - Скелька; 59 - Дмитриевское; 60 - Липцы: 61 - Сухая Гомольша: 62 - Петровское; 63 - Задонецкое;
64 - Занки; 65 - Таранцево; 66 - Студенок; 67 – Пастырское (Черкасская обл., Украина).
Основным типом поселений пеньковской культуры являются открытые селища, занимавшие участки первых надпойменных террас в долинах небольших рек или ручьев, иногда располагались на останцах. Для поселений выбирались места, которые не требовали сооружения искусственных укреплений. Реки, леса и болота служили им естественной защитой. Рядом с поселениями обычно находятся легкие для пашенной обработки земли и пойменные луга для выпаса скота.
Площадь большинства пеньковских селищ не превышает 2-3 га, значительная же часть их занимала 0,5-1,5 га. На большинстве поселений одновременно существовало от 7 до 15 домохозяйств. Так, на селище Семенки раскопками зафиксировано 11 таких дворов, в Селиштах - 12, в Ханске II - 16. Но было и немало селений с меньшим числом хозяйств. На поселениях Кочубеевка, Скибинцы и Сушки их выявлено от четырех до семи.
Преобладала бессистемная застройка, постройки ставились на расстоянии 15- 40 м друг от друга. На крупных и достаточно хорошо исследованных поселениях отмечена концентрация жилищ группами. Рядный тип застройки прослежен на некоторых поселениях Молдавии (Реча , Старые Малаешты, Хуча) и в Поднепровье (Стецовка).
Основным типом жилища пеньковской культуры были подквадратные в плане полуземлянки площадью от 12 до 20 кв.м, по основным показателям идентичные пражско-корчакским постройкам. Глубина котлована жилищ - от 0,4 до 1 м. Стены построек были срубными или столбовыми, преобладали срубные жилища. В Днепровско-Днестровском междуречье на их долю приходится около 75%, в Днепровском левобережье - 79%, в Прутско-Днестровском регионе - свыше 80%.
В ареале пеньковской культуры известно и несколько укрепленных поселений. Одним из таковых является городище Селиште в Молдавии, исследованное раскопками почти полностью [5]. Поселение было устроено на возвышенном мысу с крутыми обрывами при впадении ручья Ватич в р. Реут. С напольной стороны его защищали оборонительная стена и глубокий каньон. Размеры городища - 130 х 60 м.
Одним из интереснейших памятников пеньковской культуры является городище, расположенное на р. Сухой Ташлык в бассейне Тясмина близ с. Пастырское и занимающее площадь около 3,5 га. Его валы и рвы были сооружены еще в скифскую эпоху и позднее не возобновлялись. В VI-VII вв. население воспользовалось старыми укреплениями, может быть, лишь несколько подправленными.
В научной литературе высказано предположение, что Пастырское городище было центром производства пальчатых, зооморфных и антропоморфных фибул. На поселении найдено несколько кладов, в составе которых были антропоморфные фибулы, звездовидные серьги, браслеты с расширенными полыми концами, шаровидные полые подвески с гроздевидными отростками, бубенцы и иные подвески. Наличие в двух кладах звездовидных сережек, отлитых по одной матрице, свидетельствует об их местном изготовлении. Находки на городище инструментов ремесленников позволили воссоздать процесс изготовления бронзовых браслетов с полыми концами и штампованных подвесок. Художественный стиль большинства пастырских украшений имеет придунайские истоки. Местные мастера нередко копировали дунайские прототипы, но и творчески развивали ювелирное дело. Результатом последнего стало появление пальчатых и антропоморфных фибул днепровского типа.
Пастырское городище было торгово-ремесленным поселением, в котором, по-видимому, проживало разноплеменное население. Кроме типично славянских полуземлянок, указывающих на то, что жителями городища были в основном славяне, здесь исследованы остатки четырех сооружений, определенно свидетельствующих об оседании тюркоязычных кочевников.
Наряду с Пастырским городищем наследовали градостроительные традиции античного времени и иные городища пеньковской культуры.
Рисунок 28 указывает на основной регион распространения преимущественно славянских (антских) пальчатых фибул: а - места находок фибул; б - коренной ареал антов (пеньковская культура); в - область активного антского расселения (ипотешти-кындештская культура); г - ареал аварской культуры.
Как правило, рядом с местами массовых находок просматриваются и сравнительно крупные поселения.
Рис. 60 определяет ареал псковских длинных курганов, а соседний – регион распространения браслетообразных сомкнутых височных колец около середины I тысячелетия н.э.
а - могильники с длинными курганами псковского типа; б - места находок браслетообразных височных колец середины I тысячелетия н.э.; в - ареал тушемлинско-банцеровскои культуры; г - ареал позднедьяковской культуры
К сожалению, исследование поселений этой культуры на начальной стадии.
Вместе с тем, нетрудно заметить, что в этом регионе находятся такие будущие средневековые города как Изборск, Псков, Великие Луки, Демянск и ряд других. Скандинавской Ладоги еще века два невидно. Обычай сооружения длинных курганов не был привнесен переселенцами, а зародился уже тогда, когда они осели в Новгородско-Псковской земле. Раскопками установлено, что длинным курганам предшествовали грунтовые захоронения. Еще в 60-е годы Г.П.Гроздилов в могильнике Лезги недалеко от Изборска около одного из удлиненных курганов обнаружил грунтовое захоронение по обряду трупосожжения. Оно находилось в небольшой ямке и сопровождалось немногочисленным инвентарем, типичным для культуры псковских длинных курганов . Тогда же С.Н.Орлов (учеником которого является автор этих строк) исследовал грунтовой могильник в уроч. Кобылья Голова между деревнями Полосы и Самокража в нижнем течении р. Мсты (Окуловский район, радиоуглеродные даты около 520 г. н.э.). Остатки трупосожжений здесь также помещались в неглубоких круглых ямках .
Все погребения были безынвентарными, но расположение могильника рядом с курганной группой, включавшей длинные курганы, дает основание относить памятник к началу средневековья.
В 70-х годах при раскопочных исследованиях на оз. Съезжем в Хвойнинском р-не Новгородской обл. Е.Н.Носов (ныне академик РАН) открыл грунтовой могильник, находящийся рядом с длинными курганами. Раскопано было семь захоронений в небольших ямках, из которых два находились в глиняных лепных урнах-горшках, а три сопровождались вещевым инвентарем (спекшиеся синие стеклянные бусы, фрагменты бронзовых пластинок и браслета, оплавленные кусочки бронзы и железный нож). Исследователь вполне оправданно считает, что эти грунтовые погребения предшествовали длинным курганам .
Известные поселения культуры псковских длинных курганов преимущественно селища. Однако известны они пока лишь по поверхностным обследованиям и в очень небольшом количестве. Говорить о застройке и размерах поселений преждевременно. Раскопками на селище, расположенном на оз. Съезжее рядом с упомянутыми выше грунтовым и курганным могильниками, были открыты остатки жилой постройки столбовой конструкции. Ее размеры 5,3 х 6,9 м, пол был опущен в грунт на 5-18 см. Отапливалось жилище очагом-каменкой без свода . Небольшими раскопками исследовалось и поселение Варшавский шлюз III при впадении р. Горюнь в Чагоду, имевшее размеры 140 х 60 м. Рядом находились два синхронных ему курганных могильника. На селище в раскопе площадью 344 кв. м открыты остатки трех жилищ, стоявших вдоль берега реки. Они реконструируются как наземные срубные постройки размерами от 4,1 х 5,3 до 5,1 х 8,4 м с печами-каменками. Собраны немногочисленные находки - железные нож, шило, рыболовные крючки, бронзовая пронизка, стеклянные и хрустальные бусы .
Миграционный поток населения, достигший бассейнов озер Псковского и Ильменя, первоначально, как уже отмечалось, не был этнически однородным. Среди переселенцев были не только славяне, но и, по всей вероятности, более или менее многочисленные группы западнобалтского населения, о чем свидетельствует топонимика южных районов Нов-городско-Псковского края. Исследователи неоднократно обращали внимание на присутствие в ареале псковских длинных курганов немалого числа водных названий балтского происхождения, хотя здесь могут быть следы и ностратического содружества.
Какая-то часть их, допускают, восходит к периоду раннего железа (т.е. 10 – 7 вв. до н.э.), когда в регионе прибалтийских памятников культуры текстильной керамики получила распространение штрихованная глиняная посуда, свидетельствуя об инфильтрации балтского этнического компонента в среду прибалтийско-финского населения и раннего праславянства.
Об этнической принадлежности населения культуры псковских длинных курганов в научной литературе было высказано несколько предположений, ныне представляющих – по оценке В.В.Седова, - чисто историографический интерес. Доводы исследователей о неславянской принадлежности псковских длинных курганов были рассмотрены и отвергнуты им в монографии, посвященной этим древностям, а затем и в статье, специально написанной по этому поводу . Но мысль о неславянской атрибуции рассматриваемых памятников все же встречается в региональных работах.
Вместе с тем, относя культуру псковских длинных курганов к славянскому этносу, необходимо иметь в виду, что в составе населения, оставившего эти памятники, были не только славяне, но и балты, пришедшие вместе с ними, а также местные прибалтийские финны.
Рис. 62 указывает на распространение браслетообразных сомкнутых височных колец около середины I тысячелетия н.э.
а - памятники с находками браслетообразных колец. Ареалы: б - летто-литовских племен; в - культуры псковских длинных курганов; г - каменно-земляных курганов IV-V вв.; д - тушем-линско-банцеровской культуры; е - колочинской культуры;
ж - позднедьяковской культуры; з - мощинской культуры; и - пражско-корчакской культуры; к - пеньковской культуры; л - регионы финноязычных племен (А - эсто-ливских; Б - веси; В - мери; Г - муромы; Д - рязанско-окских могильников;
Е - мордвы; Ж - марийцев. Некоторые регионы очерчены по более поздним данным) 1 - Городня; 2 - Казиха; 3 - Прудники; 4 - Свила; 5 - Бельчицы; 6 - Микольцы; 7 - Мядельское городище; 8 - Васильковка; 9 - Дедиловичи; 10 - Аздятичи; 11 - Рудня;
12 - Вороники; 13 - Акатово; 14 - Близнаки; 15 - Демидовка; 16 - Отмичи; 17 - Топорок; 18 - Бородинское; 19 - Троицкое; 20 - Дьяково; 21 - Луковня; 22 - Щербинка; 23 - Боршева; 24 - Попадьинское; 25 - Попово; 26 - Безводнинский могильник;
27 – Сужда
Это нередко индикаторы городищ.
Браслетообразные височные украшения рассматриваемого типа известны и за пределами ареала городищ тушемлинско-банцеровской культуры в более восточных землях . Они найдены на позднедьяковских (москорецких и верхневолжских) городищах - Боршевском, Топорок и Отмичи, на Попадьинском селище. Из слоев городища Луковня происходит браслетообразное кольцо с утолщенными концами . Их датировка устанавливается материалами Троицкого городища, верхняя дата жизни на котором ограничивается V - началом VI в..
Население Верхневолжья и Москворечья, по всей вероятности, в некоторой степени было родственно племенам тушемлинско-банцеровской культуры. Об этом наряду с особенностями домостроительства и вещевым инвентарем говорит керамический материал. Анализ глиняной посуды Щербинского, Троицкого и Неждинского городищ выявляет весьма интенсивные связи с Верхним Поднепровьем. Близость керамических форм дает основание полагать наличие в позднедьяковской и тушемлинско-банцеровской культурах родственных этнических компонентов, что обусловлено прослеживаемым археологически движением групп верхнеднепровского населения в западные районы дьяковской культуры, имевшим место в первой половине I тыс. н.э. Для одних ученых привлекательны поиски однозначных этнических привязок этих культур ( и возможности таких привязок по мере большей тщательности исследований почти исчезают). Для других ценен полиэтничный характер этих культур – и здесь немало хороших перспектив.
Да, вероятно, в большинстве население, в состав женских украшений которого входили браслетообразные височные кольца, было славянским. В середине и третьей четверти I тыс. н.э. оно расселилось в Полоцком Подвинье, Смоленском Поднепровье и части районов Волго-Окского междуречья среди аборигенного балтского и, вероятно, мерянского населения. Каких-либо местных корней этим украшениям выявить не удается. С этого времени эти височные кольца стали характерным украшением одной из славянских племенных группировок и были в употреблении вплоть до XIII в. включительно. Но нельзя было запретить носить подобные украшения финно-угорским и балтским женщинам – сказывалось хотя бы влияние средневековой моды.
Массив населения середины и третьей четверти I тыс. н.э. с находками браслетообразных височных колец был весьма многочисленным и довольно активным. От него исходили мощные импульсы, оказавшие заметное воздействие на жизнь и культуру соседних племен. То обстоятельство, что памятников этого времени с находками таких украшений немного по сравнению с древностями XI-XIII вв., не может быть использовано для утверждения о малочисленности пришлого населения или слабой распространенности браслетообразных колец.
Рис. 65 определяет распространение новгородских сопок и длинных курганов смоленско-полоцкого типа с 7 – 8 вв. Архаика 7 века в этих памятниках незначительна, но она есть.
а - могильники с сопками; б - могильники со смоленско-полоцкими длинными курганами.
Ареалы: в - псковских длинных курганов; г - тушемлинско-банцеровской культуры; д - мощинской культуры; е - вятичей (VIII в.) ; ж - роменскои культуры
Тушемлинско-банцеровская культура сформировалась в результате эволюции днепро-двинской культуры раннего железного века, принадлежащей к одной из племенных группировок днепровских балтов. В первой четверти I тыс. н.э. днепро-двинские племена испытали некоторое влияние со стороны зарубинецкой культуры, но этноязыковая сущность их осталась неизменной. Переходный период, когда днепро-двинская культура трансформировалась в тушемлинско-банцеровскую, по-видимому, продолжался не одно столетие, поэтому начальную дату тушемлинско-банцеровской культуры определить затруднительно. Согласно изысканиям Е.А.Шмидта, эта культура датируется временным промежутком от перехода местного населения днепро-двинской культуры с городищ на неукрепленные поселения до появления в этом регионе нового типа погребальных памятников - длинных" курганов смоленско-полоцкого типа. Переход днепро-двинских племен на селища завершился к IV в., поэтому тушемлинско-банцеров-скую культуру исследователь датирует IV-VII вв., что подтверждается и вещевыми находками .
И относительно рядом (максимум в двух-трех километрах) со всеми точками карты есть различные средневековые населенные . Старая Ладога, Новгород, Шимск, Старая Руса, Демянск…
Только по представленным данным число раннесредневековых поселений (до 9 века) на территории будущей Руси - понятно, очень приблизительно, - достигает 0,9 – 1,2 тысяч. Из них около трети имеют корни в античном времени, особенно в южных регионах России. Конечно, провести необходимые уточнения могут только коллективы исследователей. Но такие уточнения давно назрели.
Да и без детализации понятно.
При учете всего массива современных археологических и иных исследовательских достижений уже никогда «никакая проваряжская сволочь» не осмелится начинать историю Руси (и России) только со чтимых и насаждаемых неомасонством для русской ментальности варягов (викингов, норманнов). Это «начинание» имеет смысл для апологетики династии Рюриковичей. Но и до Рюрика на российских землях всяких династий хватало – "гиперборейских" и киммерийских, скифских и сарматских (возможно, с праславянами-сколотами), готских и гуннских, аланских и тюрских, Боспорского царства и Хазарии, приазовских болгар…
Все эти династии не были сиротами на огромной земле свое великой Родины.
Это упорный неонорманизм все продлевает и продлевает «виртуальное сиротство» реальных древних народов России и множества ее реальных древних городов.
Ради какой такой "полезной для России" политики ?!