Ангел c душой демона.. Александру Блоку

Омичка
Осенние ноты Александра Блока. Триптих


У него глаза такие, что влюбиться каждый должен.
А.Ахматова

Она исчезает, во мраке она растворится,
А он не окликнет. Останутся только стихи.
Лишь маски мелькают в метели, теряются лица.
За ним, как метель, незнакомка напрасно летит.

Смеется старик, в эту бездну его увлекая,
Молчит пианист, и хрипит обреченно рояль,
И только цыганка, из вьюги немой возникая,
Танцует, над бездною, сбросив одежды, он шаль

Протянет ей снова, укутает он обнимая,
О, жрица немая, с тобой откровенен поэт.
Тебе он поверит, актрисы притворно рыдают,
И громко смеются враги, и прощения нет.

Игрушка судьбы, чародей запоздалой метели,
Куда он несется, и с кем проведет эту ночь
В пылу маскарада, куда его тройки летели,
И черная роза покорно лежала у ног.

Страшна его власть, а стихи его странно прекрасны,
И Демон безумный, впервые парит в небесах.
Молчит Пианист, все мольбы и усмешки напрасны.
Коснуться щеки, утонуть в этих синих глазах.

И после не жить, а писать и случайно встречаться,
И память хранить о растаявшей где-то вдали,
Отчаянной встрече, им было обещано счастье.
Безумное счастье, но им не дожить до любви.



Думали человек, и умереть заставили.
М.Цветаева

Кто был в аду, и страсть кого кружила,
От маскарада к балу унося.
Когда душа летит в порыве живо,
Но дивное порочное дитя,

Он в зеркалах уже не отражался,
И так боялся навсегда пропасть,
И пред толпой покорно обнажался,
Не в силах одолеть и власть и страсть.

Бесстрастный, он казался воплощеньем
Того, что было городу дано.
И лишь потом нахлынуло забвенье
И до утра кровавое вино

Он пил опять на острове страданий,
Где пахло и болотом и тоской,
Куда он шел в минуты одичанья,
На Невском, над застывшею Невой,

Какая-то отчаянная дева,
Звала его по имени опять.
А после пела, но о чем же пела?
Так только девы могут увлекать.

И не узнав ее, и не поверив,
Он был так одинок на том мосту.
И облака, как яростные звери.
Ему опять страдания несут.

И ветер, словно бог иных сказаний,
То ласков, то отчаянно жесток,
Его еще подхватит на прощанье,
И бросит на ладонь его листок.

А что потом? Лишь сон о скорой смерти,
И до небес отчаянный пожар
На площади Дворцовой снова встретит.
Он бунта этот яростный кошмар.

Но это после, а пока, в тревоге
От бала к маскараду уходя.
Зачем он снова медлит по дороге,
Все адские круги давно пройдя.

№№№№№№№
Он осень не любил самозабвенно,
Как гений наш из золотого века.
Она была сурова и надменна,
Она лишала и тепла и света.

И холода ее оцепененье,
И бедной музы робкие шаги-
Все уводило в полночь и забвение,
И темные Невы опять круги

Все виделись, когда один во мраке
Он вышел этим воздухом дышать.
Все знавший о грядущей нашей драме.
Он мог потом поэму написать.

О том, как души светлые темнели.
И исчезали в полночи глухой,
О том, как и страдали и болели
Тела, а над застывшею рекой

Лишь Двойники отчаянно и немо
Взирали на любовников шутя.
Актриса, и почти стальное небо
Годов лихих невинное дитя,

Как мог он оставаться в этом мире,
Который всех калечил в час расплаты,
И Незнакомки все парят над ними.
И двойники уводят их куда-то.

О, запоздалой готики порывы,
Прорывы в бездну, как не утонуть.
А говорят, что был тогда счастливым,
Но пусть со мной поспорит кто-нибудь.

Он был земле отчаянным укором,
Минор Шопена в душах их парил.
Он осень не любил, и умер скоро
В том августе он этот мир забыл.

№№№№№№
Очнуться и снова забыться,
Вина и вино -все едино.
И с болью немой очевидца,
Он видит, как души и льдины

Летят в этом сером просторе,
И там, в ресторане темно.
Цыганка, на радость и горе
Гадает, и пахнет вино

Каким-то отчаянным ядом.
И снова в порыве тоски
Очнуться, забыть и рад бы
Свои записать он стихи.

Да только печально и горько,
В безверии жить и роптать.
О, этот полет, эта готика.
Но встанет над миром опять.

Красив и божественно - светел,
Мрачнейший из всех в этот миг,
Он мир этот радостно встретил,
Но странно отторг его мир.

И в ужасе грез задохнулся,
И кончился век серебра.
Ушел и уже не вернулся.
Нелепа, жестока игра.

И снова нахлынула осень.
Искала его и ждала,
Но черные листья и звезды
Другим в этот час отдала.

############

Есть в напевах твоих сокровенных
Роковая о гибели весть.
А.Блок

Муза снова явилась к поэту и долго парила,
И присела устало, и что-то твердила о том,
Что прекрасна и жизнь, и судьба и удача любила
Этот тихий и тайной окутанный в полночи дом.

Он смотрел удивленно и ей он поверил едва ли.
Но она улыбнулась, и скрылась , шуршали шелка.
И какие-то райские птицы за ней улетали.
И бессильно махнула прекрасная в кольцах рука.

Он стоял у окна, и хотел ее снова увидеть.
Но туманная даль унесла ее ночь эту вновь.
И тогда научился поэт эту жизнь ненавидеть,
И твердил , что ему не нужны ни мечты , ни любовь.

Сон во сне - эта ночь, и она в голубом на мгновенье.
Кто же может помочь, и кому позвонить в этот час.
Но вернулось в тиши, но пришло к нему вдруг вдохновенье
И печали пропали, и пишет поэму сейчас.

Только тайна и свет никогда не спасают от боли.
И в полете ином, он останется вечно вдали.
А она? В этот миг мы ее называли Любовью.
Да, усталая муза говорила ему о любви.

Дама в синем, мечта, и стихия, которая рядом,
И в пустынной дали растворяются снова мечты.
Не зови, не ищи, пусть вернуться такая отрада.
Но ее удержать не сумеешь, о, ангел мой, ты.

И она уходила, казалась порой виноватой,
Но невинная была, и без слез ты ее отпусти.
И шуршали шелка, и духи уносились куда-то.
Что еще  оставалось, лишь грезы, туман и стихи.