Военные игры смертных

       

      Это утро выдалось особенно прекрасным. Солнце вставало над лежащим в долине городом, золотя купола собора и отражаясь яркими игривыми бликами в реке, отделяющей город от возвышенности. Я стоял на холме, прикрывая глаза ладонью и изучал городской пейзаж, что лежал передо мной, как на ладони. Братья давно уже встали и были на лугах, косили траву для скотины, отец заперся в цехе и священнодействовал - обращал в йогурт утренний надой молока. С нашей специфической сущностью это не составляло особого труда - уже вечером можно было везти в город свежую партию самого вкусного в этих краях йогурта. Не зря же людская молва приписывала ведьмам и вампирам способность заквашивать молоко одним своим присутствием.
      Наверное, людей удивило бы присутствие целой семьи вампиров в непосредственной близости к людскому поселению, но только так мы были в безопасности и не вызывали подозрения. Считается, что вампиры - одиночки. Как получилось, что три брата и отец одновременно стали бессмертными? Это долгая история, и началась она 104 года назад. Наша мать была обращена вампиром, когда младшему из ее сыновей, то есть мне, было 3 месяца, а старшему 4 года. Отец узнал это, но не выдал ее священникам, не прогнал, а нашел способ, как остаться по прежнему семьей. Он переехал в пригород, подальше от большого скопления людей и построил ферму, где начал разводить скот. Кровь животных и стала пищей нашей матери. В отличие от человеческих предрассудков, вампиры могут быть на свету, потому никто ничего не заподозрил, тем более мама открыла небольшую лавку, где торговала продукцией, полученной с фермы. Прошло 22 года счастливой жизни, пока одним прекрасным утром в городе не стали умирать люди. Вскоре было объявлено, что в городе началась эпидемия чумы. Ничто не могло остановить быструю поступь неумолимой смерти, косившей жизни одну за одной. И тогда, чтоб спасти своих родных, мать была вынуждена нас всех обратить.
      Чтоб никто не задумался, почему пятеро людей выжили, когда погибло почти все население города, мы перебрались в соседний густонаселенный город и надолго осели в нем, лишь переезжая время от времени в другой его район. Мы, наверное, и до сих пор жили бы там, если бы 11 лет назад военные и ученые не открыли охоту на вампиров. Вычисляя и вылавливая наших собратьев, они отправляли их в лаборатории, где ставили эксперименты по созданию генетически модифицированных людей, обладающих большей живучестью, чем простые люди. Уже не совсем люди, но и не вампиры, эти модификанты, как их называли, получили от нас повышенную способность к регенерации, выносливость и выживаемость организма, но так и не стали полноценными вампирами. Вместо крови они восстанавливали свои силы специальной искусственной сывороткой и поэтому полностью зависели от командования и спецмедиков. В погоне за новым генетическим материалом почти все вампиры были уничтожены, лишь нам удавалось скрываться, потому что никто не мог предположить, что целая семья может быть обращенными бессмертными.
      Но однажды на нас все же вышли, точнее на нашу мать. Никто из нас не смог бы ее спасти - военных было слишком много и среди них были модификанты последнего поколения, достойные противники настоящим вампирам. Решив, что вампир только наша мать - они забрали ее в неизвестном направлении. Она лишь просила нас не пытаться спасти ее, а жить своей жизнью. Не знаю, как потом у отца хватило сил перенести эту потерю и удержать нас от мести и попыток спасти ее. И тогда мы покинули место, где провели 71 год своей жизни. Тут, на холмах вблизи живописной долины, в которой раскинулся маленький провинциальный городок, мы и нашли свой новый дом, построили ферму и стали лучшими поставщиками йогурта в округе. Нашей пищей стала кровь свиней, наиболее приближенная к человеческой, а коровье молоко - заработком, который позволял покупать все необходимое для существования. В память о маме мы возвели каменную стелу рядом с домом, на которой выбили ее имя и портрет. Мы не смогли похоронить ее тело как положено, потому этот памятник заменил нам ее могилу.
      Странно, что все это вспомнилось, пока я стоял на холме, наблюдая, как плавно и величаво выкатывается из-за горизонта ярко-апельсиновое солнце. Может потому что часто задумывался о том, что маме наверняка понравилась бы эта долина. Тут густая и сочная трава, по склонам холмов текут чистые прозрачные ручьи, а весной вся земля усыпана ярко-синими мелкими цветами, которые она так любила. Теперь она мертва окончательно и больше никогда не увидит своими глазами всю эту красоту. Мои размышления прервал голос старшего брата:
      - Что замечтался? Эти виды каждый день одни и те же, а коровы сейчас хотят есть. Мы привезли травы, а ты пойди покорми животину.
      Пришлось отправляться в загон, оставив мячик солнца в одиночку катиться по утреннему небу.
      Вечером йогурт был готов, и разлив его по закупленным заранее банкам, отец загрузил ящики с товаром в повозку. Сегодня была очередь Джеда, среднего брата, везти йогурт в город. Вернулся он мрачный, но с хорошей выручкой. На вопрос, что случилось, Джед рассказал, что на западе на территорию страны вторглась армия соседнего государства, и нам была объявлена война. За одну ночь бомбовыми ударами были разрушены два наиболее близких к столице города. Сама столица не пострадала, нападение отбили, но вражеские войска стремительно продвигаются вглубь страны и скоро могут оказаться здесь в долине. В городе объявлена мобилизация населения для отправки на фронт.
      Отец выслушал новость с абсолютно каменным лицом, затем сложил руки на столе и обвел нас тяжелым взглядом.
      - Что ж, парни, значит пришло время нам снова срываться с места. Войны людей не касаются нас, бессмертных. Мы можем построить себе новый дом в любой части мира и быть там счастливы. Сейчас мы поедим - я только что сцедил свежей крови на ужин, немного поспим, чтоб выдержать долгую дорогу, а под утро отправляемся в путь.
      Он уже собирался выйти из-за стола, чтоб принесли пищу, но средний брат грохнул кулаком об стол.
      - Отец, неужели за все эти годы мы стали такими выродками, что для нас не осталось ничего близкого и дорогого? Мама любила эту страну, этих людей, здесь она погибла, защищая нас, и здесь ее могила, вся память о ней. Она бы никогда не захотела, чтоб мы выставили себя трусами и предателями. Это и наша земля, неужели мы сможем так просто уйти отсюда?
      Лицо отца порозовело от гнева, подскочив к Джеду, от со всей силы ударил его кулаком в лицо. Брат отлетел к дальней стене, и врезался спиной в крепкий дубовый шкаф, сломав его в мелкие щепки.
      - Как ты смеешь так говорить? Эта могила пуста, тело вашей матери осквернено и уничтожено смертными, которых ты защищаешь. А земля - ничто, она одинакова везде, куда ни плюнь. - Отец пытался снова кинуться к Джеду, но старший брат, Марк, схватил его за плечо, а я заступил собой лежащего на полу Джеда.
      - Прекрати, отец, или я забуду, что нас связывает кровное родство. Может, мы и стали бессмертными, но часть человеческой сущности осталась в каждом из нас. Может быть она есть и в тебе, если ты не убил ее годами скорби и ненависти к людям.
      Пока Марк говорил, в его глазах плясали опасные красные искры, в голосе прорезалось зловеще шипение, и стали заметны удлинившиеся острые клыки. Уже очень давно я не видел его в таком состоянии, с того самого дня, когда после ухода военных, уводящих нашу мать, он бесновался в сарае от бессильной ярости. Если все это не прекратить, может произойти страшное. Когда в схватку вступают вампиры, часто исход бывает смертельным для одного из них, а нас тут четверо, и ни один не останется в стороне, если начнется семейная разборка. Но похоже, что изменения Марка заставили отца одуматься. Его плечи поникли, он опустил руки и тихо вздохнул:
      - Ладно, давайте решим это все утром, на свежую голову. Судя по новостям время у нас еще есть. А сейчас всем ужинать и отдыхать.
      Утром я проснулся позже обычного. Что-то явно не давало покоя. Во дворе было слишком тихо. Обычно в это время братья уже кормили свиней, а отец занимался коровами. Но сейчас на ферме не было слышно признаков работы. Выйдя на улицу, я замер в дверях. Отец сидел на веранде сам не свой, поникший и угрюмый, держа в руке смятый лист бумаги. Почувствовав мое присутствие, он поднял на меня потухший взгляд и протянул листок.
      - Мне надо было раньше догадаться, что эта бешеная парочка выкинет что-то подобное. Хорошо, что они не потащили тебя с собой.
      Развернув бумагу, я бегло пробежал глазами по неровным, написанным второпях строчкам: "Папа, прости, мы не могли иначе, потому отправляемся на фронт. Не волнуйся за нас - все будет хорошо, мы не настолько беззащитны, как люди. Кан, ради памяти мамы, не повторяй нашей выходки. Отцу нужна твоя поддержка - береги его. Война закончится раньше, чем у нас появится реальный шанс упокоиться. Ваши навсегда, Джед и Марк".
      Значит, братья все же решили защищать эту землю от врагов. Даже не смотря на то, что сами уже не относятся к человеческому роду. Отец продолжал сидеть на ступеньках веранды и покачивался вперед-назад, тихо и зло бормоча себе под нос:
      - Идиоты! Вампиры в человеческой армии - позор на мою седую голову. Мать Тьма, защити этих неразумных детей.
      Молча я сел рядом с ним и прислонился головой к его плечу.
      - Не переживай - они могут о себе позаботиться. А я не брошу тебя, дождусь их возвращения.
      Отец тяжело вздохнул и положив ладонь на мою голову, ласково взъерошил мне волосы.
      - Что ж, сынок, тогда будем ждать их вместе. Все же Марк прав, даже у вампиров должна быть своя территория, которую стоит защищать от захватчиков. Просто вы мне слишком дороги, и я пытался уберечь вас от опасностей этого мира, забывая, что вы давно уже не дети.
      Больше не было сказано ни слова - мы поняли друг друга с одного взгляда. Отец встал с веранды и отправился в цех. Война войной, но людям нужна пища, особенно сейчас, в такое тяжелое время.
      День прошел, как обычно, но мне не хватало присутствия моих братьев. То и дело казалось, что с лугов доносится голос то одного, то другого. Но это был лишь обман обостренного переживаниями вампирского слуха. Отвозя вечером в город очередную партию йогурта и творога, я услышал новости, которые меня встревожили. Говорили о том, что в дневном бою армию противника отбросили назад, но подоспело подкрепление, и сейчас в паре километров от города идут тяжелые кровопролитные бои. На подмогу городу бросили отряд модификантов, но это слишком мало, чтоб остановить надвигающуюся армию. Принеся домой это известие, я постарался пересказать его отцу как можно оптимистичней, но у самого на душе скребли летучие мыши. Снова пришла ночь, принося с собой необходимость ложиться спать. Хоть и прошло столько времени со времени переезда сюда, но я не могу привыкнуть к тому, что в целях маскировки мы должны спать ночью и заниматься своими делами днем. А этой ночью еще как назло что-то странное ворочалось в груди, не давая отключиться.
      Луна уже переваливалась через верхушку неба, когда откуда-то издалека раздался приглушенный звук взрыва, затем еще один. Прислушавшись, я понял, что со стороны города доносится минометный огонь. Затем словно раскаленный стальной прут вонзился мне в сердце, опаляя страшной болью и жутким холодом. Перед глазами промелькнуло лицо Джеда, затем Марка, из моего горла толчком выплеснулась кровь и растеклась лужицей на полу. Одновременно с этим в соседней комнате страшно закричал отец. Уже вбегая к нему, я знал, что случилось непоправимое - мои старшие братья были мертвы, погибли, попав под минометный обстрел. Даже вампир не может спастись от такого страшного изобретения человечества, как взрывчатка. В ту ночь я первый раз в жизни видел, как плачет мой отец. Даже когда мы таким же образом ощутили смерть мамы, он держался, казался холодным, как могильный камень, стараясь не показать своей слабости и поддержать нас. Но теперь он больше не мог сдерживать чувств. И он потребовал, умолял памятью матери и братьев, чтоб я ушел прочь, подальше отсюда, и выжил. Его пальцы были холодней льда, когда он сжал мою руку:
      - Кан, я должен остаться, этого требуют остатки моей чести. Но ты должен уйти, только так мы все останемся жить - в твоей памяти. Когда закончится война, ты вернешься, если захочешь, но сейчас обещай, что сохранишь свою жизнь.
      Поцеловав его ледяную ладонь, я покачал головой:
      - Ты сам сказал, что мы давно уже выросли и стали взрослыми для своего собственного выбора. Потому прости, если я не послушаюсь тебя. Я не брошу ни тебя, ни этой земли, за которую сегодня погибли мои братья, ни фермы. Смирись, папа, и не осуждай, прошу.
      И мы заснули своим мертвым сном - он на кровати под домотканым одеялом, я на полу возле окна, укрывшись длинным осенним плащом Марка.
      Серое утро приветствовало нас невыносимым запахом гари, звуками далекой автоматной перестрелки и встревоженным мычанием коров в сарае. Что-то насторожило меня, а тут еще и отец осторожно подобрался к окну и выглянув наружу, приложил палец к губам. Приподнявшись с пола и так же осторожно выглядывая сквозь тонкую занавеску, я рассмотрел поднимающийся по склону отряд примерно из двадцати человек в незнакомой, черно-зеленой форме. Над городом в долине поднимались густые столбы жирного черного дыма. Похоже, что город все же пал, а к нам на ферму сейчас направлялись торжествующие захватчики. Мысленно ругаясь, что на ферме нет никакого оружия кроме двух охотничьих винтовок, с которыми братья ходили добывать волчьи шкуры, и нескольких длинных кинжалов, я полз к оружейному шкафу. Солдаты уже поравнялись с изгородью, когда мы с отцом засели с винтовками у окон дома. Незваные гости без особых опасений выломали калитку и проникли во двор, оживленно переговариваясь на незнакомом гортанном языке и время от времени смеясь каким-то своим шуткам.
      Два наших одновременных выстрела свалили пару самых ближних к нам солдат, остальные громко вопя и ругаясь, рассыпались по двору, прячась за кучей старых ящиков и низким дровяником. Немного придя в себя от неожиданности, они открыли автоматную стрельбу по дому. Перебравшись в соседнюю комнату, чтоб видеть скрытую из зала часть двора, я смог подстрелить еще одного врага. Похоже, они поняли, что их атакует не целый отряд, а всего несколько человек и сосредоточили огонь на окнах, не давая нам высунуться ни на секунду. Отец прислушался и кивнул на стену. Прислушавшись, я тоже услышал этот звук - пока часть солдат поливала железным дождем наши окна, несколько человек по-пластунски ползли к дому. Мы ничего не успели сделать, кроме как кинуться в разные углы комнаты, прячась за мебель, когда в комнату влетело несколько гранат. Взрыв ослепил и оглушил меня, отшвырнув в соседнюю комнату и привалив какими-то досками. Я почти ничего не слышал и не видел, когда мое тело волокли куда-то за ноги. Кто-то окатил меня водой из бочки, смывая с лица затекающую в глаза кровь. С трудом приподняв веки, мне удалось рассмотреть людей, держащих моего отца за вывернутые за спину руки. Меня держали в той же позе, и в данный момент старательно пытались привести в себя.
      Глупцы, они еще не знали, с кем имеют дело. Вампиры не теряют сознания, они удачно притворяются. Что сейчас и делал мой отец. Я видел со своего места, как дрожали его веки, когда он из-под ресниц оценивал обстановку, и готов был прийти к нему на помощь. Ко мне приблизился один из военных, судя по богатым нашивкам на рукаве - офицер и, уперев ствол автомата в мой подбородок, поднял мне голову. Затем на ломанном языке спросил:
      - Фермер? Почему не в армии? Все ваши мужчины в армии - в городе остались старики и женщины с детьми. Дезертир?
      Я лишь издевательски ухмыльнулся и дернул головой, убирая свой подбородок с его автомата. В ответ он злобно ударил меня прикладом в висок. Отец резко открыл глаза и дернулся в мою сторону. Хоть бы он не додумался проявить свою силу.
      Тряхнув головой, я убрал красную пелену с глаз и яростно прошипел:
      - Мой отец тяжело болен. Двое моих старших братьев ушли на фронт и погибли во вчерашнем бою. А я, как самый младший, остался ухаживать за отцом. Я не хотел воевать, только быть рядом с папой, заниматься разведением животных. Наша ферма - самая лучшая в округе, спросите у кого угодно. Война - не наше дело, мы лишь мирные фермеры.
      - Так, значит? Фермеры? Любой крепкий фермер может быть воином, так что нам не нужны враги под боком. А отец твой еще пригодится на подсобных работах.
      Затем он кивнул на меня своим солдатам и отчеканил:
      - Этого - расстрелять! - видимо специально для меня, а затем продублировал команду на своем языке.
      Не медля ни минуты, солдаты потащили меня к стене сарая. Отец больше не мог спокойно наблюдать за происходящим. Он даже не дал мне времени самому начать действовать. Зарычав, он вырвался из рук держащих его вояк и кинулся ко мне. Его глаза зажглись боевым алым огнем, клыки вытянулись на всю длину и он буквально расшвырял в стороны тех, кто пытался преградить ему путь. Мне не оставалось ничего иного, как самому превратиться.
      Папа, как же ты мог забыть о нашей сущности? Подумаешь, с десяток пуль в моем теле. Пройдут сутки, металл выйдет, и я снова вернусь к жизни, найду кровь и вернусь за тобой. Потеря двух сыновей не дала тебе мыслить хладнокровно.
      Все эти мысли пронеслись в одно мгновение, пока мои глаза зажигались опасным пламенем, а тело вырвалось из чужих рук и принялось рвать когтями чужую плоть.
      - Модификанты! - Этот крик исторгнул тот самый офицер перед тем, как мои когти вспороли ему глотку.
      Половина солдат уже валялись растерзанными по двору, когда кто-то додумался схватить автомат. Я буквально физически ощутил, как пули вспороли грудь моего отца, но развернувшись к нему, не успел ничего сделать. Какой-то испуганный солдатик вогнал мне в грудь длинный обломанный черенок лопаты, давно уже валявшийся у сарая. Импровизированный кол прошел через сердце и обездвижил мое тело. Я рухнул на землю, бессильно наблюдая, как эти твари расстреливают моего отца. Он был еще жив, и он остался бы жив, но похоже, эти солдаты не знали, что такое модификант, иначе просто оставили бы его умирать. Но наверняка их мамочки рассказывали им на ночь сказки про вампиров. Потому что они не хотели верить, что это растерзанное, расстрелянное тело уже мертво. Сейчас они тащили отца к стоящей под навесом сенокосилке. Один из них залез в кабину и включил мотор, а двое других кинули тело отца под ножи. Я закрыл глаза, чтоб не видеть то, что произошло потом. Снова страшная боль прошла через все мое тело и новая порция крови ливанула на землю рядом с моим лицом. Рядом затопали чьи-то шаги, кто-то пнул мое тело сапогом и для надежности пошевелил торчащий из моей груди черенок. Эти люди явно сочли меня мертвым, иначе бы не бросили лежать посреди двора, а отправили вслед за отцом. В этот момент я мысленно благодарил глупые людские убеждения, что вампира можно убить деревянным колом. Шаги удалились. Выжившие после бойни, что устроили мы с папой, наверняка вернутся позже, чтоб ограбить ферму и забрать весь скот. А сейчас они ушли, оставляя меня наедине со своим парализованным телом.
      На разоренную ферму потихоньку спустился вечер. Мое тело все также неподвижно лежало посреди двора, но плоть потихоньку восстанавливалась, отторгая древесину, что засела между ребер. Еще немного, и я смог пошевелить одной рукой. Вскоре мне удалось обхватить черенок лопаты и хорошо расшатав его, постепенно вытащить из своей груди. Осторожно, ползком, все еще не имея сил подняться, я полз к ближайшему сараю с коровами. Он сенокосилки пронзительно остро пахло кровью, и я постарался обползти это место стороной, избегая даже смотреть в ее сторону. Лишь возле сарая смог выпрямиться и, шатаясь из стороны в сторону, отпереть дверь. Голодные коровы встретили меня жалобным мычанием. Добравшись до одной из буренок, я обнял ее голову и ласково погладив по голове, прижался лицом к ее шее.
      - Прости, родная. Мне сейчас очень нужна твоя помощь.
      Она почти не почувствовала, как мои клыки бережно коснулись ее бархатистой белой шкуры и вонзились в шею. Теплая кровь наполнила мой рот, растеклась в теле, давая новые силы и возрождая меня вновь. Дыра в груди постепенно затягивалась, и вскоре я смог нормально передвигаться. Переодевшись в чистую новую одежду, я открыл настежь двери сараев, выгоняя коров и свиней прочь, на волю. Луна, словно сжалившись надо мной, спряталась за тучи, погрузив долину во тьму. Ночь прикрывала мой уход своими черными крыльями. Держась подальше от города, я уходил в ту сторону, где по моим предположениям находилась дружественная армия.

      Не знаю, сколько дней я провел в пути, настораживаясь от подозрительных звуков и охотясь на лесную живность, пока наконец не наткнулся на военный лагерь. Поначалу меня приняли не слишком то дружелюбно, но стоило назвать наш город и подробно описать события тех дней, как отношение ко мне немного изменилось. Люди решили, что я один из выживших в том бою солдата и не слишком приставали с расспросами. Показали, где находится полевая кухня, отвели место в спальной палатке, выдали форма и оружие, а так же на скорую писарь соорудил военное удостоверение личности. И все было бы хорошо, но что-то смущало меня в этих солдатах. Лишь половина из них питалась на полевой кухне, остальные же раз в день по очереди посещали небольшой, тщательно охраняемый блиндаж и возвращались оттуда полные сил, с неестественно блестящими глазами. Странное ощущение охватывало мое тело, когда ко мне приближался кто-то из них, словно изморозь осаживалась на коже. Мне же, чтоб не вызывать подозрений, приходилось брать миску перловой каши с парой капелек подсолнечного масла и, уединяясь где нибудь подальше от чужих взглядов, выливать ее на землю, тщательно маскируя это место. Наблюдая за окружающими меня людьми, я понял, что питающиеся на кухне недолюбливают и побаиваются тех, кто не ел с ними, а регулярно посещал подозрительный блиндаж. А вскоре узнал, почему. Оказалось, что большая часть отряда - это модификанты, недолюди-недовампиры, а в охраняемом блиндаже хранился их пищевой паек - запасы питательной сыворотки. Вот уж не думал, что встречу когда-нибудь из них вживую. Так вот ради создания кого были истреблены все истинные вампиры. Меня самого охватывала злость и неприязнь при взгляде на их самоуверенные, откормленные искусственными белками лица.
      Прошло три дня, как я находился в отряде, и все это время мы сидели по окопам в режиме ожидания. Линия фронта приближалась, теперь уже были хорошо слышны далекие взрывы, а по вечерам в палатке командира собирались долгие совещания, и в оконце по полночи горел свет керосиновых ламп. На четвертый день, еще до того как взошло солнце, раздалась команда "Подъем". Я как раз допивал в кустах зайца, когда мимо меня пробежал встревоженный горнист. Мое появление из кустов встретил удивленный взгляд спешащего куда-то повара. Словно невзначай, едва заметным жестом я поправил ширинку и смущенно улыбнулся, надеясь, что на мне не осталось следов от убиенного зайца. Повар понимающе улыбнулся и помчался по своим делам, больше не обращая внимания на случайно встреченного солдата
      Когда мы были все в сборе, офицер зачитал приказ - атаковать лагерь врага, расположенный в полукилометре от нашей дислокации. Наверное, командование решило действовать по принципу "голодный солдат - злой солдат" - нам даже не дали времени посетить полевую кухню, лишь модификантам раздали какие-то странные целлофановые свертки, в которых я мельком успел рассмотреть внушительного размера шприцы и какие-то ампулы. Завтрак перед боем? Странно тогда, почему они не приняли свою дозу сразу, а бережно убрали в небольшие походные сумки, закрепленные на поясах. Один из людей, заметив мой удивленный взгляд, шепотом пояснил:
      - Это их паек, как кровь для вампиров. Они его перед атакой примут, чтоб усилить свои способности. Держись от них подальше, когда рукопашная начнется. У них в бою иногда крышу сносит, как берсерки становятся.
      Я молча ухмыльнулся и подумал - "Ну что ж, посмотрим, на что они способны, эти полукровки"
      До места мы добрались довольно быстро. Лагерь противника расположился в небольшой лесной лощине, тщательно спрятанной от случайного наблюдателя маскировочной сеткой и искусственными ветвями с листьями. Вокруг было спокойно и тихо, внизу гуляющей походкой прохаживались несколько часовых, но что-то не давало мне покоя, скребло где-то в районе позвоночника, предупреждая об опасности. Мы приготовили оружие, а модификанты достали свои свертки. Несколько быстрых, явно привычных движений, и вот уже они делают себе внутривенные инъекции подозрительной мутно-белой жидкостью. Бывший с нами офицер уже собрался давать отмашку, когда с стороны, где остался наш лагерь, донесся грохот нескольких взрывов. Обернувшись к вражескому лагерю, я заметил, что часовые внезапно куда-то исчезли, а в резко наступившей тишине разлился запах близкой смерти. Развернувшись к офицеру, я закричал, разрывая нависшую тишину:
      - Парни, засада! - Но было уже слишком поздно. Что-то засвистело в воздухе, и на нас обрушился взрыв, разметая в разные стороны, разрывая на куски, зашвыривая горячей землей.
      Летя куда-то, я успел заметить, как разбегаются в стороны уцелевшие солдаты, но ветка дерева остановила мой полет и заставила жестоко приземлиться на хвойную подстилку. Странно, что во время этого полета не потерялся мой автомат. Он так и остался крепко сжат в моих руках. Вскочив на ноги почти сразу после падения, едва что-то соображая сквозь гудение в голове, я помчался через лес туда, где по моим предположениям могли остаться живые. И они были там - один человек и пятеро модификантов, сгрудившиеся в кучу, растерянные, контуженные, покрытые грязью и кровью. Я махал им рукой, чтоб они разбегались, не стояли на одном месте, но они так ничего и не поняли. Очередной взрыв накрыл поляну, где находились уцелевшие, вздыбил землю под моими ногами, ударил взрывной волной, обжег грудь яростным раскаленным роем осколков. Завалил и прикрыл меня сверху землей и останками чьих-то тел.
      Не знаю, сколько времени прошло и что творилось вокруг. Где-то гудели раскаты взрывов, шел бой, то затихая, то вновь усиливаясь. И вот, наконец, дарящая покой тишина. Хотя это была кажущаяся тишина. Если прислушаться получше, с разных сторон доносились стоны раненых, умирающих солдат. Но что это - мотор машины? Похоже, действительно где-то поблизости ехало несколько машин. Свои или чужие? Что они делают в лесу? Эти вопросы оставались без ответов. Мое тело просило быстрой смерти, больше не справляясь с той болью и ранениями, с которыми ему приходилось сейчас бороться. Звук моторов стих, и на смену ему послышались голоса. Знакомый язык, значит это все же были наши. Но у меня уже не было сил подать голос, дать понять, что я жив и лежу тут. И все же меня нашли. Кто-то откапывал меня, а кто-то в это время требовал чтоб принесли двое носилок.

      Санитарная машина была уже наполовину заставлена носилками с ранеными. Когда меня положили на пол и машина тронулась, я понял, что среди уцелевших нет ни одного человека, все они были человеко-вампирскими гибридами. Только их модифицированные тела позволили им выжить, но и то, многие из них на грани, живыми их уже не довезут. Открыв глаза, я пытался рассмотреть, насколько тяжело меня ранили, но быстро пришел к выводу, что лучше бы этого не делал. Мундир на груди весь пропитан кровью, сквозь его лохмотья проглядывают куски костей и обгоревшей плоти. Из плеча также торчит длинная криво обломанная кость, но сама рука на месте - проследив взглядом по всей длине рукава вижу кончики пальцев. Да, похоже дело хреново. Если меня начнут лечить, как человека или модификанта - мне точно конец. Крови бы, литра два-три и несколько суток полного покоя... Но говорить об этом нельзя. Пусть уж лучше добьют меня своим лечением, чем поймут кто я и отправят в лабораторию на опыты.
      И вот, наконец, мы на месте. Машина остановилась, кто-то откинул борт и крепкие санитары в застиранных до дыр белых халатах принялись перетаскивать носилки в большое двухэтажное здание. Свежий утренний ветер подул в лицо, и мне стало немного легче. Небо, проплывающее над головой, казалось серым лоскутным одеялом, с которого вот-вот польет холодная дождевая вода. Меня принесли в ярко освещенную белую комнату и уложили на длинный и широкий металлический стол между телами других раненых. Мой нос атаковали множество запахов - свежая кровь, разложение, человеческие испражнения, антисептики, какие-то лекарства и душный терпкий привкус смерти. Вокруг стоял незатихающий многоголосый стон, а я сам не мог позволить себе такой роскоши - выразить голосом всю свою физическую боль. Нужно беречь силы, каждую крупицу, - только так у меня останется хоть какой-то шанс на выживание. Насколько мне позволяло мое положение, я осматривал комнату, стараясь найти пути отступления, если тело начнет регенерацию и сможет двигаться. Два застекленных окна, открытая дверь ведет в длинный коридор. Мне видно со своего места, что по коридору идут несколько человек, явно направляясь в эту комнату. Подсознание шепчет "Тихо, закрой глаза, ты такой же как все здесь. Ну пошевелись, застони, покажи, что ты ничем не отличаешься от остальных."
      Люди заходят в комнату. Мне не видно, но слышно, что они подходят к столу и начинают осматривать раненых. Судя по новым запахам это двое мужчин среднего возраста и совсем молодая девушка. Подчиняясь подсознанию, послушно пытаюсь пошевелить рукой и издаю тихий, болезненный стон. Чей-то хрипловатый уставший голос выносит вердикт:
      - Эти двое умерли. Этого срочно во второй блок, может еще удастся что-то сделать.
      Второй ему отвечает:
      - Большинство из них не выдержали, этих троих тоже нужно перенести в морг. Чудо уже то, что их смогли довезти живыми до госпиталя.
      Пока я собираю силы для нового движения, к говорящим присоединяется девушка:
      - Ужас, из сотни солдат выжило лишь четырнадцать, и все модификанты. Нужно попытаться спасти хотя бы этих.
      Тут подошла и моя очередь. Кто-то берет мою руку, пытаясь нащупать пульс. Дудки! Хоть до завтрашнего вечера щупайте, никто не сможет ощутить тот слабый ток крови, что присущ нашему древнему роду. Потому, чтоб не сойти за труп, словно случайно вырываю у щупающего свою руку и тихо застонав, открываю глаза. Мужчина с нашивкой врача на халате улыбается.
      - Живой, братец. Потерпи, сейчас мы все сделаем. Анжела, зови санитаров. Этого в операционную, срочно.
      Девушка смущенно замирает рядом, со странным выражением лица изучая страшную рану в моей грудной клетке.
      - Быстро, я сказал, что стоишь?
      Она убегает, а врач начинает разрезать ножницами мой мундир и что-то искать. Затем зовет второго:
      - Док, судя по всему это модификант. Для человека рана смертельна, а он все еще жив и в сознании, даже молчит. Но я не могу найти бирку. Черт, ну где же она.
      Тот, кого он назвал доком, подошел и отодвинул его в сторону.
      - Дай я. Молчит, потому что, возможно, в состоянии шока, а бирку могло сорвать во время боя.
      Нахмурившись, он наклонился ниже и принялся светить мне в глаза ярким узким фонариком.
      - Да, модификант. Видишь, зрачки становятся вертикальными. Случай тяжелый, так что я вызываю профессора Стайна. Осмотри пока остальных, я сейчас подойду.
      И снова меня куда-то несут по коридору, бегом, почти не замедляясь на поворотах. Операционная встречает холодным ослепляющим светом огромной лампы. Она обжигает глаза даже сквозь плотно сжатые веки. Мое безвольное тело перегружают на узкий стальной стол, что встречает спину равнодушным холодом, и пристегивают к его поверхности ремнями. Тонкая игла прокалывает кожу на руке, вводя какой-то непонятный раствор, который словно пыльный сквозняк распространяется по венам, царапая их изнутри. Да что же это такое? Даже перед смертью не дают свободы и покоя. Их лекарства на меня не подействуют, лишь доставят дополнительные неприятные ощущения.
      Но теперь мне становилось все равно. Я умирал, и знал это. Страха смерти нет - что бояться тому, кто столько десятилетий уже наполовину мертв. Один раз я уже умер, когда родная мать выпила всю мою кровь, до последней капли, а затем дала мне глоток своей. Это не так страшно, как может показаться. Сейчас у меня оставалось лишь любопытство - есть ли у вампиров свой рай, или за порогом смерти будет лишь мрак и тишина?
      В комнату вбегают несколько человек, спугнув мои последние размышления. И снова тихий голос Анжелы:
      - Профессор Стайн, но как такое возможно? Это слишком сильные повреждения даже для модифицированного организма. Среди новоприбывших модификантов есть умершие и с ранениями меньшей степени тяжести.
      Сквозь звон инструментов и журчание сливаемой воды слышится новый голос мужчины лет шестидесяти:
      - Возможности измененных людей еще не до конца изучены. Но сейчас не время обсуждать эти вопросы. Если все готово - приступаем.
      Как же мне не понравилось это его "приступаем". Открыв глаза, пытаюсь приподнять голову, но седобородый врач, положив мне на лоб ладонь, мягко заставляет положить голову назад.
      - Сестра, почему пациент не под наркозом?
      Отзывается Анжела, с едва уловимой обидой:
      - Я ввела десять кубиков, как положено. Возможно, слишком высокий уровень адреналина тормозит его действие. Больше давать нельзя, он не выдержит.
      Профессор кивает головой.
      - Хорошо, начинаем так. Блокируйте кровотечение, я пока начну введение поддерживающей сыворотки.
      Протянув руку, он подкатывает к столу странное устройство с панелью, кучей проводов и подозрительного вида колбами с бледно-серой жидкостью. Пощелкав на панели переключателями, он воткнул мне в шею длинную иглу с прозрачным тонким шлангом, по которому тут же потекла та самая серая жидкость. Дернувшись, насколько хватало сил, я прохрипел:
      - Не надо... Это не поможет.
      Анжела, закончившая какие-то манипуляции с моим угасающим телом, ласково положила ладонь мне на щеку:
      - Не сдавайся, это обязательно поможет. Не надо сдаваться, миленький.
      На ее глазах блестели слезы, и я с нежностью подумал : "Бедняжка, сколько же солдат умерло сегодня на твоих руках и скольких ты оплакала, как своих братьев или суженых?
      Сыворотка медленно вливалась в мое тело, вызывая странное состояние жара и холода одновременно, в голове заклубился черный, поглощающий сознание туман, а в глазах резко потемнело. Перед тем, как ослепнуть, я лишь успел заметить, что профессор опустил в рану на груди какой-то длинный изогнутый инструмент. И тут меня словно ударило током - боль рассыпалась мелким режущим бисером по всему телу, поражая каждую его клеточку. Я в один миг ощутил каждый миллиметр своего тела, каждый капилляр, каждую молекулу. Чертова сыворотка, она спасала модификантов, но убивала меня. Мое тело выгнулось дугой, почти вырвав держащие его ремни из креплений, а крик отразился от кафельной облицовки стен. Кажется, Анжела тоже закричала от испуга, а чьи-то крепкие пальцы, схватили меня за шею, вырывая из нее смертоносную иглу. Мне удалось с трудом прорычать, заставляя замолчать кричащую девушку:
      - Проклятье, что это за дрянь?
      Когда сыворотка перестала поступать в организм, в глазах немного прояснилось. Побледневший профессор подскочил к двери, резко выглянул наружу, проверяя не бежит ли кто на крики и вытер рукой внезапно выступивший на лбу пот.
      - Это не модификант! Анжела, срочно в бокс за кровью для переливаний. Принеси шесть упаковок, любых. Что нибудь спросят - скажи, что я провожу сложную операцию на выжившем человеке.
      Когда Анжела выскочила из операционной, профессор подтащил к столу стойку для капельницы, а затем замер рядом, нервно потирая руки.
      - Не верю своим глазам, настоящий вампир! Я думал, что таких как ты больше нет.
      Я зло сверкнул глазами, едва заметно оскалив вытянувшиеся клыки:
      - Больше нет, благодаря таким как Вы, профессор. Моей семье чудом удалось избежать истребления. Что, теперь и надо мной будете ставить опыты? - Это все, на что мне хватило сил. Мое сознание упрямо уплывало куда-то прочь, не желая цепляться за реальность.
      Когда девушка вернулась с кровью, Стайн спешно отобрал у нее пакеты, и вскоре густая животворящая влага омыла мои опаленные сывороткой вены и артерии. Анжела стояла сбоку от него и подавала инструменты, когда профессор вправлял и собирал разломанные и измельченные кости, сшивал мышцы и кожу. Теперь у меня хватало сил скрипеть зубами и тихо рычать, стараясь не сорваться на стон. Медсестра явно мучилась каким-то вопросом, но не решалась его задать, пока длилась операция. В ее взглядах, что она бросала на меня, читался испуг, смешанный с искренним недоумением. Но главное испытание ожидало ее впереди, когда мой организм, ощутив поступающую в него человеческую кровь, принялся активно регенерировать. Мои побелевшие, как у слепца, глаза и длинные острые клыки произвели на нее неизгладимое впечатление. Она отскочила от стола и попыталась выбежать из операционной, если бы профессор не поймал ее за руку.
      - Возьми себя в руки, мне все еще нужна твоя помощь. Он такой же солдат на этой войне, как и все остальные. Потом я тебе все объясню.
      И вот наложены последние швы. Анжела пыталась начать перевязку, но я остановил ее руку:
      - Не стоит, без бинтов будет лучше.
      Стайн отвел девушку в сторону и что-то тихо зашептал ей на ухо. Но мой слух может преодолеть и не такое расстояние. Я слышал все, до последнего слова.
      - Анжела, детка, этот парень истинный вампир. Мы его чуть не потеряли, начав вводить искусственную белковую сыворотку - она как яд для него. Не знаю, как он попал на эту войну, но этот вампир сражался наравне с людьми и модификантами. Ему сейчас также нужна наша помощь и поддержка. Прошу, никому не говори о нем. Пусть считают, что он из модификантов последнего поколения. И не бойся его. Поверь, вампиры порой бывают гораздо человечнее нас, людей.
      - Но профессор, откуда Вы узнали, что он вампир?
      В голосе профессора прорезалась горечь.
      - Пятнадцать лет назад я начал работать с вампирами в правительственной лаборатории. Я был одним из тех, кто создал современных модификантов. И поверь, я не хотел причинять им зло, лишь открыть их секреты, чтоб научиться копировать их способности на людях.
      Девушка казалась удивленной.
      - Но профессор, почему вы сейчас работаете в лазарете, а не в генетическом институте?
      Он некоторое время молчал, прежде чем ответить.
      - Меня уволили за то, что одиннадцать лет назад я пытался спасти ту, которую полюбил. Даяна была одной из подопытных вампиров. Ее уничтожили сразу же, после завершения эксперимента, меня месяц продержали под арестом, а затем уволили из института без возможности восстановления.
      Лучше бы я не слышал этого, но уши нельзя заткнуть привязанными руками, а вампирский слух заставить притупиться. Я лишь напрягся всем телом, пытаясь справиться с охватившими меня чувствами. Ремни затрещали, и крепления слетели с болтов, полностью освободив мои руки. Стайн подбежал ко мне, пытаясь понять, что происходит. Я схватил его здоровой рукой за халат и притянул к себе, вонзившись своими белесыми глазами в его расширившиеся от страха зрачки:
      - Профессор, Даяна была моей родной матерью.
      Он сжался, словно ожидая расплаты, но я лишь выпустил его из цепкой хватки и тихо выдохнул:
      - И она любила жизнь... Спасибо, что пытались ей помочь. А я... Если не хотите надо мной экспериментировать, то пожалуйста, мне нужен полный покой, хотя бы два дня.
      Он одернул халат и кивнул:
      - Не волнуйся, я никому тебя не выдам. Анжела, вези каталку, разместим пациента в моей комнате.
      Я слабо улыбнулся ему:
      - Еще раз спасибо. Я не забуду вашей доброты. И еще. Меня зовут Кан.

      Интересно, если бы за эти два дня, что я провел в исцеляющей отключке, кто-то заглянул в комнату профессора, как бы он объяснил наличие там бездыханного хладного трупа в стадии окоченения, с пепельно-серой кожей и заострившимися чертами лица? Может, сослался бы на новый эксперимент над модификантами? Это уже его проблемы. Мое же дело - находиться в глубокой спячке, давая своему телу возможность полностью восстановиться. На исходе второго дня я очнулся, моментально, разбуженный сильным внутренним толчком, и сел на каталке, отбросив с лица пропахшую хлоркой ветхую простынь. Рядом на вбитом в стену гвозде висела выцветшая больничная пижама, к которой куском лейкопластыря была приклеена записка. "Кан, с пробуждением. Это тебе. Если меня не будет - я на обходе или операции. В холодильнике то, что тебе нужно."
      Полностью скинув с себя простынь, я убедился что на месте страшных ран остались лишь едва заметные бледные следы, а пострадавшая рука двигалась так же хорошо, как и раньше. Одев на себя пижаму, я спрыгнул на пол и все еще немного пошатываясь от слабости, направился к стоящему у окна маленькому холодильнику, в котором обычно врачи хранят медикаменты.
      А профессор Стайн умница! Под свертками с колбасой, сыром и пучком лука обнаружился медицинский пакет с кровью. Странно, что у меня слюнки не потекли, когда я присосался к вожделенному пакету, блаженно прикрыв глаза. Поздний обед или ранний ужин был закончен, когда мимо двери кто-то промчался, затем затопали шаги, застучали костыли, и по коридору радостно разнеслось - "Капитуляция". Выйдя в коридор, хромая и придерживаясь за стены, чтоб не выделяться среди других пациентов, я поймал за рукав пробегающую мимо сестричку:
      - Красавица, что случилось? По какому случаю веселье?
      Неожиданно она расплылась в улыбке, обняла меня за шею и поцеловала в щеку:
      - Война закончена, час назад враг капитулировал! - И помчалась дальше, радостно шаркая по полу мягкими сестринскими тапочками.
      Вот так так... Какая быстротечная, но кровопролитная война. Изнутри словно вытащили стержень, который поддерживал меня все эти дни. Расслабленно прислонившись спиной к стене, я откинул назад голову, прислонив затылок к рамке какого-то агитплаката. Странно было как-то на душе - горько и светло. Ну что меня, бессмертного, заставило так расчувствоваться? Несколько недель отняли у меня все - моих близких, дом, упорядоченный годами расклад жизни, смысл существования. Что теперь? Может, лучше мне было погибнуть в бою, чем нести теперь в душе всю горечь этих потерь? Мой слух как назло даже не расслышал, когда ко мне приблизился профессор и осторожно коснувшись плеча, повлек в комнату. Я позволил ему усадить себя на кровать и, расстегнув рубашку пижамы, осмотреть оставшиеся на теле шрамы. Брови Стайна удивленно выгнулись и он хмыкнул:
      - Это ж надо! Не устаю удивляться твоей способности к регенерации. Никогда не видел, чтоб раны так быстро заживали. Жаль, нам так и не удалось создать настолько сильных и неуязвимых бойцов. - Тут он прикусил язык, поняв что сболтнул лишнего, и отвернувшись, растерянно потер переносицу.
      Я поморщился и насмешливо спросил:
      - Неужели Вам в лаборатории не приходилось разрезать живых вампиров, чтоб посмотреть, как они будут восстанавливаться?
      Он с ужасом отшатнулся от меня.
      - Упаси боже! Я занимался лишь забором и изучением образцов, выведением новых клеток. Генными исследованиями, а не садизмом.
      - Ладно, замяли, профессор. - Я мягко хлопнул его по плечу и встав, подошел к окну.
      - Война окончена, мое тело снова в нормальном состоянии и мне больше нечего тут делать. Если Вы действительно любили мою мать, помогите мне уйти отсюда незамеченным. Мне нужна гражданская одежда - в пижаме мне далеко не уйти, - я едва заметно улыбнулся. - И еще хотя бы один пакет крови в дорогу. Я еще не настолько быстр и крепок, чтоб охотиться на живность.
      Стайн кивнул в ответ:
      - Ладно, если не хочешь, чтоб тебя кто-то видел, дождись темноты. Одежду и пищу я принесу.
      Профессор сдержал слово. Как только на улице стемнело, мы вышли из здания госпиталя через черный ход. На мне были темные брюки и рубашка, а также защитного цвета легкая куртка, в кармане которой уютно примостился пакет с кровью. Мы расстались возле разбитой проселочной дороги и я направился туда, где у меня еще оставалось одно незаконченное дело.

      И снова солнце вставало над лежащим в долине городом, но больше не горели огнем купола взорванного собора, а некогда гладкая поверхность реки была искажена волнами, что создавались торчащими со дна балками разрушенного моста. Я стоял на вершине холма, где возвышалась белая мраморная стела, а рядом с ней чернел свежий горбик влажной жирной земли. На стеле теперь значились рядом четыре имени - к имени мамы добавились еще отец и двое моих братьев. Но в свежей могиле лежало лишь одно тело. Я не смог найти на изрытом воронками месте сражения останков Джеда и Марка, зато смог похоронить отца. За моей спиной погребальным костром догорала наша ферма. Раз судьба распорядилась так, то должно было умереть все, не оставляя о себе следов в памяти остающихся жить тут людей. Это был последний вызов жизни, сделанный последним в этих краях вампиром-одиночкой.
      - Прощайте, родные мои... - Свежая волчья кровь пролилась из фляги на землю, жадно впитываясь одиноким могильным холмиком. Повернувшись лицом на запад, подставляя спину восходящему жизнерадостному солнцу, я навсегда покидал эту землю, отправляясь туда, где находились еще незнакомые мне города. Над головой неторопливо проплывали облака, складываясь в причудливые образы. Найду ли я свой новый дом? И где? Может, разве что в забвении...