- Некоторых звуков уже не существует, - он внимательно посмотрел на своё перебинтованное запястье, - и уже довольно давно. – Он выглядел вменяемым. Да, он и был таким. Глаза абсолютно здорового человека. – Она, потихоньку отогреваясь после метельного тридцатиградусного кошмара, расслабилась и, слушая его ровный голос, стала клевать носом…
- Ты спишь? – Громко спросил он, и она, выскочив из дрёмы быстро замотала головой.
- Я, например, точно знаю, что собачьих… ммм рулад, такого, знаешь, дружного гавканья, перемежающегося с подвываниями, уже нет. – Он посмотрел на неё, она уронила ложечку, та, громко звякнув об пол, всё ещё тихонько звучала.
- Ты сейчас говоришь об акустике? Об акустических иллюзиях? – Она подобрала ложечку и завернула её в салфетку.
-Да, нет же. – Он расстроился из-за того, что она не понимает.
- Есть некто… – Сказал он и замолчал.
- Некто. – Сказала она и посмотрела на его перебинтованную руку. – Некто.
- Давай, я сперва про другое, чтобы ты меня поняла. – Быстро сказал он. – Не так давно я слушал вирусы, помнишь? Ну, компьютерные вирусы. Но дело в том, что их сперва нужно сделать слышимыми. И от того, как это делать, зависит то, как они будут звучать; в конечном счете ты услышишь только одно из альтернативных звучаний, а их – бесконечное множество. Ты понимаешь?
Она кивнула.
- Это будет производная. Куча всего влияет на эту производную. Я не говорю о технике и программах, с помощью которых это делается – это чуть ли не самый последний фактор, хотя все считают что самый главный.
«Все?", подумала она, "Надо же»
Так, вот. Этих звуков нет и не было, никто не знает, как они должны звучать в оригинале, понимаешь? – Она опять кивнула. -
Два извлекателя никогда не договорятся, потому что они получат разные результаты… Сперва нужно создать единый алгоритм, универсальный путь обработки. А это неизвестно когда ещё получится.
«Что-то с ним произошло», подумала она.
Он вдруг встал и пошел взять еще кофе. За окном была немыслимая пурга, она как будто выметала всех с улиц, расчищая путь кому-то или чему-то. Она поёжилась. И вдруг вспомнила, что знает один звук, которого уже не существует. «Как же это я забыла?».
- Так вот, – сказал он спустя некоторое время, – лет пять назад, когда я жил у бабушки, то как-то утром побежал на станцию, на почту. (Отец прислал перевод, чтобы я купил бабушке новогодний подарок.) И я увидел одного деда – старого-престарого, он сидел на платформе, на скамейке, с каким-то «чемоданным» ящиком. Я сперва подумал, рыбак, что ли? А потом понял, что этот ящик - это патефон. Тогда, правда, я не придал этому никакого значения. А когда выходил с почты, деда уже не было. Скорее всего, почти точно, он уехал на электричке.
Вобщем, я теперь точно знаю, что у него вместе с патефоном в этом чемодане были пластинки, на которых записаны звуки. Что-то тогда случилось, из-за чего он уехал из деревни. И после этого дня собаки больше не лаяли, как раньше… таким хором, про который я говорил. Ты не думаешь, что я дурак?
- Черт его знает, – честно ответила она, – поверить в такое непросто, ты же понимаешь? - Она посмотрела на него. Он совсем, ну нисколько не был похож на дурака.
- У меня есть список. – Он расстегнул куртку и достал из внутреннего кармана сложенную бумажку.
- Можно посмотреть? – Ей было любопытно и страшновато.
- Конечно, но потом. Я тебе его оставлю.
Они помолчали.
- Мне необходимо найти этого деда, - уверенно сказал он, - это очень важно. Даже не знаю, было ли в моей жизни что-то более важное.
- А почему ты хочешь оставить мне список? Ты, что ли, не уверен, что вернешься?
Он вдруг улыбнулся и почесал свои бинты.
- Звуки исчезают. – Он посмотрел в свою чашку. - Я это точно знаю.
- Слушай, но ведь собаки-то не перестали лаять. (Она, наконец, сказала самое главное и, замерев, ждала – что он ответит.)
- Дело не в источниках звука, ты поняла правильно. Дело не в физике. Наука вообще тут ни при чем. – Он посмотрел в окно. – Ну, и метель.
Она дотронулась до его раненой руки, он дернулся.
- Самое плохое, что я пока ничего не могу тебе объяснить. - Он снял очки и, как маленький, двумя руками потер глаза. – Это слишком похоже на кривду. – Он фыркнул. Она тоже, вспомнив, что он всегда любил это слово и не говорил «ложь», «обман» или «неправда».
- Мне надо еще совсем немного времени, я уже почти понял. Но это очень страшно. – Он тоскливо покосился на больную руку. - Не знаю, кому – как, а мне страшно.
- А сколько, ты думаешь, нужно времени? – Спросила она.
- Не больше месяца. - Он уверенно кивнул. - Если бы больше, я не стал бы сейчас об этом говорить.
- Слушай, – она пощёлкала зажигалкой – та испортилась, язычок пламени так и не появился, – давай, ровно через месяц в это же время тут встретимся?
- Договорились. - Он посмотрел в окно – метель как будто поутихла. – Пойдём, я провожу тебя до метро.
Махнув ему рукой, она ступила на эскалатор. Развернув листок, нашла в его списке тот самый звук, об исчезновении которого, как она думала, известно только ей.
Через месяц они не встретились, не встретились и через год. Она много плакала о нем, но никому не могла ничего рассказать – тогда, уже войдя в метро, она пообещала ему об этом.
Как-то, приехав к маме, она, не в силах заснуть после огромного количества выпитого кофе, лежала, прислушиваясь к ночным звукам. Где-то далеко залаяла собака… Через некоторое время ей стали отвечать другие… И вот целый собачий хор, громкий и тревожный, перемежающий лай с воем, плотно – как перо в подушке, «набил» ночь.
Вдруг она вскочила и, открыв форточку, стала слушать.
(Она готова была поклясться – чем угодно – что во время короткой, секундной, паузы услышала это. - Как будто патефонная иголка чиркнула, проскочив поврежденное место на пластинке и продолжила свой ход через несколько дорожек.)