Все радовались и одновременно переживали за Фидан. Радовались будущему малышу, а переживали за то, что не могут помогать Фидан, беременность которой протекала очень сложно. Она похудела, подурнела, стала очень нервной, реже приезжала к родителям, реже звонила, объясняя это тем, что врач запретил ей долго находиться на ногах. Она не знала фамилию врача и поликлинику, где стояла на учете. Вопросы беспокоившихся за неё родственников раздражали её.
В один из последних посещений Наргиз передала сестре мобильный телефон с большим запасом контуров и попросила сестру звонить домой чаще, а также, чтобы семья могла бы поговорить с Фидан, которая очень обрадовалась подарку.
Но не прошло и пяти минут после того, как Фидан спустилась к машине мужа, как она вместе с Идрисом, который длительное время не общался с родственниками жены, поднялись к родителям. Дверь открыл Сабир муаллим. Идрис, не заходя в квартиру, приказал жене
передать телефон отцу и сказал:
– Если моей жене будет нужен телефон, я ей его куплю!
– Так купи или проведи этот чертов телефон в свой дом, не забывая о том, что твоя жена, кроме всего прочего, и моя дочь! Ты в каком веке живешь?! Что, я вырастил ребенка, чтобы отдать её в неизвестность? – прокричал в сердцах побагровевший Сабир муаллим.
– Фидан – моя жена. Она живет хорошо и нам от вас ничего не нужно! – прокричал в ответ Идрис, спускаясь по лестнице с дрожащей от волнения Фидан.
Наргиз и Эльнур помчались за ними вслед по оброненным Нисой ханум словам:
– Спуститесь вниз, успокойте, ребёнка! Бедная моя дочь! Однако они не успели догнать Фидан и увидели только машину Идриса, на большой скорости выезжающей со двора.
В квартире Ниса ханум, обливаясь слезами, укоряла мужа:
– Сабир! Кто тебя просил кричать на него?! Ну, кто?! Ты же видишь, какой у Идриса плохой характер! Ты что не мог промолчать?!
– Я не понимаю! Ты хочешь, чтобы этот паршивец плевал мне в лицо, а я в ответ мило улыбался?
– Ты должен был промолчать! – Ниса ханум сорвалась на фальцет, – промолчать ради своей дочери! Ай, Аллах! Теперь он не пустит Фидан к нам!
– Я тебя предупреждал, что не надо давать разрешение на этот брак! Теперь наша дочь в заложницах у этого негодяя и все из-за того, что она хотела стать богаче всех! Этого она хотела?! Плевал я на такое богатство, которое лишает тебя свободы!
– О Боже! Ты ничего не понимаешь! – стонала Ниса ханум. – Ну, она уже вышла замуж! Не надо сейчас об этом говорить!
Бабушка, Эльнур, Наргиз и даже маленькая Ляман пытались успокоить супругов.
Перед сном Эльнур подтвердил слова Нисы ханум о том, что Идрис, наверняка, больше не будет возить Фидан к родителям.
– Господи! Ну почему с этой девочкой все так ужасно происходит? – вздохнула Наргиз.
Джабарлы были в безвыходной ситуации. Идрис откровенно ненавидел семью своей жены и не хотел никого из них пускать к себе в дом. Однако родители Фидан не могли не общаться с ней, тем более, сейчас, когда ей были нужны забота и внимание. А они были лишены возможности даже поговорить с Фидан по телефону.
Но что-то надо было делать. Опять снарядили Эльнура поговорить с Идрисом и объяснить ему, что Фидан целый день одна в доме и если ей что-либо понадобится, то она даже Идрису не может позвонить.
Идрис очень долго не отвечал на звонки Эльнура, а когда через несколько дней соизволил, наконец, с ним поговорить, то сразу стал орать в трубку:
– Вы думаете, что вся ваша семейка умная, а все остальные так себе, дураки, погулять вышли?! Запомните: Фидан – моя жена и я сам обо всем позаботился! Она знает, когда и как ей поступать.
– Идрис! Ну не лишай её возможности говорить с нами! И купи ты ей какой-нибудь
простой мобильник и всем будет спокойно!
В ответ на это замечание Идрис ответил, что мобильник Фидан ни к чему. Что касается беспокойства родителей за их дочь, то он обещает сам два раза в неделю звонить Эльнуру и докладывать о состоянии здоровья его супруги.
– Вообще, после того, как Фидан бывает у вас дома, она становится очень нервной, потому что вы ей столько вопросов задаете, что она бывает сама не рада своему посещению.
– Ну, это ты, брат, загнул! Я сам вижу, как девочка рада общению с родными.
– Уверяю тебя, она делает вид! Вы все её достали! И, вообще, я не понимаю, что ты так печешься о моей жене? – с вызовом спросил Идрис, делая ударение на местоимении «ты».
– Идрис! Не переходи границы! – повысил голос Эльнур.
– Ладно, пока! – и Идрис дал отбой в ухо свояку.
Эльнуру был крайне неприятен разговор с Идрисом, который наглел на глазах.
Не вдаваясь в подробности, он передал теще содержание своего разговора с Идрисом.
– Бедная моя девочка!– покачала головой Ниса ханум. – Пусть Сабир придет, подумаем, что нам делать.
Однако еще до прихода Сабир муаллима позвонила Фидан, чем очень обрадовала мать.
– Мама, я чувствую себя хорошо, не беспокойся обо мне! Но я тебя очень прошу, оставьте в покое моего мужа! Ну, он такой! Не буду же я его убивать! Вы же хотите, чтобы мне было хорошо, так я вам заявляю: «Я счастлива». Я буду звонить тебе чаще!
Видно было, что Фидан очень взволнована.
– Хорошо, дочка, хорошо! Мы не будем тебя больше беспокоить, только я тебя очень прошу; звони по возможности чаще!
После этих слов Фидан повесила трубку.
– По-моему, мы действительно, переборщили! – сказала Ниса ханум.
Вечером семья решила, что пусть все остается как есть.
Фидан звонила только два-три раза в месяц и вне зависимости оттого, кто подходил к телефону, говорила кратко и им еле удавалось спросить только о её здоровье. Естественно, что об Идрисе никто ничего не спрашивал.
Последнее время Ниса ханум все чаще говорила о том, что голос Фидан ей не нравится, что он очень вялый и слабый, но все убеждали её в том, что она опять драматизирует.
Как-то в воскресенье рано утром Ниса ханум разбудила мужа и рассказала ему, что ей приснилась плачущая Фидан. Сабир муаллим успокоил жену, что не стоит верить снам, хотя сам был очень удивлен тому, что и он сейчас видел во сне плачущую дочь, но говорить об этом жене не стал.
– Что-то с моей дочерью творится неладное! – сказала Ниса ханум и вдруг со слезами протянула руки к мужу: «Сабир, я тебя умоляю, сделай что-нибудь!»
В это время раздался звонок в дверь. Ниса ханум проворчала, что не велела молочнице приносить в это воскресенье простоквашу, и, набросив халат, пошла открывать дверь. Было семь часов утра.В дверях стояла Фидан, вернее, не Фидан, а то, что от неё осталось.
– Папа, спустись, расплатись с водителем такси, – еле слышно обратилась она к вышедшему в прихожую отцу.
Ни о чём не спрашивая у дочери, мать повела её на кухню, где её приветствовала рано просыпающаяся бабушка. Она накрывала стол для завтрака. На шум пришли Наргиз, Эльнур и маленькая Ляман. Как-будто сговорившись, все делали вид, что не замечают, как исхудала
и как вообще плохо выглядит Фидан. Все садились за стол, звенели ножи, ложки, вилки. Фидан умылась и, переодевшись в мамин домашний халат, пришла на кухню и вдруг расплакалась:
– Бабушка! Как я скучала по твоей манной каше!
– Ой, дочка, сегодня у нас рисовая каша. Я сейчас быстро сварю тебе манку!
– Не надо, бабушка! Я с удовольствием съем все, что вы мне дадите.
Домашние старались не смотреть на то, как жадно ест молодая женщина. Насытившись, она подняла глаза на мать:
– Мама, помнишь, как ты в детстве читала мне «Каштанку»?
– Да, конечно, помню! Но при чем здесь «Каштанка»?
– Потому что я, как Каштанка, «съела много, но не наелась», – процитировала она фразу из известного чеховского рассказа. И Фидан поела еще немного.
– Я хотела приехать вчера, но было уже поздно. Боялась, что не смогу поймать такси, – сказала Фидан, отодвигая тарелку.
– А теперь пойдем в твою комнату: тебе надо немного поспать. Я посижу рядом, – сказала Ниса ханум.
– Правда, мама?
– Конечно, дочка, – Ниса ханум уже не вытирала слезы.
Проходя мимо кабинета, они услышали голос Сабир муаллима:
– Смотри, что он сделал с моей дочерью! Я убью этого подонка!
Фидан открыла дверь и с порога тихо сказала отцу:
– Не сможешь, папа! «Подонок» пропал десять дней тому назад! Его ищет много людей, но найти не могут!
Фидан проспала до трех часов дня. Проснувшись, она увидела, что отец с матерью
сидят в её комнате на маленьком диванчике. Подойдя к дочери, Сабир муаллим погладил дочь по голове и поцеловал в лоб. Фидан громко, навзрыд, заплакала. К ней присоединилась мать.
–Прекратите плач! – шутливо приказал Сабир муаллим. – Так плачут, как будто я умер! Вставай! Бабушка приготовила долму! – добавил он и вышел из комнаты.
– Правильно, дочка, хватит нам плакать – что было, то прошло! Теперь ты дома, со своими родными и должна думать только о своем ребенке. Пойдем, умоешься!
В это время в комнату с шумом ввалились Наргиз и Эльнур, нагруженные пакетами. Пока Фидан спала, по просьбе матери они съездили в магазины и купили для Фидан одежду; халаты, домашники и многое другое. С умилением они достали и протянули Фидан маленькие белые носочки с бантиком и крошечные туфельки для будущего ребенка. Все визжали от восторга.
– Господи, что это вы понакупили, ну что это за носки? Лучше купили бы ползунки что ли! – улыбаясь, сказала Ниса ханум.
Но взрослые дети не слышали её. Разбросав все вещи по кровати, они орали во все горло и веселились от души.
– Ой, мама, как хорошо, что я вернулась домой! – сказала Фидан.
Прошла неделя. Фидан постепенно пришла в себя и немного успокоилась. Наргиз сводила её в женскую консультацию, так как шел девятый месяц её беременности, а Фидан, оказывается, даже ни разу не была у гинеколога.
Фидан очень любила своих родных и знала, что её близкие очень хорошие, честные и благородные люди, но, даже, несмотря на это, она была поражена тактичностью родственников, которые, без сомнения, понимая, что ей пришлось пережить, не беспокоили её вопросами, не бередили ей душу, хотя имели все основания спросить, что же все-таки с ней произошло и почему так странно вел себя её муж. Они знали, что когда-нибудь Фидан сама все расскажет. Так и произошло.
Побывав замужем, Фидан стала менее разговорчивой. Она часами сидела у окна или на балконе, глядя во двор. Однажды, увидев свадебный кортеж, въезжающий во двор за очередной невестой, она сильно расплакалась. Тут же прибежали мать и сестра.
– Успокойся, дочка, – сказала Ниса ханум, обнимая дочь, – в жизни все бывает, даже очень умные люди совершают ошибки.
– Я не должна была выходить за него замуж! Бедный папа! Он сразу понял, какой Идрис подлец, а я, дура, никого не слушала, купилась на богатство, которого не было!
– Постой, дочка! Как это «не было»?! А эти меха, драгоценности, дорогие машины и одежда, собственный дом?!
Тут Фидан и рассказала все, что она знала о своем муже.
Идрис с родителями проживал в одном из крупных районов республики. Когда мальчику было четырнадцать лет, его родители попали в аварию и умерли. Близких родственников у него не было, поэтому мальчика отдали в детский дом, откуда он почти сразу же попал в детскую колонию за воровство и зверское избиение товарища. Правда, Идрис оправдывал себя тем, что он избил тех детей, которые донесли на него за воровство, которого он не совершал. В колонии с ним тоже произошли какие-то невероятные истории, из-за которых ему увеличили срок. В восемнадцать лет он вышел из колонии. Естественно, что в квартире его родителей жили другие люди и вернуть её было невозможно. Юношу приютили соседи, супружеская пара, у которых не было своих детей. Они и были на свадьбе Идриса и Фидан. По утверждению Идриса его родители были врачами, и их семья была одной из самых зажиточных семей города. Идрис часто подолгу смотрел на свой бывший дом. Ему было очень тяжело оттого, что он не может переступить порог дома, где он родился и жил. И Идрис поставил себе цель разбогатеть, и во что бы то ни стало выкупить свой отчий дом. Он приехал в Баку, поступил в институт народного хозяйства и, в это трудно поверить, окончил его с отличием. Непонятно, как это было возможно после тюремной школы! Однако Фидан утверждала, что собственными глазами видела его «красный» диплом.
– Надо признать, что Идрис, действительно, хорошо соображал, в уме мог произвести крупные математические расчеты, – глухим голосом сказала Фидан.
В институте он учился вместе с Тогрулом (отцом маминой ученицы), с которым дружил. Они жили в общежитии в одной комнате. Закончив обучение, они были направлены в организации, где получали обычную зарплату госслужащих, которая не устраивала молодых людей, имеющих грандиозные планы.
Скоро Тогрул удачно женился. Родственники новобрачных порылись в сундучках и помогли Тогрулу стать учредителем банка, куда он взял на работу своего друга. Символически Идрис тоже считался одним из учредителей банка. Он с вдохновением начал работать, стал хорошо одеваться и очень быстро умудрился купить дорогую машину. Со слов Тогрула Идрис копил на квартиру, а пока жил в Тогрулыном новопостроенном доме в поселке Бакиханова. Тогрул утверждал, что Идрис спешил разбогатеть и хотел это сделать за короткое время и любой ценой. Он хотел стать богаче всех и, в первую очередь, богаче Тогрула, который неоднократно говорил ему, что собственный дом и квартиру ему купили и построили родители. Но друг, казалось, его не слышал, наоборот, до Тогрула стали доходить слухи, что он ведет какой-то грязный бизнес. Идрис отрицал это. Все же Тогрул, считавший Идриса другом, разрешил женившемуся Идрису жить в его доме и надеялся, что семейная жизнь пойдет ему на пользу. Однако, все чаще и чаще работники уже открыто говорили о том, что Идрис ведет нечестную игру, что в банк бесконечно приходят какие - то люди и выясняют с Идрисом отношения. Ему даже не дали возможности завершить свадебное путешествие.
– Мы всего один день были в Стамбуле. Идрис оставил меня на весь день и пришел только поздно ночью, и я даже не выходила из отеля. На такси приехала из аэропорта и на такси уехала. Я видела Стамбул из окна автомобиля. Когда мы вернулись, – рассказывала Фидан, – Идрис пошел и уволился из банка, потому что Тогрул все время делал ему замечания. У него было два мобильных телефона, один из которых все время звонил. Идрис весь день сидел на втором этаже дома и разговаривал с различными людьми, ему звонили даже ночью! Как-то я спросила его, почему он не отключает телефон, когда ложится спать, а он совершенно серьезно ответил:
– Если не отвечу, меня могут убить! – И дико засмеялся.
После этого случая Фидан стала бояться. У неё для этого были все основания. Потому что, в конце - концов, к ним в дом стали приходить различные мужчины и женщины, которые требовали у Идриса деньги и драгоценности. Идрис ничего не объяснял Фидан, но она сама поняла, что Идрис взял у кого-то большие деньги в долг под проценты, но не смог отдать в установленный срок. Чтобы как-нибудь выкрутиться, оставшуюся у него небольшую сумму денег он сам стал давать людям в долг на проценты, беря в залог драгоценности, которые продавал, чтобы погасить свой старый долг. Он вяз все больше и больше. Сутками не приходил домой, не думая о женщине, которая оставалась весь день одна и часто голодная, не имея дома даже куска хлеба.
– Почему ты сразу не рассказала нам об этом? – спросила Ниса ханум.
– Сначала было стыдно, а потом Идрис пригрозил увезти и оставить меня в какой-то деревне, если я вам что-нибудь расскажу.
Несколько последних дней её держали в качестве заложницы на кухне, расположенной на первом этаже их дома, где она спала, постелив под себя занавески с окон. Потом, увидев, что Идрис уже неделю не возвращается домой и, поняв, что судьба жены его не интересует, люди, держащие Фидан заложницей, выпустили её и сами ушли.
– Было около девяти часов вечера. Я была уставшей, голодной и боялась, что не дойду до остановки такси. Рано утром я поднялась наверх, зашла в библиотеку, дверь которой была сломана, нашла на столе два печенья, съела их с водой и пошла на остановку. Позвонить я не могла: телефон был отключен.
– А твои драгоценности?
– Он отнял их у меня спустя полгода. Может они тоже были чьи-то…– Фидан немного
помолчала, глядя в пустоту, а потом сказала, грустно улыбнувшись: «Как говорила бабушка: – Дз-дам, как было, так и будет! Дз-дам, что было, то и есть!»
…Через месяц Фидан родила мальчика. Она уже третий год живет в отцовском доме.
А Идриса так и не нашли.