Кеты, Волга и МАО ли что ещё...

Юрий Карий
 

Период нерушимой дружбы двух Великих Народов запомнился как значками и марками с изображением Великого Кормчего так и китайскими фонариками, луч которых вполне мог "сбить" зазевавшийся низколетящий самолёт, а уж проезжавшие ночью авто давили по тормозам, ослеплённые скромной комбинацией из круглых батареек и маленькой лампочки с регулируемым отражателем. Но счастьем тогда было обладать предками кроссовок - кедами "Дружба" или "Два мяча"(кеды, разговорное кеты), парусиновый белый верх которых регулярно начищался зубным порошком из круглой коробочки с витиеватой надписью "Мятный".
Шнурки же,для белизны, нужно было незаметно от матери подсунуть в стиральную машину из чистейшей нержавейки и что ещё труднее - выудить их деревянными щипцами из кипящего водоворота и тут же отжать, прокрутив сквозь резиновые валики. Способов шнуровки было много, секретами делились неохотно, а обыкновенная "косичка" вызывала такую ехидную ухмылку, какая появилась позднее, когда к гордым "Левисам" или "Суперам" приближался дешёвый "Индус" или мёртворождённый отечественный "Карабаш", который не хорош был даже на Шурике из "Операции Ы".
Да, первое время в кетах не играли в футбол, как кстати и в престижных "Левисах" не объезжали мустангов, - в кетах парили над землей, изредка касаясь её и то лишь затем, чтобы убедиться лишний раз насколько они прыгучие. Первый счастливчик, вышедший к нам на крыльцо, крепко держался за перила, всем видом показывая насколько сложно в них передвигаться, и когда он, спрыгнув с крыльца гигантскими прыжками, с криком - Держите! Держите меня! - помчался прочь, мы верили, что они сами пружинят и ловили его и держали, а он долго ещё взбрыкивал и рвался умчаться прочь.
Но когда за Великой Китайской стеной хунвейбины истребили всех воробьёв  вместе с интеллигенцией, а крестьяне по выплавке железа, в собственных дворах, превзошли как "ревизионистов", так и "империалистов", тогда мы своими юными мозгами впервые сообразили, что если "вожди" ссорятся, то страдают народы, ради светлого будущего которых они и ссорятся. Чудесные, лёгкие, предки кроссовок мигом исчезли, а взамен "лёгонькая" промышленность, не иначе как с помощью тяжёлого Химмашавтохренпрома, выпустила неподъёмные резинобордовые с быстроотрывающимся сине-чёрным верхом спортивные "Боты". Шлёпая в этих изделиях "догонять и перегонять" Америку стало сложно.
  Но на той же резине тогда уже украшала нашу жизнь гордая машина "Волга"! В те годы она выглядела как нечто из другой жизни, из сказки, которую можно иногда потрогать, а ещё погладить Оленя, прыгающего с капота. А уж если её владельцем является ваш Родитель..., то вы вытянули счастливый билет - он как пропуск в другое измерение, он позволяет без электрички посетить все три тысячи Уральских озёр и на берегу любого поставить палатку. Но спать можно было и в машине, разложив передний диван, накрытый ковром "Медведи на отдыхе" и, вынув прикуриватель, чтобы не нажать его во сне. В салоне специальной ручкой можно повернуть вверх антенну и на ходу слушать настоящее ламповое радио, которое затихает на мгновение, когда "Волга" проплывает под высоковольткой.
Суббота - короткий день, всё готово к отъезду! На проводы подтянулось всё малолетнее население двора. Перед остающимися в знойном городе приятелями немного неловко, и я легко обещаю нырять хоть сто раз, но привезти живого рака. Вот и в соседней машине что-то заказывают моему приятелю и он, счастливый, тоже готов привезти хоть само озеро, если только не забудет. На улицу сквозь арку солидно выезжают все Волги нашего двора. Все - это не только целых три Волги, это ещё и три сверкающих Оленя, а это уже караван.
"На озере"- другая жизнь! Там бесконечное купание, там раки, которые "любят чтобы их варили живыми", там огромная скатерть на траве, с несметным количеством съестного "в складчину". Надо, как бы случайно, занять место возле "Лариссанны" - хозяйки китайского термоса с ледяным компотом и синей Волги со звездой на радиаторе. Дело тут не в "Лариссанне", которой по причине своей аристократической красоты редко приходилось заниматься прозой кухни, - всё дело в её Бабушке, которая сама никогда никуда не ездила, но так основательно снаряжала её с мужем в "дальнюю дорогу", что кажется начинала подготовку уже с момента их предыдущего возвращения. Тут у каждой хозяйки была своя изюминка, поэтому негласный конкурс быстро превращался в мирный обмен таинствами кухни. Всегда был костёр, на огне которого поджаривались и хлеб, и колбаски, и вообще всё, что можно было нанизать на прут, а в золе обязательно пекли картошку. Бесконечный обед плавно переходил в ужин, на котором в умеренных, но достаточных дозах разливался не только компот. Мы же, уже давно предоставленные самим себе, загорелые и мокрые, изредка подбегали к скатерти-самобранке, чтобы, стянув бутерброд, мчаться снова и снова вспенивать озёрную гладь.
Вскоре "Клуб автолюбителей" обрастал новыми членами - владельцами и более демократичных марок, таких как Москвичи, Победы, Эмки, и шикарных трофейных Хорьхов и Опелей. Всех сближал закат, сосны на берегу и неповторимый манящий аромат закипающей ухи. Природа, ещё настолько "дикая", что для каждого находилась не только своя любимая поляна, у каждого было даже своё любимое озеро, и это не считая таких общепризнанных как: Тургояк и Еловое, Кисегач и Увильды. А Теренкуль, что одним краем уже в Ильменском Заповеднике, где я прожил в палатке лучшее лето своей пионерской жизни, где научился не только плавать и ловить щук, но и солить рыбу в яме, выложенной лопухом с крапивой и коптить её в сложенном из камня колодце. А редковстречающиеся Санатории или Дома Отдыха лишь подчёркивали необъятное количество свободных берегов для мирных "дикарей".
Утром, едва проснувшись, я как-то неожиданно оказался за рулём. К тому же впервые, сколько я себя помню, ключ вызывающе торчал в замке зажигания, а не покоился в глубине отцовой китайской кожанки рядом с записной книжкой на молнии из той же коричневой кожи. Книжка эта была сама по себе произведением искусства: на ней была Кремлёвская башня со звездой и лучами от неё, упиравшимися в пагоду с крышей с загнутыми углами; сверху всё это венчалось иероглифами, видимо подтверждавшими правоту курса Мао и нерушимость дружбы двух Великих Народов.
- Если выжать сцепление и повернуть ключ, она заведётся?
- Заведётся, - машинально отвечает Родитель, занятый перебортовкой запаски.
Машина завелась.
- Первая на себя и вниз ?
- На себя и вниз.
- Отпускать сцепление?
- Отпускать, - машинально повторяет Родитель, занятый уже насосом.
И тут машина трогается и набирает скорость.
Оцепеневший поначалу отец срывается с места и бежит следом с насосом в руках, а возможно и с колесом тоже, но мне некогда его разглядывать - я за рулём! Мне нужно смотреть вперёд! Там быстро приближающиеся палатки и ещё быстрее выскакивающие из них туристы. Но я даю сигнал и, не забыв включить поворотник, плавной дугой разворачиваю послушное мне движущееся великолепие в обратном направлении.
Только тут многоэтажные непереводимые словосочетания содрогнули оленя на капоте, ну не так уж и велика эта хвалёная скорость звука. Выжимаю сцепление, потом нейтралка, аккуратненько так вытягиваю ручник. Задача выполнена! Я сделал это!
В сей момент распахивается дверь, а может она и не распахивалась вовсе, стекло то тоже было открыто, одним словом, от лёгкого прикосновения тяжёлой родительской длани я, вопреки земному притяжению, долго планирую над зеленью никогда некошеной травы и скользко приземляюсь на треснувших в стороны кузнечиков. М-да, незадача!
А вот уже и день на закат. Ну сколько можно загорать и купаться? Пора домой. Удаётся незаметно сунуть в багажник маску, трубку и ласту, вторая слетела с маленькой ноги и лежит себе на дне, её и видно то хорошо, прозрачность воды необыкновенная, но как достать с жуткой глубины, кто-же знал, что эта резина ещё и тонет в пресной воде! Отец, девиз которого: "Машина любит ласку, чистоту и смазку", уже и машину помыл, а это верная примета - к дождю. Вскоре караван ложится на обратный курс и как только сверкающее чистотой великолепие выбралось на дорогу и набрало скорость, в стекло захлопали первые капли.
Про Рака то я и забыл! Ладно уж, поделюсь сосновой корой, что наломал на кораблики, куда мне её столько?