Представление было в самом разгаре, дежурный по территории, с невиданной скоростью закончил работу, загнав метлой шишки под крыльцо, и помчался по обезлюдевшему пионерлагерю. Запыхавшись, я с трудом втиснулся между поварихой и врачихой в переполненную столовую, переделанную под концертный зал.
На сцене на трёх стульях лежала самая длинная девица из первого отряда, кстати ужасно высокомерная и вредная до невозможности. Нам, мелюзге, она не давала проходу ещё хуже, чем воспитатели - явно собиралась стать вожатой и посвятить себя педагогике, поэтому "доставала" нас как Мальвина Буратино. Пожилой гипнотизёр с черно-седой шевелюрой и острым взглядом был вовсе не в колпаке и накидке со звёздами, как цирковые иллюзионисты, а в обыкновенном костюме.
- Явно импортный и дорогой, - шепнула Медсанчасть у меня над головой,
- Очень, очень дорогой! - поддержала её Пищеблок сдобной комплекции.
Да, вообще-то он выглядел подозрительно, если и не как шпион, то уж как иностранец точно, ну а когда он ещё и заговорил с акцентом...
А ведь только что мы разучили маршировальную отрядную песню про то, как "Случайно иль нарошно, того не зная точно (для рифмы я пел "тошно"), на пуговку Алёшка ногою наступил". Дальше выяснялось, что дети хорошо осведомлены об ассортименте отечественной продукции, поэтому шли слова:" А пуговка не наша",- сказали все ребята... Далее они срочно сообщили об этом пограничникам, те потом ( для рифмы ) куда-то целых четыре дня скакали и "на пятый повстречали седого незнакомца"...- он и оказался тем самым шпионом, потерявшим пуговицу толи от кармана с патроном от нагана, толи от гульфика, из за чего так быстро попался...
Но это длилось лишь первую секунду, а потом и я оказался под своеобразным обаянием этого человека. Вот он вынул средний стул и... ничего не случилось! Будущая вожатая осталась лежать на двух крайних стульях, опираясь только на затылок и на пятки. Мало того! Гипнотизёр пригласил желающих выйти на сцену и сесть на неё, - вот тут эффект превзошёл все его ожидания! Желающих оказалось столько, что выстроилась очередь из той самой мелюзги, счастливой от возможности безнаказанно посидеть на животе у вредной Мальвины. Зал ревел от восторга, а я от досады, что оказался зажатым между двумя могучими белыми халатами с запахом пирогов и валерьянки.
Далее было ещё много всего: от угадывания мыслей и цифр до нахождения карманных часов Директора лагеря, чуть ли не спрятанных в горячем борще. Конечно, это предложение было отвергнуто. Но и закопать часы в кадку с фикусом - тоже надо догадаться! Когда из чернозёма, политого остатками обеденного компота из сухофруктов, гипнотизёр достал за цепочку серебряные часы, он констатировал:
- Фсё! Идьёт?! - (то ли хронометр идёт, то ли хозяин часов идиот? Ну акцент, ну, что скажешь!...)
Но в лагере уже пошло брожение. Эпидемия гипномании захлестнула всех поголовно, и не успел ещё Артист с ассистенткой принять приглашение Директора "Отобедать, чем Бог послал", как одна половина лагеря успела "загипнотизировать" другую. И началось незапланированное продолжение концерта: от корпуса к корпусу энергично шагал, оставшийся без обеда Гипнотизёр. За ним в "свите" по чиноубыванию вся администрация лагеря, ведущая за уши виновников, показывающих дорогу, следом зрители-зеваки, с удовольствием стаптывающие клумбы, на которых отборными шишками выкладывался нынешний День, Месяц, Год и № отряда. Гипнотизёр брал очередного пациента за руку...в итоге на счёт "три" все безотказно открывали глаза, таращились от удивления, не понимая, что же произошло и зачем столько внимания к их персоне? Но, под шумок, самое большое количество "загипнотизированных" из первого отряда оказалось в бассейне, где они перед перепуганными вожатыми нахально изображали плавающих "сомнамбул" до тех пор, пока на горизонте не показался Директор лагеря.
После триумфального отъезда Гипнотизёра наши вожатые совсем помешались... Достали какую-то дореволюционную книженцию ещё с "Я"-тями, и, делая идиотские пасы руками, пуча глаза, бормотали: -Ты засыпаешь... - или - Слушай мой голос! Сейчас я досчитаю до двадцати и ты заснё-ё-шь! - но всё безуспешно, было жалко смотреть. И как только Директор, под угрозой удаления из лагеря, запретил заниматься всей этой "подрывающей дисциплину чертовщиной", так мне тут же захотелось помочь нашему Вожатому Косте (тем более, что в эту книгу я уже тайком заглянул, и по картинкам поведение "медиума" хорошо себе представлял).
И когда у Кости "вдруг стало получаться", особенно с моим участием, то началось поломничество. По вечерам, после отбоя, начиналось представление уже сильно поверившего в себя Константина, тайно влюблённого, поэтому желавшего произвести неизгладимое впечатление на противоположный пол вообще, а в лице младшей пионервожатой, сильно страдавшей от поведения доверенного ей первого отряда, в частности. Я, сочувствуя ему, "под гипнозом", то собирал грибы или цветы, то ловил рыбу, сидя на одеяле,- одним словом, выполнял массу всяких дурацких фантазий, на которые горазды особы, юные головки которых недавно расстались с косичками и уже перешли на "начёс", но ещё критиковали "Бабетту". Популярность и моей персоны уже достигла того уровня, когда таинственные барышни начали писать записки с припиской - Жду атвета, как саловей лета! - И всё бы прекрасно и хорошо, но оказалось, что у Кости нашего есть могучий соперник Физрук, не менее его претендующий на оказание всесторонней помощи беспомощной младшей пионервожатой отряда №1. Физрук, по всем статьям обходивший нашего хрупкого Вожатого, но вдруг споткнувшийся о "гипнотический дар", быстро понял, что количеством отжиманий или подтягиваний, даже на одной руке, проблему не решить. Он тоже заглянул в дореволюционный учебник "Гипнотического влияния на людей и внушения мысли медиуму в любой удалённости" (название даётся очень приблизительно, причём многократно сокращено) и выудил крайне неприятные моменты ( для меня, конечно), где даны варварские примеры проверки глубины гипнотизма. А примеры состояли в том, что загипнотизированный человек, если ему повелеть, не чувствует боли, и хоть иглой протыкай его, хоть жги раскалённой кочергой...!!! И тут же он злорадно потребовал от новоявленного "кудесника" именно этих доказательств. Случайно подслушав этот разговор, я почувствовал как корейско-китайский чубчик мой, встал дыбом сбросив таджикскую тюбетейку! Что делать? Признаться и с позором пасть с вершины славы?! А Вожатый с его любовью?! Конечно, он, уверенный в себе, даже не спросив моего согласия, пылко назначил "материализацию чуда" на "После отбоя"
Я не слышал продолжения переговоров, я уже брёл, считая часы, оставшиеся мне до "момента истины". Выходило мало: одно купание, одна весёлая викторина, две еды и вечерняя линейка со строевой песней на оценку, где три первых места пойдут в поход вокруг озера на весь день с купанием и обедом у костра! Но это уже меня не касалось, ведь жить-то мне осталось...
Как я пел! Как шагал! Я был тот самый Алёшка, я наступил на пуговицу и бежал -Скорей! Скорей! Скорей! - Мы заняли первое место! Наш отряд идёт в поход! А я?..
Стемнело. Отбой. Я отрешенно шагаю на "эшафот" - в данном случае это была судомодельная мастерская, так сказать, нейтральная территория, хозяином которой был бывший боцман, купавшийся только в тельняшке, по причине виртуознейших наколок и по личной просьбе Директора. В эту мастерскую и из старших-то отрядов не каждого балбеса пускали, а младшие только через окно и могли видеть эти необыкновенной красоты и тончайшей работы пышные многомачтовые парусники и колёсные пароходы. Мне больше всего нравилась ажурная одномачтовая яхта с каютой, рулевым колёсиком и сверкающим якорьком на тонкой цепочке.
Итак, трое - Физрук, Вожатый и "Джордано Бруно" молча входят в мастерскую. Боцман почему-то только мне пожимает руку своей кочегарской лопатой, на которой свободно уместился якорь в натуральную величину. Как жаль, что я здесь не затем, чтобы разглядывать всё это великолепие! В окно не видно было и половины моделей, созданных этими самыми руками. А "моя" яхта вблизи была так хороша, что её не портил даже огромный киль, куда, оказывается, загружается балласт и без которого на воде она просто перевернётся.
Где - то с этого момента уже спокойно, с борта моей яхты, я наблюдал со стороны за происходящими событиями. Я видел надоевшие Костины пассы и слышал его занудный счёт, а когда понял, что надо-то всего-навсего проткнуть руку иглой, а не жечь, скажем, паяльником, то даже развеселился. Глаза мои были уже открыты, но никто этого не увидел. Я запросто сделал свою руку тяжелой и бесчувственной, а наш влюблённый балбес-вожатый на глазах у смертельно побледневшего Физрука крупной иглой, смоченной в Тройном одеколоне, дважды проткнул и продёрнул шелковую нитку сквозь то место, где мой большой палец соединялся с остальными. Тут же, за окном, ойкнув, рухнуло бесчисленное количество тайком подсматривавших мальчишек, которые, подсаживая друг друга, стойко кормили ночных комаров.
Шум привёл всех в чувство. Физрук с Вожатым почему-то бросились наружу, а восхищённый Боцман аж сдёрнул тельник, забыв, что в комнате есть несовершеннолетние. Увидев его наколки, я тут же забыл про "гипноз".
Он сначала посмотрел на мою руку с запекшимися точками, потом в мои восхищённые глаза, по достоинству оценившие "картинную галерею, долго скрывавшуюся в запасниках", и сказал протяжно:
- Ну, Паря! Я бы так не смог!
Потом торжественно снял со стапелей ТУ САМУЮ "МОЮ" ЯХТУ и, протянув её мне, добавил:
- Вот! Держи на память!
И, провожая уже:
- Заходи. В любое время заходи.