Холод. Вагончик. Сладковатая затхлая вонь. Чуть слышно шипит керогаз на полу под маленьким пыльным окошком.
Он ввалился сюда тяжело, трясясь в ознобе, в знакомое опостылевшее помещение. Захлопнул за собой дверь. Болела спина. Ахмед, сука, врезал по ней черенком лопаты. Поперек спины. И по голове. Сорвал вязаную шапочку. Посмотрелся в зеркальце. Темновато. Плохо видно. Кто повесил его в этом углу? Щелкнул выключателем. Все равно под волосами не видно. Но на ощупь - шишка. Болезненная и твердая. Лицо - изможденное, худое. Серое с похмелья. Свалявшаяся рыжая борода. На кого я стал похож?
“… я сам тебе могилу вырою”. Так он сказал. Ахмед. Падаль. Убить бы его самого.
Он шмыгнул носом и тяжело завалился на лежанку, на пыльное, вонючее одеяло. Ахмед. Почему я не мог у него лопату вырвать? И башку ему разнести. Лопатой. Лезвием. Он был слишком слаб. Похоже, вчера ночью простыл еще хуже.
По- честному не получится.
Больше нельзя.
Невозможно.
Ярость зарождалась в нем. Нарастала.
Встал, подошел к окошку. Эти ребята еще там. Вон они. Приехали могилу копать. Хорошие ребята. Хорошо им. Свободные люди. Свободные!
А я…
Он ударил кулаком в фанерную стену вагончика. Еще раз. Еще раз. Еще. Яростно зарычал и начал боксировать стену. Разбил костяшки в кровь. Боль прибавила ярости. Еще раз. Еще.
Схватил стальную миску со стола. На! - сильно, со всего размаху, швырнул в стену. Она глухо лязгнула о фанеру, выбила кусочек, отскочила, упала на пол. Пнул лежанку. Что это на полу? Бутылка! Та самая. Схватил ее. Швырнул в стену. На! Вдребезги. Осколки брызнули в стороны. Ему было все равно.
Внезапно он ослаб. На фанерной стене осталось несколько вмятин. Он снова лег на лежанку, бессильно матерясь. Ни о чем не думая.
Вчера вечером он напился. В последнее время он все чаще прикладывался к бутылке.
Незадолго до этого на кладбище приехал Ахмед со своими шестерками. У него какая-то дальняя родственница умерла. Потребовал срочно вырыть могилу - “Чтобы завтра утром готова была. Приеду, проверю”.
Он проводил взглядом белую “Тойоту”, сходил в вагончик за инструментами и поплелся копать могилу в указанном Ахмедом месте. Заученными движениями расчистил снег совковой лопатой. Потом взял кирку и начал рубить мерзлый грунт. Он рубил свирепо и сильно, как автомат. Звенела кирка, осколки ледяной земли разлетались в разные стороны. За час он сковырнул верхний слой почвы. Наметил ровный прямоугольник полтора на два метра - основу будущей могилы.
Мороз усиливался. Он сходил в вагончик, немого отдохнул, погрелся горячим чаем. Потом продолжил. Главное - выдолбить на метр, а там пойдет песок, можно будет копать лопатой. Он молотил замерзшую землю, однако песка все не было. Руки опухли от ударов кирки. Он взмок и замерз. Легкие горели от морозного воздуха. Хорошее местечко выбрал Ахмед. Ему удалось выдолбить яму метра полтора глубиной. Вскоре начало темнеть.
“Надо согреться, а то слягу с воспалением легких”, решил он. И сходил в поселок за водкой. В тепле вагончика он совсем расклеился. О могиле думать не хотелось. Об Ахмеде - тем более. Можно копать могилу и ночью, с фонарем. Но он был уже не в состоянии работать. В такой мороз - тем более. Было, наверное, уже градусов тридцать. За ужином он выпил бутылку и завалился спать.
Когда он проснулся, было уже десять утра. Если, конечно, не врали его наручные часы с треснувшим стеклом. Единственная вещь, оставшаяся от той жизни.
От той жизни…
Болела голова. Болели глаза от света. Тошнило. Он встал и вышел на свежий воздух на ватных ногах.
Рядом с вагончиком рыли могилу четыре парня. За кладбищенским забором стояла их красная “девятка”. Наверное, приехали с утра пораньше. Думать не хотелось ни о чем. Попросил у них сигарету. Они приехали из деревни неподалеку. Так, по крайней мере, они сказали. Но на деревенских не похожи: слишком холеные для деревенских, курят “Кэмел” и зажигалки у них дорогие. Хотя одеты просто. Оно и понятно - не в театр же приехали. Четыре парня, лет двадцати.
Но толком пообщаться с ребятами не успел. Послышался гул мотора и за оградой притормозила знакомая белая “Тойота”. Прямо “девятке” в лоб. Ахмед! Точно: он и двое его шестерок. Вылезли из машины и направились прямо к нему. Ахмед - высокий, упитанный, самоуверенный, в расстегнутой куртке, в осенней фуражке. Зачем ему зимняя одежда, он же все время в машине. Подошел к нему вплотную, держа руки в карманах. Презрительно глянул свысока. Процедил сквозь зубы:
- Могила готова?
Он сделал шаг назад. Ахмед наступал.
- Могила готова, я спрашиваю?!
Хотя и так уже видел, что не готова.
- Синяк, ****ь, на хера я тебя держу?!
Ахмед крепко врезал ему кулаком под дых. Он задохнулся. Обмяк. Упал. Краем глаза увидел, что Ахмед схватил лопату и уже замахнулся на него. Он успел откатиться в сторону. Черенок ударил прямо по голове. В глазах потемнело. Почувствовал кровь во рту. Попробовал встать. Ахмед рычал и матерился. Еще удар черенком лопаты - по спине. Подскочили Ахмедовы шестерки и врезали ногами по почкам.
- Ладно, хватит…- сказал Ахмед.
Потом присел над ним.
- Чтобы к вечеру могила была, понял? Ты понял или не понял?! Молодец. Не дай бог не выроешь - я тебе сам могилу вырою…
Он встал. В глазах плыло. Ребята бросили копать и смотрели на него во все глаза. Однако, ни один не вмешался.
Ахмед повернулся к ним:
- Вы откуда, пацаны?
Те ответили. Он кивнул снисходительно: работайте дальше. Снова заложил руки в карманы и направился обратно к машине. Шестерки шагали следом.
Он ощупал голову. Болит, но крови нет. Откуда здесь лопата? Неужели вчера вечером тут бросил? Точно. Все инструменты здесь - и совковая лопата, и штыковая, и кирка. Валяются возле вагончика.
Как только уехала “Тойота”, парни окружили его. Они решили перекурить. Стали спрашивать его: кто он, что он. Он что-то отвечал - сначала, как в тумане, но потом стал собираться с мыслями. Один все хотел знать, как он оказался здесь.
Накануне Восьмого марта он поехал в центр за покупками и встретил на улице бывшего одноклассника Серегу. Тот тоже за подарками приехал - но направлялся в другой магазин, подороже. Серегу он не видел лет пять. Говорили, что Серега поднялся, стал крутым бизнесменом. Так оно и было: выглядел старый друг весьма и весьма представительно, а на стоянке на другой стороне улицы стоял его черный джип. Серега сразу его узнал. Обрадовался.
Жил Серега в сталинском доме неподалеку, в роскошной квартире с евроремонтом. Серегина супруга укатила к родне. Они пили и беседовали за жизнь до полуночи.
Потом он не раз проклял себя за свою болтливость. Когда выпили, взял и сказал Сереге, что, мол, надоело на заводе горбатиться. И еще про мечту свою давнюю проговорился: неплохо было бы иметь свой ларек…
Серега понимающе улыбнулся - сам когда-то с ларька начинал. Потом посмотрела на него в упор, и сказал: это можно. На первых порах буду тебе помогать. Он удивился, спросил: ты это серьезно, Серега. Нет, пошутил, ответил тот. Конечно, серьезно, я же деловой человек, слов на ветер не бросаю. Ну так как, согласен?
Согласен, ответил он, но дай мне немного подумать.
Подумай, ответил Серега.
Следующим вечером Серега приехал к нему, и он выдал свое окончательное решение: согласен. Серега пообещал помочь с регистрацией частного предприятия и выдать кредит. И не обманул. Сразу после праздника взялись за дело. Серега и какой-то его “партнер по бизнесу” Леня то вместе, то по отдельности консультировали его по разным вопросам, водили его по разным инстанциям и кабинетам. Все бумаги и печати стоили больших денег. Ему было страшно. Он многого не понимал. Чем больше он узнавал о частном предпринимательстве, тем больше у него появлялось вопросов. Вскоре он окончательно запутался в бюрократических формальностях.
Кредит Серега отстегнул приличный - сто пятьдесят тысяч в рублевом эквиваленте. Потом вернешь по частям с процентами, сказал он.
Нужные бумаги собирали до конца марта - сначала один чиновник был в отпуске, потом заболел другой. Тогда же он уволился с завода - работать и бегать по инстанциям одновременно было невозможно. Серега и Леня говорили, что для регистрации предприятия придется ехать в Москву, возможно, не один раз. Но ехать в Москву не пришлось.
Заболевший чиновник наконец вернулся с затяжного больничного, и они с Серегой пошли к этому чиновнику, потому что без этого чиновника, сказал Серега, никуда. Раскормленный, рыхлый и лысый чиновник поприветствовал их, сразу вынул из папки какие-то бумаги и дал заполнить ему. С Серегиной помощью бумаги заполнили быстро, прямо на месте. За бумаги чиновник запросил ни много, ни мало - триста рублей. Когда он спросил, зачем все это, чиновник неразборчиво забубнил про какие-то печати и оплату какого-то сбора в соответствии с каким-то постановлением за номером таким-то от такого-то числа такого-то месяца такого-то года. Ему не понравилось все это, но деньги он заплатил, причем непосредственно чиновнику, как тот попросил.
Тут же выяснилось, что не было в наличии какой-то печати. Лысый чиновник извинился и попросил заглянуть завтра в это же время - тогда он выдаст бумаги, и можно будет ехать в Москву. Он хотел расспросить у Сереги, зачем все это, но тот сразу куда-то уехал, сославшись на занятость.
На следующий день он явился к тому чиновнику - совершенно один. Отстоял небольшую очередь и со страхом вошел в кабинет - очень ему не нравился этот лысый. На вопрос о бумагах и печати чиновник сделал круглый глаза и сказал, что не понимает, о чем идет речь, и что вообще впервые его видит. Он сказал, что был здесь вчера с Серегой, но чиновник никак не мог припомнить их визита. Он ушел ни с чем.
Два следующих дня он названивал Сереге, но трубку никто не брал. Наконец ответила жена. Она сообщила, что ее супруг уехал в рабочую командировку на две недели.
Он был в полном отчаянии. Он сходил к чиновнику еще раз, но тот по-прежнему его не признавал. А когда он решил проявить настойчивость, чиновник ясно и недвусмысленно дал понять, что вызовет охрану.
Это какая-то ошибка, думал он киношной фразой. Вернется Серега - он все разрулит. Он хотел обратиться за помощью к Лене, но не знал ни телефона, ни координат.
За эти две недели он понял, что ларек ему больше не нужен. Вся эта возня ему очень не нравилась. Но кредит… Он начал подозревать и Серегу и Леню, но потом подумал: а при чем тут они. Ему были нужны деньги, но на завод он вернуться не мог: как он будет смотреть в глаза старым друзьям. Занялся частным бизнесом, называется! Поэтому пока устроился грузчиком на оптовый рынок. Как он будет возвращать Сереге кредит, он не представлял.
Серега воспринял его нежелание заниматься частным бизнесом как-то уж слишком спокойно. Внимательно его выслушал, и сказал, чуть покривившись: ну, раз такое дело… Дружба дружбой, а кредит возвращать все равно придется. Он спросил Серегу, как. Тот ответил, ладно, что-нибудь придумаем. Друзья, как-никак. И уехал. Сказал, что у него дела.
После этого Серегу он больше не видел.
Через неделю к нему заглянул Леня. Один. Могу помочь рассчитаться с долгами, сказал он тоном заговорщика. Серега просил передать: твой долг составляет двести тысяч.
Как двести тысяч, удивился он.
А вот так, ответил Леня, проценты, издержки, то-се.
Как рассчитываться, спросил он.
Машина, у тебя, говоришь, имеется, спросил Леня.
Да, старая “пятерка” от отца осталась, ответил он.
Продай ее, предложил Леня.
Может, еще и квартиру продать, вспылил он.
Как знать, как знать, ухмыльнулся Леня, может, и квартиру продать придется. Да ты не кипятись, сядь, что ты можешь сделать.
В самом деле, что он мог сделать? Когда Леня уехал, он позвонил Сереге. Приятный женский голос сообщил, что он набрал несуществующий номер.
Серега, падла, неужели все это он подстроил?
Следующий месяц его никто не беспокоил, и он жил, как на иголках.
А в понедельник утром в конце мая, когда он собирался на работу, к нему приехал Леня с каким-то хмырем.
Извиняй, дружище, но хату твою тоже придется продать, констатировал Леня.
Хмырь присовокупил, что средств, вырученных от продажи машины и квартиры, скорее всего, не хватит на покрытие долга. Всего получится штук сто пятьдесят, не больше. Но ты не переживай так, обнадежил его Леня, я тебе работенку подыскал… на свежем воздухе, платят прилично, будем вычитать из заработка определенную сумму в счет погашения долга. Поехали с нами.
А работа, спросил он.
Я ж тебе говорю, работу мы тебе нашли, засмеялся Леня, поехали.
Он покорно спустился по лестнице, покорно сел в джип. Мысли путались. Продать квартиру… “Работу мы тебе нашли…”
Что за работа?
Он доехали до центра, до той самой стоянки, где он встретил Серегу.
А как же квартира, спросил он, как в тумане.
Не беспокойся, мы все устроим сами, ответил кто-то из них двоих - то ли Леня, то ли хмырь.
На стоянке их уже ждал, подпрыгивая от нетерпения возле белой “Тойоты”, упитанный, высокий кавказец. Леня подошел к нему, поздоровался, и они о чем-то долго беседовали. Он сидел в машине с хмырем.
Наконец Леня открыл дверцу. Пошли, кивнул он на выход.
Кавказец с наглой ухмылкой протянул ему руку.
Здорово, меня Ахмед зовут. Да не бойся. Работу мы тебе нашли.
Леня махнул рукой: пока. Сел в свой джип и уехал.
Он остался с Ахмедом наедине. Откуда-то появились еще двое. Они усадили его на заднее сиденье. Сели по бокам.
Поехали.
Значит, слушай сюда, говорил Ахмед, крутя руль. Будешь копать могилы. За каждую могилу будешь получать штуку. Половину я буду удерживать в счет погашения долга.
Они приехали на южную окраину города. На кладбище возле поселка, о котором он раньше и не слышал.
Жить будешь в этом вагончике, сказал Ахмед, инструменты, холодильник, радио - все там. Ты здесь надолго.
Паспорт Ахмед забрал.
Он остался на кладбище один.
А на следующее утро на кладбище явился Леня. Вернее, заскочил, как будто спешил и решил заглянуть на пару минут.
Короче, сказал он, машину и хату мы пристроили, но всего долга это не покрыло. Ты остаешься должен еще восемьдесят штук. Ничего, придется отработать. Ахмед тебя уже ввел в курс дела? Хорошо, Это бизнес, дружище. Долги надо отдавать. Ну да ладно, тебе ведь тоже за работу платить будут. Не с пустыми руками уйдешь отсюда.
И укатил.
Ах, Серега, сука. Научился бабки делать. Это все он, он - вместе с Леней и той лысиной. Обобрали, как последнего лошка. С чего бы я еще восемьдесят штук должен? Что за арифметика такая? Все заранее продумали. Какой никакой дополнительный заработок себе обеспечили. ****ей своих лишний раз на Канары свозят, в кабаке лишний раз бухнут. Вот какие у них дела.
Он разозлился. Он яростно швырнул лопату в землю, свирепо молотил вагончик кулаками. Задыхался. Давился слезами. Потом успокоился. Взял себя в руки. Хорошо, что меня никто не видит, подумал он.
После обеда приехали шестерки Ахмеда с первым заказом. Заодно предупредили, чтобы не вздумал убежать. У нас тут все схвачено, сказали.
В том, что у них все схвачено, он убедился в ближайший выходной, когда отправился в поселок за продуктами - только туда ему было позволено отлучаться с кладбища. Подходя к магазину, он увидел знакомую белую “Тойоту”. Рядом с ней стоял Ахмед и о чем-то по-свойски беседовал с милиционером, как он узнал позже, местным участковым. Ахмед махнул ему рукой: иди сюда. Он подошел. Ахмед показал на него участковому: вот он, наш должник. Если вздумает бежать, стреляй на поражение. И засмеялся. Усатый участковый тоже оскалился: смотри, мы тебя предупредили.
А пока он рыл могилу. Он умел это делать. Отцу своему копал в позапрошлом году. Он привык к физическому труду, однако к новому месту работы привык не сразу.
Восемьдесят тысяч. Он рыл лопатой землю и уже в сотый пересчитывал свой долг. Мне платят тысячу за одну могилу. Из этой суммы удерживают пятьсот, то есть половину. Значит, чтобы полностью рассчитаться с долгом, мне надо вырыть сто шестьдесят могил.
Сто шестьдесят.
Легко сказать, сто шестьдесят. Когда он выкопает столько? Ведь раз на раз не приходится: когда по две ямы в день выкапывал, а когда по неделе сидел без работы.
Впрочем, вскоре он освоился. Работать летом было легко. По крайней мере, так ему казалось сейчас, в декабре. Летом вечера длинные и теплые. Иногда он работал до одиннадцати вечера. Иногда и по ночам, с фонарем. Трудился с полной отдачей, но без злобы - в ярости он работать не мог. Бросил все силы на рытье ям два на два с половиной и глубиной два метра. Решил отработать честно.
Но тех пятисот рублей, что платил ему Ахмед, только на еду и хватало. Уйдешь не с пустыми руками, называется.
Ему не с кем было общаться. Иногда перекидывался парой слов с теми, кто приезжал рыть могилы самостоятельно. Но когда начинались похороны и приезжали родственники, он предпочитал отсиживаться в вагончике. Еще он общался с кладбищенскими бомжами. Дядя Витя, главарь бомжей, все расспрашивал, сколько ему платят. Он соврал, что рассчитываются с ним продуктами. Незачем знать бомжам, что у него есть деньги, пусть и небольшие.
Кто такой Ахмед, он до сих пор толком не знал. Дядя Витя называл его “хозяином кладбища”. На деле он оказался начальником кладбищенской администрации.
Иногда он думал, может, меня ищут. Родители умерли. Родственников в городе не было, все в области. Но есть же старые друзья на заводе. Наверное, уже забыли меня.
В июне он вырыл двенадцать могил. В июле - четырнадцать. В августе - пятнадцать. За лето его стараниями на кладбище прибавилась сорок одна могила. А сколько еще могил вырыли родственники. Это сколько людей умирает, думал он.
Осенью зарядили дожди. По колено в грязи, он упорно продолжал рыть могилы. Стало холодать. Ахмед привез ему телогрейку, старые джинсы, старый свитер, вязаные перчатки, брезентовые рукавицы и вязаную шапочку - на зиму. Он глотал стылый воздух и копал, копал, копал. К тому времени он уже изучил все кладбище.
К середине октября дядя Витя и его кореша куда-то исчезли - наверное, ушли куда потеплее. А он оставался здесь, на кладбище.
В воздухе кружился первый снег. Он простудился. Он начал слабеть. Если к концу лета управлялся с одной могилой часа за три, то сейчас ковырялся весь день. В результате стал меньше спать.
А заказов не убывало. В сентябре он выкопал тринадцать могил. В октябре - шестнадцать. В ноябре - девятнадцать.
В общей сложности - восемьдесят девять могил.
Весь ноябрь был серым и сырым. Он с ужасом ждал холодов. Настоящая зима нагрянула в последних числах ноября. Еще вечером моросил дождик, а наутро ударил мороз - наверное, минус двадцать - и выпал снег.
Заказов не было несколько дней. Потом, уже в начале декабря явился Ахмед и сказал: чтобы завтра была могила.
А как ее копать зимой? Он долго рубил заледеневшую почву киркой, потом выгребал ее из ямки лопатой. Было тяжело. Намозолил и без того закаленные руки. В тот день приехали два мужика рыть могилу. Они жгли старые автомобильные шины, чтобы земля прогрелась. Ему посоветовали делать то же самое. Умники. Где я здесь шины возьму?
Рубил и выгребал до темноты, а темнеет в декабре рано. Потом вернулся в вагончик и завалился спать. В семь утра продолжил, хилый и больной. Кое-как уложился в отведенный срок. О том, что сделал бы с ним Ахмед, если бы он не успел, думать не хотелось.
Ахмед похвалил его сквозь зубы и приказал быть еще одну. Давай. Говорит, прямо сейчас, заказ срочный.
Он пошел в вагончик. Пообедал. Погрелся. Его бил озноб. В тепле стало еще хуже. Но он встал, взял кирку и лопату и поплелся на ватных ногах рыть могилу. Девяносто первую.
До темноты выдолбил только полметра.
Он понял, что больше не сможет.
Вечером сходил в поселок. Взял бутылку водки.
Наговорившись с ребятами, он вернулся в вагончик. Похоже, он ненадолго забылся. Проснулся он резко. Ему немного полегчало.
Посмотрел на часы с треснувшим стеклом - без пяти двенадцать.
Он тяжело поднялся с лежанки.
Страх был сильнее болезни.
Могила!
Скоро явится Ахмед.
Больше нельзя.
Невозможно.
Он толкнул дверь и вышел на свежий воздух. Ребята уже уехали, оставив свежевырытую яму.
Он один. Вокруг - заснеженное кладбище. Голые деревья в инее. Пусто. И тихо. Только свистит ветер.
Кирка и лопата так и лежат возле вагончика на снегу.
“Я тебе сам могилу вырою…”
“Если вздумает бежать, стреляй на поражение”.
“Смотри, мы тебя предупредили”.
Это был импульс. Инстинкт.
Он прикрыл дверь вагончика. Огляделся вокруг.
Похоже, начиналась метель.
По- честному не получится. Нельзя с ними по-честному.
Он сделал несколько шагов. Остановился. Потом продолжил шагать.
“Смотри, мы тебя предупредили”.
Он шел, как в бреду, проваливаясь в снег по колено.
Действительно, началась метель. Метель мне на руку, подумал он, заметет следы.
Двести рублей в кармане.
Он оглянулся назад, все продолжая брести по глубокому снегу. Никого. Ушел довольно далеко от вагончика.
Еще немного - и он был под защитой соснового леса.
Шагать.
Шагать.
Упрямо.
Не останавливаться.