«СЕРДЦУ МИЛЫЙ, ВОЖДЕЛЕННЫЙ…»
Когда я писал о маме, я был уверен, это слово о всех ма-мах на свете, и не ошибся. Со слезами приходили читатели, бла-годарили за незатейливые строчки. Многие по моей просьбе запи-сали имя р.Б.Веры в помянники. И просили писать о маме еще. Я не делаю этого специально — только по зову сердца. Да и стро-чек, посвященных маме, не так много. Единственное, что могу сказать, — они написаны искренне, нет в них ни рисовки, ни стремления рассказать о чем-то необыкновенном. Мама была обыч-ной русской женщиной с обычной тяжелой для русской женщины судьбой. Наверное, поэтому мои скромные записки так тронули людей. Но вот получил одно письмо — и сразу почернел мир перед глазами: «Надоели вы со своей матушкой. Что вы лезете в души людям, что вы пишете без конца о родительнице! Ну, была она хорошая, пригожая, славная, так храните память о ней в душе, не надоедайте людям. Ведь у каждого была своя мама, память о которой хранит человек и лелеет ее память. А вы нагло лезете к людям со свей мамой. Как только я вижу заметки о маме, я их не читаю…» Пишет 67-летняя женщина, обученная грамоте, сибирячка, у которой отец погиб в 1942 году, а мама осталась одна с че-тырьмя детьми. Много грубостей написала она мне, и я не пере-стаю удивляться — откуда у немолодой уже женщины так много злости? Злость просто выплескивается из нее. Что я сделал ей плохого? Или не задалась жизнь? Не знаю, не знаю… Ну не читай-те мою газету, не покупайте моих книг, не упоминайте мое имя в своем доме. Но вы же, наверное, тоже мать! А если на вас же и обернется ваша злоба? Не хочу больше писать…
†«Три есть начала, побуждающие нас на зло: страсти, демо-ны и злое произволение». Прп.Максим Исповедник †622
ЖАЛОСТЬ
Сатин: «Жалость унижает человека». М.Горький, «На Дне».
…Пусть унизит. Что за дело!
Пусть унизит — не беда!
Помню, мать меня жалела
в невозвратные года.
Так жалела, так страдала,
над плитой ревя ревмя,
полоснув меня, вандала,
пряжкой отчего ремня…
Не спеша светло и бело
отцветет плакун-трава…
Все в душе перегорело,
только жалость и жива.
Лишь одна она отныне
все острее, все больней
к малолеточке рябине,
к скорбной женщине при ней.
Да еще — совсем некстати —
к тем, кто, сея воровство,
не жалели, как и Сатин,
ничего и никого…
Вадим Кузнецов
(фото Горней)
Пришла открыточка от игумении Георгии из Иерусалима. Де-сять лет прошло с моей первой поездки на Святую Землю, и все годы мы шлем матушке газеты, а она с сестрами молится за нас у Гроба Господня. Та поездка стала краеугольным камнем для моей неутвердившейся веры, в вырос духовно. Это была замечательная поездка, если бы не одно «но». Группу сопровождал священник нашей епархии, и мы поначалу радовались этому. Недоумение на-чалось с того, что в Горнюю, где нас очень ждали, он прибыл в мятой панамке с изображением серпа и молота и спортивном кос-тюме. Даже мы заметили, с каким удивлением подходили к нему сестры под благословение. Но странности продолжались: он ут-верждал, что стена плача есть главная христианская святыня, снимал наперсный крест, надевал на голову иудейскую кипу и шел молиться — к «главной святыне». Чуть позже духовник Обители запретил ему заходить в алтарь, а паломники на исповеди в Хра-ме Гроба Господня не хотели к нему идти — на Голгофу. Однажды в дороге, в жаркий декабрьский день, когда автобус сделал ос-тановку для отдыха, он предложил мне:
— Александр, хочешь кваса?
Я взял из его рук бутылку и сделал глоток. Тьфу, гадость! Он засмеялся:
— Это кошерное пиво!
Он долго плескался в Мертвом море, а потом не мог спать от ожогов. Он заводил со мной разговоры, далекие от истин Пра-вославия, и моя душа раздваивалась: он же священник Русской Православной Церкви, неужели я не понимаю даже азов нашей ве-ры? Но вскоре мои сомнения развеялись. Мы посетили храм Благо-вещения Пресвятой Богородицы в Назарете, и греческий настоя-тель архимандрит Иустинас произнес перед нами пламенную пропо-ведь, а питерская паломница Ирина Коваленко переводила. Опас-ность исходит от папы Римского, который стремится объединить уже не только христианские религии, но и буддизм, брахманизм, иудаизм — в единое целое. «Станьте новыми апостолами и, уподо-бясь им, несите свет истинного Православия», — напутствовал нас отец Иустинас.
И вдруг словно пелена спала с моих глаз, а он, стоявший рядом со мной, внезапно произнес: «Жаль, что мои усилия были напрасны». Больше он ко мне не подходил, а потом и вовсе пере-ехал в одну из ночлежек Иерусалима.
Вернувшись домой, я позвонил его настоятелю и сообщил о неправославном поведении клирика церкви, на что тот спокойно ответил: «Да я все знаю, и фотографии его у стены плача есть. Вы соберите подписи и напишите рапорт митрополиту». Но Владыка Иоанн недавно умер, и писать было некому. Фамилия его… да раз-ве в фамилии дело? Теперь уже и сынок его служит в нашей епар-хии священником, и дай Бог, чтобы яблочко от яблони подальше упало…
За нашей последней трапезой в Горней сестры спели нам на память чудную песню
ПРОЩАЛЬНЫЙ ЧАС В ИЕРУСАЛИМЕ
Сердцу милый, вожделенный,
Иерусалим, святейший град,
Ты прощай, мой незабвенный,
Мой поклон тебе у врат.
О тебе, моей святыне,
Глас с мольбою возношу:
И всевышней благостыни
От небес тебя прошу.
Я с отрадой и слезами
Отплываю по морям:
Ты же будешь за горами,
Светлый трон Царя царям,
Правдой землю ты наполнил,
Возвестил Христов закон:
Нам же живо ты напомнил,
Что страдал в тебе Сам Он.
Этим сердцу ты дороже,
Выше всех мирских красот.
Как я счастлив, дивный Боже,
Видеть верх Твоих щедрот.
Так прощай, я отплываю,
Град — сокровище веков;
Вас с Сионом величаю,
Чту превыше облаков.
Выше славы до чертога
Град известен в небесах,
Даже имя носишь Бога,
Граде, весь ты в чудесах!..
Батюшка две недели тоже болеет гриппом:
— Совсем измучился, Саша, — жалуется он, — на службе, на-верное, заразился. Много ли мне, старику, надо? 400 причастни-ков было, а второго священника не дают.
— Батюшка, дорогой, чем вам помочь? — духовника так жаль, что даже слезы выступили. — Навестить вас, привезти что-нибудь? Я молюсь за вас, батюшка.
— Знаю, знаю, что молишься. «Бойся Господа, и удаляйся от зла: это будет здравием для тела твоего и питанием для костей твоих» (Притч.3,7). Ты лучше воздохни обо мне перед Господом.
Воздыхание, по Святым Отцам, короткая сердечная молитва о ком-либо, по силе равная многим часам молитвы. Дома я возжег лампадку и стал «воздыхать»: «Боже, помоги батюшке выздоро-веть!», «Боже, Ты же знаешь, как он Тебе служит, помоги!», «Господи, помилуй духовника моего отца Иоанна!», «Помоги, Гос-поди, батюшке!», и т.д. Интересно, будет ли толк от моих «воз-дыханий»?
Дорог мне перед иконой
В светлой ризе золотой
Этот ярый воск, возженный,
Чьей, неведомо, рукой.
Знаю я: свеча пылает,
Клир торжественно поет —
Чье-то горе утихает,
Кто-то слезы тихо льет,
Светлый ангел упованья
Пролетает над толпой…
Этих свеч знаменованье
Чую трепетной душой:
Это — медный грош вдовицы,
Это — лепта бедняка,
Это… может быть… убийцы
Покаянная тоска…
Это — светлое мгновенье
В диком мраке и глуши,
Память слез и умиленья
В вечность глянувшей души.
Аполлон Майков †1897
Сопливые мальчишки без стеснения сосут сигаретки на ули-це, благо время сейчас такое — не до них! Курят незрелые дев-чонки, курят и мамы, везущие в колясках детей, курят инвалиды, курят здоровые, курят в больнице, и даже перед смертью просят последнюю затяжку.
И зачем люди курят? — удивляюсь я нынешний. Это кто там удивляется? — вопрошаю я прежний. — Забыл, что всегда носил с собой по три пачки сигарет: все боялся, что отрава кончится? Забыл, как по ночам вставал покурить, а по утрам тебя бил ка-шель? Как в нетерпении до перерыва в Университете держал у но-са никотиновые пальцы, забыл? Или как не мог досидеть до конца сеанса в кино? Тоже забыл? И, конечно, не помнишь, как, не имея курева, собирал чужие замусоленные окурки? — не успокаи-вается прежний. Отстань от меня, приставала, не было этого! — но густая краска стыда малиново покрывает щеки.
Да нет, все я помню отлично, потому и пишу. Горящая сига-рета во рту или в руке почему-то должна говорить о мужествен-ности мужчин и женственности женщин. Табачные монополии сдела-ли все, чтобы курение вошло в моду. Ну, еще в тюремном безна-дежье или в армейской карусели понятно — единственное законное развлечение, дающее иллюзию успокоения, минутку отдыха уста-лой душе и разгоряченному телу. Вот когда бежим и задыхаемся, тогда даем слово — брошу! А отдышавшись, снова зажигаем дья-вольскую соску.
МАХОРКА
Меняю хлеб на горькую затяжку,
родимый дым приснился и запах.
И жить легко, и пропадать нетяжко
с курящейся цигаркою в зубах.
Я знал давно, задумчивый и зоркий,
что неспроста, простужен и сердит,
и в корешках, и в листиках махорки
мохнатый дьявол жмется и сидит.
А здесь, среди чахоточного быта,
где холод лют, а хижины мокры,
все искушенья жизни позабыты
для нас остались пригоршни махры.
Горсть табаку, газетная полоска —
какое счастье проще и полней?
И вдруг во рту погаснет папироска,
и заскучает воля обо мне.
Один из тех, что «ну давай покурим».
сболтнет, печаль надеждой осквернив,
что у ворот задумавшихся тюрем
нам остаются рады и верны.
И мне и так не жалко и не горько.
Я не хочу нечаянных порук.
Дымись дотла, душа моя махорка,
мой дорогой и ядовитый друг.
Борис Чичибабин †1994
Я много лет боролся с собой — и бросал, и считал количе-ство выкуренного, и таблетки принимал, да все без толку. И по-нял, что проиграл. Больше всего задевало то, что я стал рабом сигареты — без нее никуда, и чтоб спички были, и чтобы отравы хватило надолго. Все время — а курил я лет 25 — меня не остав-ляла боязнь остаться без никотина. А в редкие часы, когда ку-рева не было, я места себе не находил. Помните, в конце 80-х в Питере чуть не случился табачный бунт, когда из-за отсутствия табака мы, курящие, перекрывали Невский? Человек курит не по-тому, что ему это нравится, — он без никотина уже не может — организм требует: мы несем «скорби собственного сочинения», по выражению прп.Анатолия (Зерцалова).
Свобода в нас самих: небес святой залог,
Как собственность души, ее нам вверил Бог!
И не ее погнет ярмо земныя власти;
Одни тираны ей: насильственные страсти…
Петр Вяземский †1878
Никотин — наркотик, курение — страсть противоестествен-ная, а к плохому человек быстро привыкает. Я было сдался, но Господь помог — и лет 14 не курю. Даю ценный совет: просите у Бога, Он поможет, воля редко кого их дьявольских тенет вытас-кивает. У Бога просите!
†«Страсти происходят не от природы, но от желания». Свт.Иоанн Златоуст
Я СЧАСТЛИВ!
Граждане,
у меня
огромная радость.
Разулыбьте
сочувственные лица.
Мне
обязательно
поделиться надо,
стихами
хотя бы
поделиться.
Я
сегодня дышу как слон,
Походка
моя
легка,
И ночь
пронеслась,
как чудесный сон,
Без единого
кашля и плевка.
И мысли
и рифмы
покрасивели
и особенные,
Аж вытаращит
глаза
редактор.
Стал вынослив
и работоспособен,
Как лошадь
или даже —
трактор.
Бюджет
и желудок
абсолютно
превосходен,
Укреплен
и приведен
в равновесие.
Стопроцентная
экономия
на основном расходе —
И поздоровел
и прибавил в весе я…
… Я
порозовел
и пополнел в лице,
Забыл
и гриппы
и кровать.
Граждане,
вас
интересует рецепт?
Открыть?
Или…
не открывать?
Граждане,
вы
утомились от жданья,
Готовы
корить и крыть.
Не волнуйтесь,
сообщаю:
граждане,
я
Сегодня —
бросил курить.
Владимир Маяковский †1930