Вы видели, как ест цапля? Она стоит на одной ноге в воде и высматривает лягушку. Молниеносный удар клювом, во что-то невидимое для нашего глаза, длинная шея поднимает, выгибаясь, голову вверх, и лягушка, переворачиваясь, летит в воздухе. Цапля открывает клюв, и жертва проваливается в него. Я наблюдал такую сцену ранним подмосковным утром на берегу лесного озера, покрытого лёгким туманом, и это очень интересно, если не быть, конечно, лягушкой…
Пришли зимние каникулы. Дни стояли морозные, выпало много снега, и мы, второклассники, скатывались с ледяных горок и играли в снежки, в саду им. Баумана, а по выходным дням я с папой и лыжами шёл в парк Сокольники. Я нарезал круги, а папа нёс моё пальто и решал в уме свои бесконечные, как космос, математические задачи. Каждые полчаса папа кричал мне : «Цапля!», я останавливался, запрокидывал голову назад и ждал добычи. Папа доставал из бумажного кулька крупные разноцветные витаминные драже, и осторожно вкатывал одно из них мне в рот. Я его сгрызал и продолжал свой бег, а кормилец шёл за мной по лыжне, изредка останавливаясь, чтобы «черкнуть пару формул» прутиком на снегу.
Но этот день был будним и холодным. Температура упала до - 20 градусов, но папа решил, что закалка не повредит слабому сыновнему организму, и, используя свободный день для этой цели, потащил меня в парк. Бабушка была против похода, но особо спорить не стала, апеллировать было не кому, так как мама работала по вечерам, а сегодня уехала пораньше в РОНО по вызову. И мы с папой оказались в Сокольниках.
Будний день, мороз…Парк был пуст, редкие любители лыжни были разбросаны по лесному массиву, мы оказались предоставлены самим себе. Тишина…Лёгкий хруст снега под лыжами… Математика…Сын, болтающийся впереди, похожий, в своём черно-белом с начёсом лыжном костюме, на пингвина… Мы углубились в парк, густой кустарник, деревья покрытые снегом.…Прошло полчаса: «Цапля!». Я остановился, запрокинул голову и открыл рот. Подошёл папа, вынул из кулька красное драже, поднёс его к моему рту, и тут его настигло математическое озарение! От удовольствия, возникшего в голове решения, папа прищёлкнул пальцами, и драже пулей вошло в моё дыхательное горло. «Ххххыыы!» - удивился я. «Хххххыыыы… - удивление стало нарастать в геометрической прогрессии – Ххххххыыыы….». «Серёжа, что с тобой?!» - папа быстро заподозрил неладное. Небо из синего стало чёрным, потом опять синим… Солнце, то пропадало, то появлялось… «Серёжа, Серёжа!!» - папа стал трясти меня за плечи, и драже опустилось ниже. «Хххххыыыы…» - я опустился на колени, но папа, боясь, что простужусь, поднял меня. Он стал озираться по сторонам, поняв свою беспомощность, поняв, что означает для меня это зловещее «Ххххыыыы…» и уже синеющее лицо…»Хлоп!» - подпрыгнув на трамплинчике, из кустарника вынесся лыжник. Высокий мужчина в армейской шапке с опущенными ушами, чёрной короткой телогрейке перепоясанной морским ремнём. Брюки военного кроя были заправлены в офицерские сапоги, к которым были привязаны широкие лыжи. С поворотом, он пересёк лыжню, на которой я умирал, и направился по очень узкой лыжне в густой кустарник. «Помогите! – закричал ему в спину папа – Помогите! Мальчик задыхается!». Мужчина затормозил и посмотрел на меня. «Ххххххххыыыыы…» - из последних сил я постарался, как можно убедительнее, подтвердить папино умозаключение.
Лыжник кивнул головой, и стал разворачиваться к нам переступом, что на узкой лыжне, да ещё в кустарнике, смерти подобно. Он изящно развернул левую ногу в сапоге на 180 градусов, занёс правую, но зацепился лыжей за куст, нелепо замахал в воздухе лыжными палками и упал навзничь на другой куст, который согнулся под его весом так, что голова мужчины свесилась на одну сторону, а его ноги на другую. Лыжи скрестились, одна из них уткнулась пяткой в снег, а другая ушла в корневую систему незнакомого мне без листьев растения. Лыжник стал рваться из этой западни, лыжная палка зацепилась за ветку дерева, и, дёрнувшись несколько раз, он затих…. «Хххххыыы…» - я с обидой продолжил задыхаться… Папа, не веря глазам, смотрел за этой картиной уходящей надежды на помощь, которую можно было назвать – «Гибель героя-партизана в парке культуры и отдыха». Придя в себя, он посмотрел на синее, полудохлое чадо, и ему представилась ещё более страшная сцена.
Медленным шагом, неся меня на руках, он пересекает Москву, и приходит в нашу коммунальную квартиру на Садово-Спасской улице. В коридоре папу начинают до двери сопровождать все сорок семь наших соседей. Ему помогают открыть дверь, он входит в столовую-спальню и кладёт меня на стол. Лыжи грохают об пол, и на этот звук из чулана появляется бабушка. Она подходит и смотрит на меня внимательным взглядом. Потом поворачивается к папе и говорит ласковым голосом: «А зо хэн вэй, Лёвушка…Когда вы уходили в парк, мальчик был абсолютно белого цвета, а теперь, после прогулки, совсем синий…Как ты думаешь, что скажет Адя, когда придёт с работы?»
«Ххххыыы…» - папины раздумья были грубо нарушены моим хрипом. «СВОЛОЧЬ!» - рявкнул он на меня не своим голосом, и ахнул меня по спине с такой силой, что… «Крак!» - из меня вылетело драже и крупной красной ягодой повисло на заснеженном кусте. «ЫххЫ, ЫххЫ, ЫххЫ!!!» - мои лёгкие стали подвергать себя гипервентиляции на морозном воздухе. «ЫххЫ! ЫххЫ!» - стала возникать опасность их воспаления. «ЫххЫ!» - воспаление уже началось, но я ещё об этом не догадывался, а папа на радостях меня подбадривал: «Дыши! Дыши, Серёжка! Воздух-то, какой!». Папа помог мне снять лыжи, напялил пальто, и, проложив в уме математическую прямую до выхода из парка, поволок меня за собой. Внезапно остановился, подбежал к лыжнику, лежащему на кусте, и громко сказал: «Спасибо Вам!». В ответ шевельнулись сапоги. Мы быстро прошли минут пятнадцать, пересекая овражки, поднимаясь по снежным склонам, и вдруг упёрлись в глухой высокий забор. Пошли вдоль него, и, пройдя так, лишних полтора километра, вышли на главный просек.
Около самого выхода папа засунул руку в карман и вытащил оттуда кулёк с драже. Лицо его перекосилось, и он с силой швырнул его в сторону. Кулёк попал в фонарный столб, из него вылетело разноцветное драже и упало на снег, усыпав его жёлтыми, синими, зелёными и красными шариками. Они сверкали на солнце, приманивая взгляды редких прохожих и стайки птиц, которые почему-то не решались их унести.
Мы быстро добрались до дома, и уже в лифте у меня начала подниматься температура. А через час я весь полыхал, и меня уложили в постель, и влили кипящее молоко, обжигая мой язык…Папа перетащил свои талмуды ко мне в комнату, зажёг на столе лампу под стеклянным зелёным абажуром, защёлкал движком логарифмической линейки, зашелестел страницами справочника. Я погружался в высокотемпературную дремоту, и, видимо, нагрел собой воздух в городе. Пошёл снегопад… Улицы, крыши домов и машин покрылись снегом, а он всё шёл и шёл…В Сокольниках снег сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее засыпал разноцветное драже, переливающееся в свете фонарного столба, и вскоре оно совершенно исчезло под толстым белым покрывалом…