Дневник конкистадора Диего де Сарриа, 5 июля 1520 года от Рождества Христова.
«Я не вижу иного выхода, кроме как начать записывать всё, что происходит со мной и моими соратниками в виду того, что наш земной путь, вероятно, подходит к концу. Изначально я привёз в Вест-Индию бумагу и письменные принадлежности, надеясь составить подробные путевые заметки. Однако события следовали одно за другим, и я либо не имел времени взяться за перо, либо был столь сильно охвачен впечатлениями, что думал о заметках в самую последнюю очередь. Теперь же я и мои боевые товарищи находимся на самом краю гибели, и начатый мной так некстати дневник послужит нам единственной эпитафией.
Здесь, забытых Творцом дебрях на самом краю Вест-Индии, дьявол и его приспешники свободно ходят по земле. Орды демонопоклонников дышат нам в спину, и если бы не величайшая отвага нашего лидера, капитан-генерала Кортеса, мы уже давно простились бы с нашими жизнями. Экспедиция, начавшаяся так успешно, завершилась чудовищной катастрофой, которую многие поколения будут называть «Ночь печали». Тогда мы потеряли всё, что с таким трудом сумели получить. Если сначала нас было достаточное количества для того, чтобы дать отпор любому врагу, то теперь нас лишь жалкая горсть, большую часть которой составляют жители гор Тласкалы, аборигены. Они зарекомендовали себя верными союзниками и храбрецами, каких поискать…У нас (собственно испанцев) лишь несколько десятков пехотинцев, мушкетёры без мушкетов и арбалетчики без арбалетов, а так же двадцать два всадника, одним из которых являюсь и я. Орды демонопоклонников, по сравнению с идолами которых Сатана покажется кротким, идут за нами по пятам. Во время боёв в их дьявольской столице, Теночтитлане, я своими глазами видел, как они захватывали живыми моих соотечественников, а затем предавали их мучительной смерти на виду у всех. Впрочем, не скажу, что мы заслуживали любовь местных жителей, которых все называют «ацтеки», а сами себя они называют «теночки». Но, как бы там ни было, из-за непродуманных и вероломных действий одного из наших командиров, сеньора Альварадо, мы попали в передрягу, из которой едва ли выберемся живыми. Хотя обо всём по порядку.
Зовут меня Диего де Сарриа, и я идальго из-под Толедо. Мне всего девятнадцать лет от роду, и потому я оказался в стороне от героической эпопеи освобождения Гранады (в отличие от некоторых моих сослуживцев). Отец возлагал на меня большие надежды, хотя по традиции завещал поместье моему старшему брату. Я попытался сделать карьеру в королевской армии, как и другие молодые кастильские рыцари. Но, увы, произошло то, чего я никак не ожидал, и что похоронило все мои надежды. На турнире в Барселоне я оказался выбит из седла неизвестным балеарским рыцарем, и это поставило крест на моей репутации. Сохранив тело невредимым, я получил тяжёлую душевную травму. Как проклятый, я бродил по трактирам Барселоны, вливая в себя на последние деньги вино и пиво, выбирая между разбойничьей жизнью и самоубийством. Ни один сеньор, включая и короля, не согласится иметь дело с молодым идальго, который был выбит из седла в своём первом настоящем поединке. Именно там я встретился с Руем Хустениано, который в будущем стал мне ближе всего человечества. Такой же, как я, неудачник-идальго, но настолько бедный, что не мог даже коня себе купить, он рассказал мне о плавании Колумба и новых землях, где происхождение не играет никакой роли, о городах, построенных из золота и о миллионах язычников, которых Его Величество не прочь окрестить. Близилась эпоха новых Крестовых походов, где каждый, кто храбр и умён, сможет заработать блестящее имя и огромное состояние. Так мы решили отправиться в Вест-Индию, где примкнуть к какой-нибудь экспедиции. Вскоре уже мы были на Эспаньоле, где…снова взялись за пропивание моих грошей, так как остров уже был поделен между плантаторами и золотодобытчиками, лесоторговцами и судостроителями, а самыми серьёзными битвами оказались драки в таверне. Тут нам как Благовест явился сеньор Кортес, которого вообще-то звали Фердинандом, но мы все звали его не иначе как Эрнан. Он был единственным, кто решил не ждать у моря погоды, а отправиться с крестом и мечом на таинственный материк, о котором было столько разговоров.
Не стану описывать наш поход, в котором мы встречали такие явления, о которых не могли даже помыслить. Были на материке племена, которые казались нам страшными, но оказались верными союзниками и охотно приняли учение Христа (мне так кажется). Но были и ацтеки, владевшие огромной и сказочно богатой империей. Их силы и ресурсы неизмеримы. Наш Эрнан действовал дипломатией и добротой. Мы были в столице этих демонопоклонников, и они были нам рады! Но их ложные боги требовали кровавых жертв, что приводило нас в омерзение, а многие наши воины жаждали золота. Наш отряд, не считая многочисленных туземцев из гор Тласкалана, состоял из трёх категорий людей: фанатично преданные Богу воины, пришедшие сюда, дабы обратить эти земли в христианство (к ним относится наш лидер, Кортес); обездоленные идальго (это я, Руй и многие другие кавалеристы); и наёмники, для которых нет ничего важнее золота и скорого возвращения домой (это Альварадо). Я не могу и не умею описать наши дни в Теночтитлане и последовавшую за этим баталию. Пусть это сделает кто-то, кто умеет владеть словом. Вот, например, пехотинец Берналь Диас всё время хвастает, что после возвращения напишет книгу о нашем походе. Скорее всего, ничего он уже не напишет. Альварадо позволил наёмникам напасть на празднующих что-то знатных туземцев, перебить их и обобрать трупы! После этого наша участь была предрешена: несколько дней тяжелейших боёв, и вот, мы идём в обход озера Сумпанго на равнину Отумба, чтобы оттуда попробовать добраться до Тласкалы. Ацтеки преследуют нас постоянно, а время от времени их стрелки подбираются близко и мечут в нас камни, стрелы и дротики. Оружие индейцев крайне примитивно, но они не ведают страха и сражаются, словно демоны из преисподней. Во время ночного боя в Теночтитлане я лично зарубил не меньше десятка их воинов, одетых в причудливые одеяния из шкур ягуаров и облачённых в совершенно бессмысленные доспехи из кусков дерева и перьев. Но их не останавливал мой клинок. Ацтеки напирали, стараясь достать меня деревянными мечами, по периметру которых были закреплены острые куски обсидиана и камня. Им это удалось, и не раз. Имей аборигены стальное оружие, они изрубили бы меня на куски. Но Господь решил иначе, и теперь мои нагрудник и щит покрыты целым узором из мелких вмятин и царапин. Но горе тем наших воинам, которых ацтеки сумели окружить и вынудить сражаться в полный контакт. От их цепких рук не спасали даже удары кинжалов. Почти всех, кого они смогли окружить и потеснить, ацтеки связали. Чуть позже они зверски расправлялись с пленными на своих адских пирамидах. В той схватке, когда лишь луна освещала узкие дамбы, на которых шло яростное сражение, моему коню эти мерзавцы отрубили оба уха. Я же отделался парой царапин на голенях и потерял копьё, которое не успел извлечь из очередного поверженного врага. Хустениано повезло меньше: несколько вражеских ударов изуродовали ему лицо. Даже сейчас я вижу статную его фигуру, небрежно качающуюся в седле, и его лицо полностью скрыто перепачканными кровью бинтами. В том бою погиб родственник губернатора Кубы, Хуан Веласкес. За него у Кортеса будут серьёзные проблемы. Но, чтобы они начались, нужно выбраться из этих горных дебрей. Такая задача нам, скорее всего, не по плечу.
Если тласкаланские проводники не выведут нас в свой край в ближайшие несколько дней, то мы погибли. Чтобы попасть в Тласкалу, а оттуда - в Вера-Крус, необходимо добраться до Отумбы и миновать её. Находящийся на этой равнине одноимённый город является восточной границей империи ацтеков. Если они не преградят нам путь, то мы спасены. Только едва ли они не продумали такое положение дел. В конце концов, они на своей территории, а мы – в чужом и враждебном мире. Молю Господа Бога нашего, чтобы он спас нас от язычников, потому что надеяться нам больше не на что».
*****************************************************
Ашолотль проснулся на рассвете. За свою относительно недолгую боевую карьеру он уже успел привыкнуть к тому, что подъём всегда происходит именно при первом луче солнца. Ночью, когда Уицилопочтли и остальные боги спят, только свет звёзд и луны не позволяет камням превратиться в ягуаров. Но и без этого хватает проблем: в ночи бродят, алча человеческой крови, сихуаттэхо, парят на крыльях камазотс и так далее. Потому ночью лучше не отходить от костров, оставив часовым горькую долю нахождения в темноте. В общем-то, Ашолотль не должен был бояться темноты, так как служил в рядах «ягуаров», то есть воинов, посвящённых Тескатлипоке, богу ночи и чёрной магии. Это «орлы», чтящие Уицилопочтли, главу ацтекского пантеона, обожают солнце и готовы целыми днями загорать. Но, хоть и нося облачение, стилизованную под шкуру ягуара и молясь ночному богу, Ашолотль оставался ацтеком. Именно поэтому теперь он щурился от удовольствия, подставляя своё мускулистое тело солнечным лучам. Вокруг него один за другим просыпались его воины, а молодой куачик надевал боевое облачение и ждал, пока они поднимутся все. Сегодня можно было позволить бойцам поканителиться. Всё равно они опережают врага минимум на сутки.
Вообще Ашолотля звали Тесауальцин, но совсем недавно, стоя на пороге повышения по службе, он попал в трагикомический переплёт, обусловивший прилипание этой обидной клички . Во время короткой войны с чальками, произошедшего четыре года назад, тогда ещё молодой воин Тесауаль-пилли был отправлен в разведку. Чальки разбили свой лагерь на берегу озера, и разведчик без труда подобрался к ним, прячась в камышах. Но, пока он считал врагов, стемнело. Возвращаться по темноте парень не осмелился, а камыши скоро пошли на растопку костров чальков. И разведчик был вынужден нырнуть поглубже и всю ночь дышать через полую камышинку. Изнемогая от холода и страха, разведчик всё-таки ничем не обнаружил своего присутствия до самого утра. В предрассветных сумерках, когда вражеские часовые уже клевали носами, Тесауаль-пилли тихо выбрался из воды и быстро добрался до своих. В результате, когда чальки только просыпались, ацтеки напали на них и наголову разгромили. Так Ашолотль стал Ашолотлем, а ещё избавился унизительной, на его взгляд, приставки к имени «пилли» . Разумеется, это произошло одновременно с присвоением звания куачика, то есть командира ста воинов.
Будучи родом из Тлателолько, пригорода Теночтитлана, Ашолотль постигал воинское ремесло в столице, вместе с такими же, как сам, сыновьями чиновников и военных. Как и любой «пилли», он был честолюбив и сразу же после окончания подготовки оказался на войне против чальков. Став куачиком, и, таким образом, перейдя в сословие текутли, Тесауальцин, пользуясь законным правом старшего офицера, вступил в орден Ягуара, навсегда покинув общевойсковые части. Новые подчинённые были вояками, что надо, начальство ценило исполнительного и энергичного молодого человека, и жизнь казалась раем. Увы, произошло то, чего никто не предполагал, но чего все боялись испокон веку.
Вторжение чужеземцев, которые, скорее всего, были обитателями какого-то иного мира, началось внезапно и страшно. Пришельцы не превосходили силой обычного человека, но были с ног до головы облачены в доспехи из неизвестного материала и владели неземным оружием, которое легко и неотвратимо сокрушало крепчайшие деревянные доспехи и чималли . Некоторые виды вооружения противника извергали гром и пламя и разили на расстоянии. Передвигались чужеземцы на страшных чудовищах, чем-то похожих на огромных тапиров, которые так же были прикрыты доспехами. Но даже пешие враги виртуозно владели своими странными орудиями. Некоторые вражеские стрелки использовали короткие стрелы, но наконечники оказались всепроникающими. Ацтекское оружие не могло пробить неземных доспехов, и потому приходилось наваливаться на вражеских воинов вдесятером и связывать их. Пленных силой раздевали, и выяснялось, что пришельцы очень похожи на людей, только почему-то очень бледные. Как бы там ни было, их приносили в жертву Солнцу, как и любых других пленных. Судя по всему, кровь их так же не отличалась от человеческой, так как солнце после таких подношений на следующий день всходило на небосвод как обычно. Оккупантов было не более четырёх сотен воинов, но от этого они выглядели ещё страшнее, так как совершенно не обращали внимания на численное превосходство ацтеков. Ещё они отличались неслыханным вероломством. Так, им ничего не стоило начать бой во время ведения переговоров, схватить парламентёра и т.д. Пришельцы были очень жестоки. Например, во время схваток они без малейших колебаний пускали в ход оружие и убивали налево и направо, в то время как ацтекам старинная военная традиция предписывала стараться захватить противника в плен и использовать оружие лишь в случаях, когда враги дерутся на смерть и нет шансов их связать. Хуже всего было то, что тласкаланские горцы, тупые и ограниченные дикари, поддержали пришельцев. Возможно, они были родственными душами. Ведь, по слухам, в Теночтитлане, незваные гости крушили статуи богов и переплавляли в слитки красивейшие золотые статуи. Тлатоани Монтекухсома II, пригласивший с дурру ума пришельцев в свой дворец и попытавшийся общаться с ними по-человечески, стал их пленником. В гостеприимной столице вождь захватчиков, Малинцин, который сам себя почему-то называл Кортес, вёл себя, словно в покорённой стране. Если бы только не храбрость ацтеков и мужество племянников тлатоани Куитлауака и Каутемока, то неизвестно, чем бы всё это закончилось. Но ценой огромных потерь пришельцев удалось выбить из столицы. Теперь они уходили к границе, стремясь скрыться в Тласкалане, откуда они первоначально и появились.
Во время неземного вторжения отряд Тесауальцина находился на отдыхе в Иштапалапане. Слухи о пришельцах доходили туда скупо и непостоянно, и куачик даже не вполне верил в них, полагая, что это красивая обёртка очередной придворной «разборки». Но когда гонец принёс приказ Куитлауака о немедленном выступлении на столицу известие, что тлатоани в плену у наглых чужеземцев, стало не до шуток. Увы, пока колонны иштапалапанских «ягуаров» маршировали к Теночтитлану, по пути соединяясь с отрядами коллег и «орлов» из других городов, пришельцев уже выбили столичные ополченцы и солдаты гарнизонов Тлателолько и Теночтитлана. Ущерб, нанесённый столице оккупантами и их чудовищным оружием, казался столь огромным, что даже старики не могли припомнить подобных разрушений после землетрясений и наводнений. Участники боёв рассказывали, что чужеземцы играючи рушили здания, даже не прикасаясь к ним, что они захватили заложников среди высокопоставленных сановников и жестоко убили их, что Малинцин приказал своим людям и тласкаланцам бессмысленно разрушить храмы Уицилопочтли и Тлалока. Более того, один из столичных «орлов» говорил, что на переговорах, предложенных Куитлауаком, Малинцин даже похвалялся своими зверствами и грозился расправиться со всеми ацтеками. Причину подобной ненависти узнать у него не удалось, не взирая на попытки разговорить этого варвара из другого мира. Ашолотль искренне жалел, что недавно отклонил предложение начальства перевести его служить в родное Тлателолько. В то время ему казалось, что надо служить вдали от дома, чтобы родные не смогли уговорить его покинуть ряды ордена Ягуара и поступить на гражданскую службу каким-нибудь кальпишки . Теперь же, когда странная и страшная война с паранормальной нечистью пришла буквально к порогу родного дома, Ашолотль жалел, что не служил там. Будучи ещё молодым человеком и не страдая от нехватки храбрости, Тесауальцин рвался в бой и переживал, что ещё не столкнулся с пришельцами лицом к лицу.
Пока остальные бойцы готовили завтрак и облачались в одеяния, куачик разминался с макуауитлем . Оружие было привычным и удобным. Одной рукой офицер легко наносил дуговые удары на уровне плеч. От таких подач даже неземное горло должно было раскрыться и выпустить наружу поток крови. Затем пара двуручных вертикальных ударов. Возможно, внешний защитный покров чудовищ не выдержит. Ашлотль резко присел и нанёс удар плоскостью макуауитля по коленям воображаемого противника. Если удастся свалить противника, то можно будет своими глазами посмотреть, правда ли его кожа бледная. Интересно, а есть ли у пришельцев детородные органы. По слухам, они не знают удержу по части женщин. Что там, между их ног? Хотя, что бы там ни было, это вполне можно отрезать.
- Текутли, - почтительно обратился к Тесауальцину здоровяк по кличке Камазотс. – Завтрак готов.
Этот воин был самым старым бойцом сотни, и никто не знал, как его настоящее имя. Кличку же он получил в давнем сражении с тласкаланцами. Тогда он напрыгнул на вражеского воина, повалил и пытался связать. Но горец оборонялся кремневым кинжалом и нанёс ацтеку несколько лёгких ран на боку. Тогда «ягуар» вцепился зубами в горло противника и загрыз его. С тех пор его и прозвали Камазотс, то есть вампир. Здоровенный, густо татуированный вояка с угрожающим прищуром карих глаз внушал страх даже своему командиру. Но все знали, что Камазотс в душе очень добрый и совсем не любит убивать. Будучи хорошим борцом, он легко скручивал и связывал поверженных врагов и за всю свою долгую службу на смерть сразил двух или трёх человек. Совсем иное дело Точель. Маленький, жилистый воин буквально упивался чужой смертью. Резвый и прыгучий, словно обезьяна, он опережал любые движения вражеских бойцов. Но он совсем не старался захватить кого-то в плен. Этот гнусный тип даже выпросил разрешения у начальства заменить казённый макауаитль на майянскую макану . Короткая рукоять подвергала воина повышенной опасности, но замечательная реакция и тренированные мышцы позволяли ему всегда бить первым. После ударов его страшного оружия враги обычно погибали. Взбешённый Ашолотль не раз и не два проводил с ним беседы, читал нотации, но смог добиться только того, что Точель стал наносить врагам тяжёлые раны, которые не обязательно вызывали смерть, но делали пленных малоподвижными. Это затрудняло их транспортировку в храмы, за что куачик вечно получал втык от начальства. Глядя, как свободный от наряда Точель буквально пляшет на месте, перекидывая из руки в руку свою макану и разя ей пространство вокруг себя, Тесауальцин только вздохнул. Камазотс – старый воин и не может стать куачиком только из-за отсутствия поддержки наверху. А вот Точель, выходец из простолюдинов и в душе остающийся скорее разбойником, нежели воином, вполне может понравиться командованию, если встретит там родственную душу. «Пока я жив, этого не будет», - твёрдо решил Ашолотль. Он гордился тем, что никогда никого не убивал, и все его противники в результате были связаны и попали на жертвенный камень, а не в могилу. Даже репетируя поединки с пришельцами, Тесауальцин надеялся, что удастся обойтись без смертельных ранений. А вот половые органы он им всё-таки отрежет. Нельзя сражаться во время переговоров, и уж тем более грешно ломать храмы и портить статуи. О насилии над женщинами и захвате заложников и говорить нечего.
После короткого завтрака «ягуары» построились в колонну по двадцать человек в ряд и двинулись в сторону Отумбы. Время вполне позволяло перехватить кровожадных чужаков на этой равнине и не выпустить в Тласкалан. Мало ли, что те затеют, если позволить им уйти? Может быть, они вернутся более многочисленным войском? Вдруг окажется, что эти создания размножаются простым делением на ходу? Потому лучше им не давать шансов на отход. Колонна, состоящая из трёх сотен «ягуаров», вскоре поравнялась с колонной в пять сотен «орлов». Формально антиподы и соперники, а на деле боевые товарищи, воины обоих орденов двинулись по дороге плечом к плечу. «Ягуары» были облачены в уплотнённые деревянными пластинами, подбитые хлопком хитоны с капюшонами в виде голов ягуаров. Их одеяния по традиции раскрашивали в цвета шкуры этого хищника. Со стороны могло показаться, что бойцы одеты в шкуры. Но во всей Мексике не найдётся столько хищных кошек, чтобы одеть многие поколения членов ордена Ягуара. «Орлы» же облачались в облегающие комбинезоны, покрытые орлиными перьями. Их деревянные шлемы напоминали орлиные клювы. Но эти воины не носили макуауитлей. Им оружием служили длинные копья с каменными жалами. Некоторые умельцы добавляли к каменному острию ещё и обсидиановые иглы. Но, невзирая на такое грозное вооружение, воины ордена Орла редко убивали врагов во славу своего небесного покровителя Уицилопочтли. При помощи копий они выполняли подсечки вражеских ног и связывали поверженных врагов. Именно в этих целях и «ягуары», и «орлы» были опоясаны прочными верёвками.
В течение дня к наступающим колоннам присоединялись всё новые и новые отряды «орлов» и «ягуаров», а к вечеру колонны орденов уже тонули в огромной массе общевойсковых частей. Были здесь и метатели дротиков, и лучники, бьющие без промаха из своих простых луков лёгкими стрелами с обсидиановыми наконечниками. Увы, стрелков было мало, так как убитого на расстоянии врага проблематично взять в плен. Зато лёгкая пехота маршировала колоннами по двадцать человек в ряд, и колоннам этим не было конца. Простые воины не имели права носить шлемы и головные уборы из перьев, их подбитые хлопком хитоны и туники не поражали воображение узорами и окрасом. Зато все «ягуары» и «орлы» когда-то тоже были такими вот военными «простолюдинами» и осваивали макауаитли именно в этих блёклых рядах.
Солнце клонилось к закату, армия всё маршировала, костяные флейты и упругие барабаны из змеиной кожи выводили традиционное «раз-два», и сверху казалось, будто по горным проходам ползёт огромная пёстрая змея. Ашолотль поглядывал на закат и думал, что боги, скорее всего, и принимают их войско за огромного пернатого змея. Только вот закат не очень радовал офицера. «Получат ли боги достаточно крови сегодня, чтобы Солнце могло завтра взойти?», - с тревогой думал он. – «Ведь если оно не поднимется, то мы будем ждать пришельцев в темноте. Только, увы, не дождёмся: чудовища растерзают нас раньше, чем подойдёт враг. Кто знает, возможно, чужаки в родстве с богом луны и чёрной магией Тескатлипокой, которому мы служим? Он даст им силы… Хотя почему им, а не нам? О Солнце пусть беспокоятся «орлы». А мы верно несём службу нашему владыке. Если он дарует нам победу, то вскоре его алтари будут бурыми от крови злобных чужеземцев. Если же гнусные чужаки убьют меня или кого-то ещё из наших парней, то мы станем ночными мотыльками, колибри или просто войдём в чертоги Уицилопочтли или Тескатлипоки, в зависимости от того, кто из них окажется свободен в момент нашей смерти. Лишь бы победить, ведь иначе боги не получат крови, и Солнце может не взойти. Это будет конец».
********************************************
Дневник конкистадора Диего де Сарриа, 6 июля 1520 года от Рождества Христова.
«Дела наши обстоят всё хуже и хуже. Оказывается. Кровожадные аборигены всё это время следили за нами. Нынче утром наш конный разъезд, которым командовал лично Эрнан, попал в засаду. К счастью, никто не погиб, но пара камней, метко пущенных из пращи, попали Кортесу в голову. Шлем спас храбреца, но теперь он очень плохо себя чувствует. Без него все мы – покойники командиры (Ордас и Сандоваль) боятся самостоятельно принимать решения, а капитан Альварадо после жуткой выходки, положившей начало этой безумной бойне, отстранён от командования. Бойцы, прибывшие к нам на выручку в отряде капитана Нарваэса, не отличаются высоким боевым духом и мечтают о скорейшем возвращении в Гавану. Жалкие трусы и алчные шакалы! Даже сейчас, когда мы на волоске от краха, если вы спросите меня, жалею ли я о своём решении принять участие в Конкисте, то я твёрдо отвечу, что ни о чём не жалею. Звучит, наверное, дико. Попробую объяснить.
«Конкиста» - это слово звучит пленительно для слуха любого храбреца. Плыть за неведомые моря, сражаться с безбожниками и поднимать имперский над городами, о которых в Кастилии никто даже не слышал, - вот это по-настоящему удел отважных рыцарей. Турниры и балы – развлечения деградирующей и разлагающейся аристократии, которая уже не скажет миру нового слова. Я же, будучи идальго, стараюсь стать настоящим рыцарем, а не пышно наряженным ничтожеством, которое целует дамам ручку на балах и гарцует на раскормленном коне перед зрителями. Можно было пойти сражаться с берберами или податься в наёмники к венецианцам, но там ведутся самые обычные войны, которыми наш мир сыт по горло. Не нужно ни благородства, ни благочестия для того, чтобы с османами, чей флот отстроен за английский и французские деньги. Это – политика, и Бог здесь не при чём. Вот один из моих сослуживцев, Хуан Нуньес, храбрый пехотинец, провёл всю свою жизнь в сражениях. Он уже в летах и сражался ещё при освобождении Гранады. Потом этот тип успел повоевать с маврами и даже мотался в Италию кондотьером. Хуан силён и могуч, словно медведь, кустарно и жестоко владеет своим огромным эспадоном , и цель его жизни – лёгкие деньги. Он никогда не думает ни о чести, ни о Боге. Деньги, которые можно конвертировать в вино и женщин, - вот всё, чего ему надо. Он сам признавался, что живёт для того, чтобы выпить и закусить. Его может извинить только то, что он – не рыцарь и, дай Бог, никогда им не станет. Я же. Будучи кастильским идальго, не вправе сражаться ради земных благ. В старые времена крестоносцы сражались в Палестине и Прибалтике во славу Божию. То же самое и здесь, в Мексике. Мои враги – орды безбожников, которые прямо выступают против христиан, руководствуясь волей обожествляемых ими демонов, а не соображениями большой политики. То есть Господняя воля привела меня сюда, за океан. А ещё я и мои сослуживцы – единственные представители Его Величества в этой варварской, языческой стране. То есть моего присутствия требуют ещё и интересы короны. Причём, эта корона не кастильская, а имперская. В случае нашей победы Англия и Франция навсегда окажутся задворками Европы.
Только вот, я думаю, мы не победим. Слишком не равны силы. Но я не страшусь смерти от рук кровожадных язычников. С какой стати христианин должен бояться мученичества? Тем более, что мне предстоит погибнуть, отстаивая правое, Божье дело. Погибнуть ли мне в битве с турками или берберами – тут я бы дважды подумал. Мусульмане – иноверцы, но они не пьют кровь людей, не едят человечину, да и вообще мы, кастильцы, к ним привыкли, хотя и не полюбили их. При достаточном давлении со стороны инквизиции сеньора Торквемады мусульмане крестятся! Они не потеряны для католицизма. А здесь, в Мексике, я увидел то, что не могло придти в голову даже Нерону или Калигуле. Ацтеки во славу своих идолов вырезают людям сердца, сдирают кожу, пьют кровь и ритуально поедают тела несчастных. Их сатанинские жрецы носят одежду из человеческой кожи и открыто гордятся этим. Наши горные союзники тоже в религиозном отношении не паиньки, но они не противятся нашей миссионерской деятельности. А ацтеки, как я сам видел во время отступления из Теночтитлана, специально не убивают наших бойцов, а стараются их связать. Во время уличных боёв мы видели, как на одной из пирамид эти нелюди вырезали сердце одному из наших сослуживцев, попавших до этого в их руки. Как рыцарь, я обязан пресекать подобные вещи. И я буду сражаться с демонопоклонниками до последней капли крови. В конце концов, мученичество очищает душу и, будучи зарублен или принесён в жертву демонам, я сразу попаду в рай. Единственное, чего я не приемлю, это расправы с беззащитными и грабежа. Многие наши конкистадоры тянули золото из хранилищ ацтеков, а Альварадо даже разрешил им убить справлявших праздник безоружных аборигенов только ради того, чтобы сорвать с них золотые серьги и браслеты. Я и Руй были возмущены этим, и я даже вызвал капитана на дуэль. Эрнан сказал, что поединок состоится после нашего возвращения в Вера-Крус. Скорее всего, мы оба погибнем гораздо раньше. Но, будучи рыцарем, я продолжу сражаться до последнего вздоха. Если Господь прислал нас в Мексику, значит, Ему нужно, чтобы всё было именно так, как есть сейчас. Полагаясь на Его волю, я ложусь спать, подложив под руку свой меч «эль-бастардо» и пристроив в головах круглый щит с гербом Кастилии. У меня единственного в отряде гербовый щит, но ведь не все конкистадоры – идальго. Надеюсь, что завтра мы выйдем на равнину Отумбы, и она будет пуста. Если же нас встретят враги, то легко им меня не взять».
*********************************************
Вечерние костры бросали отблески пламени на смуглые лица ацтеков и их бритые наголо головы. Вид получался смешной, но лучше быть клоуном, чем мертвецом. В бою противник вполне может схватить бойца за волосы, а это нежелательно. Потому и «ягуары», и «орлы», и простые воины обривали свои головы на лысо. Сейчас, готовясь ко сну, бойцы расслабились. Желающие курили трубки, Точель предлагал ребятам вдохнуть порошок из листьев коки. Куачик Тесауальцин внимательно слушал рассказ подсевшего к их костру пращника из какой-то общевойсковой части. Тот смущался, оказавшись в компании элитных воинов, но, будучи угощён варёной кукурузой, быстро освоился. «Ягуары» внимали его рассказу:
- Вражеские разведчики угодили прямо в нашу засаду. Братья, поверьте, чудовища существуют. Это не сказки. Три пришельца быстро передвигались на больших четвероногих страшилищах, покрытых блестящими пластинами. Управляют они монстрами при помощи каких-то хитроумных верёвок и поводков, которые вдеты в пасти чудищ. Хотя, возможно, это не верёвки, а видоизменённые носы, как у индюков.
- И что было дальше, - потерял терпение Камазотс, но, встретив раздражённый взгляд куачика, притих. Пращник, наслаждаясь всеобщим вниманием, раскурил трубку и продолжил:
- Мы стали забрасывать их камнями. Нас разделяли шагов тридцать, но враги не погнались за нами, а стали отходить. Я попал их командиру в голову камнями два раза, но шлем из неземного материала спас его. Он даже усидел на своём чудовище! Наши ребята не раз попадали камнями в монстров, но ничего не происходило. Камни отскакивают от защитных покровов, как от стены.
- И что же теперь? Любоваться на них, что ли, - подал голос подошедший общевойсковой куачик. – Мои копейщики разве не могут столкнуть копьём чужака с его носителя?
- Ты кто будешь, - насторожился Тесауальцин. Гость был высок и крепко сложен, но не казался забиякой или краснобаем. На вид ему можно было дать лет тридцать. Его тёмные глаза на миг уставились на Ашолотля, а потом он представился:
- Цицимитль.
Конечно, это было прозвище. Вряд ли, кто-то назвался бы сына в честь плотоядного демона. Но прокачанные бицепсы офицера навевали мысль о нечеловеческой силе, и никто не решился оспаривать кличку. Тесауальцин ответил:
- Ашолотль.
- Наслышан, - пожал плечами здоровяк. – Ловко ты спрятался перед битвой с чальками. Я бы не додумался.
- Да тебе и габариты не позволяют, текутли, - с лёгкой насмешкой посмотрел на куачика громила-Камазотс. Телосложения двух воинов были почти одинаковы. Но Камазотс был просто «ягуаром».
- Я слышал, что Сиуакацин решил дать завтра бой, - произнёс Ашолотль. Гость сразу же отреагировал:
- Так и будет. Разведка заметила Малинцина и его изуверов на перевале. Завтра он будет здесь.
- Завтра я сдеру с Малинцина его белую кожу и сделаю из неё плащ, - злобно оскалился Точель. – Кстати, правда, что пришельцы белые, словно покойники?
- Те, кто их видел, говорят, что да, - мотнул головой Цицимитль. – Возможно, это ожили те, кого мы побеждали всю нашу историю. То есть завтра предстоит битва с усопшими.
- Как же нам убить тех, кто уже мёртв, - растерянно спросил пращник. Ответом ему был смех Камазотса и Точеля:
- А ты не убивай. Мы их в плен возьмём, а остальное – забота жрецов.
- Если серьёзно, ребята, - произнёс Тесауальцин, и в его глазах сверкнул мрачный огонёк. – То я очень хочу захватить кого-нибудь из пришельцев живым, рассмотреть его получше, убедиться, что он способен к речи…А потом спрошу его, кто это научил его убивать безоружных, крушить храмы и переплавлять статуи в безликие слитки. Спрошу, где он набрался такой ненависти ко всему живому, что при встрече сразу метит убить? Почему заморские пришельцы так играют с человеческими жизнями? Кто им дал право отнимать жизнь по своему личному желанию? Не для богов, не при самообороне, а просто от того, что так хочется. И если пришелец ответит мне на мои вопросы так, что я пойму его, то я не отдам его на теокалли . Я отрежу ему wiwimacher и отпущу его домой, чтобы он всем рассказал, каково это – воевать с теночками.
- Wiwimacher почему отрежешь?
- Чтобы такие головорезы больше не рождались, - мрачно ответил Ашолотль и добавил, кивнув на Точеля. – Своих негодяев хватает.
Прямо на маисовых полях горели многочисленные костры. Воины грелись и обсуждали грядущую битву. Весёлые «орлы» играли на флейтах и пели гимны своему небесному покровителю Уицилопочтли. На них поглядывали с завистью обычные солдаты, и каждый из них мечтал когда-нибудь получить право вступить в один из орденов. «Ягуары», люди по природе своей более мрачные, не пели и не шумели. Зато многие из них охотно вдыхали порошок из листьев коки и курили трубки. Никому не было страшно, а те, кто принимал участие в изгнании пришельцев из Теночтитлана, предвкушали месть за горе, принесённое странными чужаками. Однако то тут, тот там воины обращали свои взгляды к звёздному небу и тихо вздыхали. Кто знает, взойдёт ли завтра солнце? Небесные светила устроены так, что им постоянно нужно топливо из человеческой крови. Нашли ли жрецы топливо для рассвета? А то ведь, может статься, рассвет никогда не настанет. Пусть солнце поднимется хотя бы ещё раз, потому что завтра его накормят до отвала.
Дневник конкистадора Диего де Сарриа, 7 июля 1520 года от Рождества Христова.
«Самые худшие опасения оправдались. Мы спустились с перевала и обнаружили, что вся равнина Отумба кишит ацтеками. Их столько, что не видно ни земли, ни даже высоких стеблей маиса. Эта чудовищная сатанинская рать стоит стройными рядами и ждёт нашей атаки. Эрнан уже сказал, что мы должны идти на прорыв. С этим трудно не согласиться: что назад, что вперёд, а боя не миновать. Сейчас пехотинцы и Кортес стоят на коленях и, воткнув мечи и шпаги в землю, молятся. Наши горные союзники, как всегда, невозмутимы. Не скрою, мне очень страшно. Руй тоже боится. Но мы, в конце концов, рыцари! Я седлаю своего вороного жеребца и стараюсь ободрить его. На самом деле, я себя успокаиваю. Ацтеков там стоит много тысяч, а нас очень мало. Господь может спасти нас, но вряд ли станет это делать.
Руй уже сказал мне, что жалеет о своём желании стать конкистадором. Но я с ним не согласен: жизнь состоит не только из радости, но и из горя. Никто не может побеждать вечно, пора и проиграть. Но я не собираюсь валяться у этих язычников в ногах, моля о пощаде. Пока рука держит «эль-бастардо», я буду сражаться. На моём щите – герб Кастилии, и я не опозорю его трусостью.
На горизонте виден город Отумба, а всё пространство от городской стены до горного склона занимает ацтекское войско. Это огромная пёстрая масса. Там ветер колеблет стяги в виде бабочек и фантастических чудовищ, многие воины одеты в костюмы зверей и ведут себя аналогично. Из этой толпы доносится бой барабанов и свист флейт. Гремят погремушки. И вся эта нечисть собралась здесь ради нашей крови! Все полчища ада ждут нас на этой проклятой равнине! Я молю Бога простить нам наши грехи и прегрешения, так как мы с Ним скоро увидимся. Сейчас вот я пишу эти слова, а губы сами шепчут: «Ave, Maria…».
Кортес встал с колен и птицей взлетел в седло. Пехотинцы строятся к атаке. Некоторые из них складывают кучей свои вещмешки, набитые награбленным золотом. Они сюда за этим пришли? За побрякушками?
Руй уже сидит верхом на коне и поправляет бинты на изуродованном лице. Он ждёт меня, и я сейчас присоединюсь к нему. Хуан Нуньес подбадривает заряжающего мушкет Берналя Диаса крепким словом. Напоследок обнимаются Ордас и Сандоваль, раз за разом крестится капитан Альварадо… Все мы умрём во славу Божию и за честь имперской короны».
**********************************************************
Когда пришельцы начали стремительно спускаться с перевала, ацтеки ждали их, плотно сомкнув ряды. Первую шеренгу составляли лучники и пращники, за ними выстроились копейщики. За копейщиками по центру стояли «ягуары», и по флангам ждали своего часа «орлы». За этой плотной стеной готовились к бою простые воины. Ашолотль нашёл впереди широкую спину Цицимитля. Тот что-то говорил своим бойцам, крепко стиснувшим копья с каменными наконечниками. Этот не оробеет. Около Тесауальцина приплясывал в предвкушении битвы Точель. Макана порхала из руки в руку, а сам воин прыгал, как мячик. Возле него досадно поморщился Камазотс:
- Стой смирно, дурень. Чему тебя только учили?
- Иди ты, - буркнул Точель. Вероятно, порошок из коки пошёл впрок, придав головорезу неестественное оживление. Куачик велел обоим закрыть рты стал всматриваться в приближающийся небольшой отряд пришельцев. Их было не больше двух сотен. Причём, половину составляли изменники-тотонаки, которых было легко узнать по головным уборам из перьев и деревянным назатыльникам с рисунками ухмыляющихся морд. Воины Тласкалы не пугали ацтеков. С ними теночки много раз встречались на полях сражений и почти всегда побеждали. А вот пришельцы выглядели очень странно, и потому даже самые храбрые «ягуары» и «орлы» теряли спокойствие. Например, чужаки не носили пышных разноцветных одеяний, предпочитая защитные покровы из неземного материала, который блестел на солнце. В эти облачения неизвестные вояки были укутаны буквально с ног до головы. Так же они несли на левых руках круглые чималли без каких-либо узоров. В правой руке каждый держал нечто похожее на основу макуауитля, только сверкающую в солнечных лучах и слишком тонкую, чтобы причинить серьёзный вред человеку. Но где же чудовища? Вот появились и заокеанские монстры. Высокие, четвероногие создания, покрытые бронёй. Из их вытянутых морд, прикрытых щитками, тянулись какие-то не то сопли, не то ремни, которые седоки сжимали в руках. Каждый такой фантастический боец тоже имел чималли, и все они взмахивали своими сияющими палками. Один из таких типов всё-таки имел на щите красивый рисунок в виде красной башни на золотом поле. «Хоть что-то человеческое», - подумал Ашолотль, покрепче стискивая рукоять макуауитля. Приглянувшийся ему ездок был высок и статен, хотя и худощав. Он мастерски сидел в седле и салютовал небу своим нелепым оружием. Всего-то двадцать два чудища, но от их топота дрожала земля. За ними бежали пехотинцы со своими палками, а один из них тащил удивительный агрегат в виде бревна из неизвестного материала с небольшим отверстием на конце. По флангам этих созданий прикрывали тласкаланцы.
Лучники дали стройный залп. Целая туча стрел устремилась на пришельцев. Ничто живое не смогло бы устоять перед такой угрозой. Но пришельцы не обратили на это никакого внимания. Те из них, что были на вид хлипкими, небрежно прикрылись щитами. А многие вообще не отреагировали. К примеру, какой-то бородатый здоровяк с огромным, неестественным оружием, которое было едва ли не с него самого размером, даже засмеялся. Одна из стрел попала ему в грудь прямо напротив сердца. И ничего не произошло: древко сломалось, а верзила даже не замедлил шага. То же самое произошло и с остальными стрелами. Ни один из пришельцев не был даже поцарапан. Лучники стреляли только в них, совершенно забыв о тотонаках, которые не имели чудесной защиты. А зря, потому что чужаки перешли на бег. Их бойцы, сидящие верхом на чудовищах, заставили монстров бежать быстрее. Лучники бросились в рассыпную, и к делу приступили пращники. Их камни взмыли в воздух и слаженно загрохотали по покровам чужеземцев. На этот раз чужаки стали более внимательно прикрываться чималли, которые свободно удерживали попадание камня. Один из заокеанских воинов отвлёкся, и камень ударил его в грудь. Вояка зашатался. Приложил руку к груди, а потом преспокойно продолжил путь. Пращникам пришлось отступить за линию копейщиков. В этот миг чудовища совершили короткий рывок и достигли первого ряда ацтеков. Копейщики рванулись им навстречу, метя каменными остриями копий в седоков. Те заставили монстров, в профиле немного похожих на тапиров, резко развернуться. А сами чуть свесились с сёдел для того, чтобы нанести один два удара блестящими палками. И тут произошло невообразимое: прочные древка копий с треском ломались, как солома, в тех местах, где их коснулось заокеанское оружие. Боле того, те копейщики, которые не успели уклониться, падали на землю мёртвыми, их тела заливала кровь из страшных ран, хотя удары всадников на вид не отличались силой. Кое-где в стороны полетели отсечённые конечности. На взгляд Тесауальцина, чтобы нанести такую рану макуауитлем понадобилось бы рубить раз пять. Копейщики сразу же побежали, ошарашенные действием неземного оружия. Их было раз в двадцать больше, чем верховых чужаков, но страх сделал своё дело. А монстры с кошачьей грацией, несоответствующей их росту, развернулись и отправились назад. «Чего это за скотство», - подумал Ашолотль, глядя на десять изуродованных тел, лежащих на том месте, где шеренга копейщиков соприкоснулась с чудищами. Лужи крови, отсеченные конечности, разорванные, словно тряпьё, подбитые хлопком туники, которые выдерживали попадания стрел…; всё это выглядело нереально и необычайно жестоко. Куачик почти не покидал поля сражений с тех пор, как попал в армию, но таких жестоких ран и такой звериной готовности убивать он не видел нигде и никогда. В его голове не укладывалось, как это можно без каких-либо колебаний отрубить человеку руку. Пришельцы должны были связывать копейщиков и тащить с собой, но никак не калечить или убивать их. Однако пешие пришельцы и тласкаланцы были уже шагах в сорока от шеренги «ягуаров», в которой стояли молодой офицер и его подчинённые. Послышался вой рожка, сделанного из морской раковины: долгожданный сигнал к атаке. По взмаху командирского макуауитля сотня Ашолотля бросилась на вражескую пехоту. Одновременно с ней рванули со всех ног и другие сотни. Расстояние стремительно сокращалось, пришельцы кричали незнакомое слово «Сантьяго», «ягуары» молчали, сберегая дыхание. Шагов с пяти Тесауальцин приметил невысокого вражеского бойца в облегчённых доспехах, так как у него не были закрыты голени и руки. Тот размахивал длинным, тонким сияющим штырём и звал товарищей свободной рукой. Щита у него не было. Ашолотль бросился прямо на него, но Камазотс опередил командира и с разбегу прыгнул на пришельца, на миг скрыв его от взгляда куачика своим богатырским телом. Но привычного падения с последующим скручиванием не произошло. Просто между лопаток «ягуара» показался кончик того самого стержня, которым был вооружён чужак. Сам пехотинец, пользуясь мелкой комплекцией, легко отскочил в сторону, предоставив нападавшему продолжать свой прыжок. Падая, Камазотс снялся со штыря, густо окрасив его своей кровью. «Ягуар» слабо возился на земле, тихо постанывая. В этот миг ошеломлённый Ашолотль добрался до жестокого маломерка и дюжим замахом опустил ему на шлем свой макуауитль. С треском разлетелось в щепки основание, брызнули во все стороны каменные и обсидиановые накладки, и Тесауальцин оказался безоружным. На головном уборе чужеземца появилась небольшая царапина, но не более того. Сам боец от удара присел, расставив в стороны руки и утробно охнув. Куачик, окончательно потеряв связь с реальностью, ухватил противника за вооружённую руку и попытался бросить на землю. В этот момент что-то мелькнуло возле его лица, и офицер почувствовал жгучую боль в щеке. Его спасла отменная реакция, с которой он отклонился, но теперь кровь хлынули на облачение. Возле него готовился ко второму удары ещё один чужеземный воин, только со щитом, которым он в этот миг отражал атаки сразу двух «ягуаров». На лице пришельца густо росла борода, а таких явлений куачик никогда прежде не видел. Приняв противника за оборотня-козла, Тесауальцин отпрыгнул в сторону, выпустив схваченного им недомерка. Совсем рядом, словно чудовище из кошмарного сна, двигался здоровяк с неестественно огромным оружием, размахивая им, словно косой. Во все стороны от него разлетались изуродованные трупы «ягуаров» и их отсечённые конечности. Это зрелище окончательно доконало Ашолотля. Он закричал и попытался убежать, но навстречу ему спешили новые сотни «ягуаров», а с флангов показались «орлы», без труда опрокинувшие предателей-тотонаков. Тесауальцина схватил за плечо куачик Цицимитль, не покинувший поле боя вместе со своими струсившими подчинёнными:
- Назад!!!
Устыдившись секундной вспышки ужаса, офицер обернулся и увидел невообразимую свалку, в которой «ягуары» безуспешно пытались одолеть немногочисленных, но совершенно неуязвимых пришельцев. Их оружие рассекало мускулистые тела элитных воинов, выпуская наружу внутренности. Макуауитли ацтеков же не причиняли им не малейшего вреда. «Орлы» аналогично терпели фиаско со своими короткими копьями. Слышались глухие удары каменных наконечников о доспехи чужаков, а потом со смачным треском, хрустом и чавканьем разверзалась вспарываемая неземным оружием плоть. Однако ацтеков было очень много, и воины из задних рядов пока не видели кровавого побоища и спешили на выручку передним рядам. Чужеземцы, не взирая на свою сверхъестественную смертоносность, очень скоро оказались окружены. Вокруг них росла куча окровавленных ацтекских трупов, но продвигаться пришельцы больше не могли. «Да мы их просто задавим массой», - сообразил куачик и помчался обратно, на встречу врагу. Как следует разбежавшись, он прыгнул на одного из вражеских воинов, специально подгадав, чтобы оказаться у него сбоку. Пришелец не видел Ашолотля, повергая на землю какого-то здоровенного «орла» выпадом в горло. Шея ацтека мигом раскрылась, как цветок, изрыгнув целый поток крови. В этот миг Тесауальцин обхватил чужака обеими руками и вместе с ним повалился на землю. Чужеземец яростно вырывался, но мускульная база куачика позволяла ему почти без труда удерживать бьющегося противника в своих объятиях. Он сумел подмять врага под себя и потянулся руками к его горлу. Пальцы скользили по неизвестному материалу, который надёжно прикрывал голову и плечи пришельца, а на шее свисал какими-то идиотскими колечками. Лицо чужака и впрямь было бледным, как у мертвеца. Он скалил зубы и пытался занести для удара оружие, но ацтек надёжно придавил его запястье коленом. Видя, что задушить пришельца не представляется возможным, куачик обрушил на страшное, бледное лицо свой кулак. Надо сказать, что кулаки у Тесауальцина были впечатляющих размеров. Потому зубы его противника сбряцали какую-то незатейливую мелодию. «У чужаков тоже есть зубы», - злорадно смекнул Ашолотль и принялся наносить удары один за другим, надеясь, по меньшей мере, сделать пришельца шепелявым. Чужеземец хрипел и вырывался, из его разбитого рта потекла кровь. На помощь куачику пришли несколько воинов. Все они, как и он, уже побросали свои чималли, так как те оказались неважной защитой против заокеанского оружия. Зато теперь у них оказались свободными обе руки. Плюгавый, но жилистый «орёл» навалился на безоружную руку чужака и принялся выкручивать кисть из сустава, слушая хруст костей. Какой-то «ягуар» сел на ноги пришельца и пустил в ход невесть откуда взятый кремневый кинжал, перерезая врагу сухожилия под коленями. Тот уже буквально захлёбывался криком, хотя кулаки Ашолотля ежесекундно обрушивались на его лицо. Ещё какой-то воин присел рядом с прижатой к земле вооружённой рукой чужака и принялся разжимать ему пальцы, чтобы овладеть неземным оружием. Обречённый пришелец стиснул оружие ещё сильнее, и «ягуару» пришлось пустить в ход зубы, которыми он отгрыз вражеских два пальца. В этот момент Тесауальцин успел заметить какое-то движение возле себя, и тут же тяжёлый, удивительно твёрдый заокеанский башмак врезался в рассечённую щёку офицера. От сильнейшего удара Ашолотль слетел с поверженного врага и повалился на землю. На него надвигался вражеский вояка с огромным непонятным оружием, тот самый, что рубил ацтеков в капусту. Он уже стал размахиваться, когда в его спину врезалось копьё Цицимитля. Каменный наконечник с треском отвалился, но пришелец покачнулся и отскочил на шаг. Тесауальцин сразу же встал на ноги и попытался помочь своему спасителю. Пришелец обрушил свой сияющий дрын на темечко Цицимитля, который поймал клинок выставленным горизонтально древком. Деревянное основание копья со слабым хрустом разломилось пополам, а куачик-копейщик с каким-то мерзким звуком развалился вдоль на две ровные половины. Несколько ацтекских воинов, прикрываясь чималли атаковали страшного верзилу, и тот снова замахал своим чудовищным приспособлением для убийств. В этот момент кто-то крикнул:
- Тапиры возвращаются!
В гущу схватки врезались чудовища с седоками на спинах. Оружие всадников элементарно опрокидывало ацтеков на землю замертво. Казалось, что верховые не сражаются, а играют в какую-то странную игру, итогом которой становятся изуродованные трупы. Их монстры так же участвовали в сражении, нанося сильнейшие удары своими мускулистыми ногами. На телах, поражённых чудищами, появлялись кровоточащие раны в виде полумесяца. При виде такого противника очень многие бросились бежать. Общевойсковые части даже не вступили в битву, обратившись в паническое бегство, подогреваемое бегущими с поля боя «орлами» и «ягуарами». Но многие ещё продолжали сражаться, и Ашолотль не был исключением. Приметив высокого, статного всадника с забинтованным лицом, куачик побежал к нему, миновав два вражеских выпада. Дышащие смертью чужеземные орудия рассекли воздух в нескольких миллиметрах от шеи Тесауальцина, но тот привык к опасностям. Он прыгнул на верхового с левого бока, когда тот поравнялся с куачиком. Чудище бежало какими-то скачущими шагами, но развило огромную скорость. Однако реакция всадника оказалась блестящей. Привстав висящих по бокам монстра кольцах, он отклонился в противоположную нападению сторону и…попал прямо в объятия Точеля. «Ягуар» прыгал на него так же, как и командир, только справа. Его наскок увенчался успехом, так как не ожидавший подобных раскладов всадник не успел сориентироваться. Оба рухнули на землю, только Точель имел неплохую акробатическую подготовку и приземлился на ноги, выпустив противника из рук. Чужеземец же оказался в пыли, громко прогремев доспехами при падении. Прежде, чем он успел хотя бы подобрать выпавшее из рук оружие, ацтек обрушил на его шлем свою макану, которая в ходе боя уже лишилась обсидианового лезвия. Однако удар деревянной булавой был по-прежнему страшен. Пришелец растянулся на земле и попытался закрыть лицо руками. Он сжался с комок, а Точель раз за разом наносил ему крепкие удары маканой, от которых у обычного человека переломались бы все рёбра, и орал:
- Когда же ты, наконец, сдохнешь?!
Ашолотль схватил пришельца за ногу и принялся лихорадочно срывать с неё защитные покровы, крепящиеся на вполне обыкновенных кожаных ремешках. Добравшись, наконец, до тела, куачик впился в него зубами, стараясь вырвать кусок мяса. «Должно же быть хоть что-то человеческое в этом создании», - с надеждой подумал офицер, сжимая зубы. Чужак орал, дёргал ногу на себя, пинался свободной ногой, пытался выползти из захвата, но Тесауальцин не выпускал его. Крепкие зубы офицера всё глубже вгрызались в тело заморского пришельца. Рядом раз за разом грохотала по доспехам макана Точеля. Послышался громкий хлопок, чем-то напоминающий миниатюрный удар грома, и маленький «ягуар» отлетел в сторону, словно подхваченный ветром. Вокруг расползлась неимоверная палёная вонь, но Ашолотль не прерывал своего занятия, разрывая зубами голень чужака в клочья. Он уже видел залитую кровью кость пришельца, когда тот резко развернулся и с воплем вонзил в плечо куачика кинжал из неизвестного блестящего материала. Жгучая боль молнией пронзила «ягуара», и он выпустил конечность чужака. Тот рывком извлёк оружие из раны и замахнулся снова. Застонав от боли, предчувствуя скорую смерть, Тесауальцин прыгнул в сторону прямо на четвереньках. Избежав, таким образом, второго удара кинжалом, куачик вскочил на ноги и услышал вопль:
- Сиуакацин убит!
Это кардинально меняло дело. Если командующий армией текутли пал, то, значит, дело проиграно. Надо немедленно уходит, ведь боги, явно, на стороне пришельцев. Теперь уже никто не бежал навстречу пришельцам, и даже те воины, что сражались с ними, помчались прочь. Некоторых из них настигали чудовища, и седоки зарубали несчастных.
Ашолотль бежал, словно заяц, хотя кровь хлестала из раненного плеча ручьём. Силы уходили слишком быстро, чтобы он мог успеть добраться до ворот Отумбы, которые виднелись где-то на горизонте. Поле маиса было основательно вытоптано ацтеками, когда они строились к бою, и потому не было возможности спрятаться. Впереди бежало множество воинов, да и за спиной куачик слышал топот многих пар ног. Выделялись в ровном гуле беготни скачки чудовищ, которые настигали беглецов. Слышались вскрики тех ацтеков, до добирались кровожадные седоки. Чувствуя , как слабеет тело, Тесауальцин начал сбавлять темп и, наконец, остановился. Мимо него пробегали соратники, и вот куачик увидел его. Худощавый всадник на чёрном, как ночь, монстре. Тот самый чужеземец, что нарисовал на своём щите какой-то малопонятный герб. Его оружие, занесённое над головой, было алым от крови, которую этот живодёр пролил сегодня. И он гнал своё чудище прямо на замершего куачика. Тот уже начал покачиваться, так как кровь убывала очень стремительно, пропитывая облачение, стилизованное под шкуру ягуара. Мир плыл перед глазами ацтека, и лишь бледное лицо с тонкими чертами сохраняло чёткость. Это лицо было преисполнено неземной ненависти, и оно приближалось с каждым ударом сердца. Тесауальцин уже не мог сказать, сколько солнц на небе, так как его голова жутко кружилась, но желание жить заставило куачика действовать. «Солнце завтра не взойдёт», - в отчаянии подумал он, а затем, собрав остатки сил, нагнулся, подхватил увесистый камень, возможно, обронённый кем-то из пращников, и швырнул его прямо в страшное лицо. Меткостью куачик никогда не отличался и потому попал лишь в грудь врага. Но удар оказался хорош, так как всадник на миг завалился на круп своего страшилища, которое тут же остановилось.
- Пошли, текутли, - послышался чей-то голос. – Не надо здесь оставаться.
Кто-то поднял Ашолотля на руки и понёс в направлении Отумбы. Последнее, что увидел Тесауальцин, прежде чем отключился от потери крови, были два лучника, взявших пришельца на прицел.
Дневник конкистадора Диего де Сарриа, 8 июля 1520 года от Рождества Христова.
«Вот уж не думал, что встречу этот день живым. Но Господь спас нас в той битве, которую нам пришлось выдержать. Полчища язычников на смогли нас одолеть, хотя на миг мне показалось, что мы обречены.
Наши индейские союзники полегли почти все. Ацтеки расправились с ними почти мгновенно. А вот наши бойцы показали, что настоящие кастильские фехтовальщики запросто разобьют кого угодно. Дикари сражались с львиной отвагой, но их оружие оказалось почти безвредным. Когда наша пехота столкнулась с ними, то они мгновенно окружили конкистадоров. Но больше ничего не смогли сделать. Их удары не пробили наших доспехов. Конечно, почти все наши вояки теперь покрыты синяками и гематомами, кое-кому даже сломали руку или ногу. Но мы зарубили несчётное количество врагов. Первая атака конницы, в которой участвовал и я, обошлась без потерь. Мне было очень страшно, когда я оказался среди этого страшного месива разноцветных ленточек, перьев, звериных масок и прочих атрибутов дьявольского карнавала. Я рубил и колол так, как никогда в жизни. В своей зверской ненависти ко всему живому ацтеки сваливали наших пехотинцев на землю и пытались скрутить. Им мало сразить человека на поле боя, обязательно хочется отвести его в свои города и принести в жертву демонам. Связать им никого не удалось, но в горячке боя ими был разорван на куски аркебузир Хосе Гарсиа. Храбрый парень во время ночного боя в Теночтитлане остался без мушкета, но вчера смело сражался шпагой. Его повалили и буквально растерзали, невзирая на попытки Хуана Нуньеса спасти его. Нуньес показал себя замечательным воином, не прекращая сражаться до самого бегства ацтеков с поля боя. Сейчас, когда он у костра снял кирасу, мы все можем видеть, что на его теле нет живого места. Синяки и кровоподтёки покрывают весь торс конкистадора. Но он жив, и это главное. Наш погибший Хосе был метким стрелком, и мы прозвали его Тореро, так как на родине, в Арагоне, он однажды с одного выстрела убил взбесившегося быка. Теперь мы скорбим о нём. Кроме Тореро, погибли ещё два пехотинца. Оба были аркебузирами, так как доспехи стрелков не столько надёжны, как латы тяжёлых пехотинцев и кавалеристов. У нас очень много раненных. Все, кто хотя бы на миг зазевался, получили по несколько ударов странным, но неэффективным оружием аборигенов. Их стрелы и камни из пращей оказались почти безвредны для нас, но в рукопашной схватке пострадали почти все.
Сейчас я сижу у изголовья дремлющего Руя Хустениано. Демонопоклонники стащили его с коня и нанесли ему тяжелейшую рану в правую голень. Руй говорил, что какой-то одержимый язычник изгрыз его ногу зубами! Чего только не увидишь в Вест-Индии. Если бы не меткий выстрел Берналя Диаса, то мы могли бы вообще потерять нашего друга. Сам я фактически здоров, если исключить царапину на шее, оставленную вражеской стрелой, и колоритный синяк на груди, оставшийся от камня, которым в меня запустил какой-то полоумный ацтек.
Сейчас многие бойцы, и Руй в том числе, настаивают на возвращении в Вера-Крус. Эрнан говорит, что лучше нам остановиться в Тласкале, отправить посланца в Вера-Крус, получить подкрепления и возобновить войну. Я поддерживаю подобное начинание всей душой. Мы же не для того пришли в Мексику, чтобы показать спину каким-то ряженым живодёрам. Господь с нами, и мы оправдаем Его доверие!».