- 20 -
Ружин перестал храпеть только к трем. За полчаса до этого я проводил Анжелу до дверей, поскольку она тоже была, как бы это поточнее высказать, живой человек, и ей тоже надо было заглянуть домой перед тем, как пойти на работу - успокоить родителей, переодеться, отдохнуть, в конце концов. Я ее вполне понимал, потому что и сам был изрядно вымотан нашим подзатянувшимся секс-творчеством. И, когда она ушла, грешно сказать, даже испытал облегчение. Правда, при этом вполне понимал, что вечером захочу ее опять, голую и истекающую желанием, в свою постель. Но это будет только вечером, а вечером она будет на работе, к тому же мне пока хватало и других проблем.
Одна из них - разговор с Ружиным. У меня была еще одна веская причина радоваться своевременному уходу Анжелы - то, что я наплел ей о наших с Ружиным отношениях и, главное, во что она с такой готовностью поверила. Если их встреча каким-либо образом состоится (но только не при моем содействии, это я знал точно), то греха потом не оберешься. Я буду виноват со всех сторон. Ружин оскорбится на меня за то, что я нагородил про него с три короба, Анжела - за то, что я обманул ее.
Я решил спустить ситуацию на тормозах, надеясь на то, что с окончанием дела, которое фактически состоялось нынешней ночью, Ружин уедет из города, навсегда оставив меня с Анжелой, и ни тот, но другая так никогда и не знают о моей маленькой и, по большому счету, невинной тайне. Ведь, собственно, вреда я никому не причинил - при указанном выше раскладе их встреча в будущем практически исключалась. Поддерживать приятельские отношения с Ружиным по окончании операции я не собирался, поскольку уже сейчас не числил его в приятелях, сразу отметая упреки моей высокоморальной совести в том, что я фактически предал друга, очернил его до совершенно африканского цвета в глазах невинной девушки. Друга я не очернял, поскольку уже давно понял, что даже при самых благоприятных обстоятельствах друзьями мы стать не сможем - он считал себя стоящим неизмеримо выше в общем развитии, я же, на его взгляд, едва-едва возвышался над неандертальской ступенью. Так что, получается, я просто выставил в дурацком свете своего коллегу. Который тоже имел на своем счету подобного рода подвиги. Вот и вся наша с Ружиным взаимная любовь.
Но наши личные отношения никого не касались. Даже, как это ни смешно звучит, нас самих. Ровно до тех пор, пока от ФСБ не придет официальное послание, заключающееся примерно в следующем: все, ребята, отвоевались, берите шинели - и по домам. Вот тогда мы сможем, если еще будет желание, выяснить отношения.
А пока я оделся и, ноги нараскорячку, отправился в его номер поговорить на деловые темы.
Ружин открыл буквально через секунду после того, как я постучал, словно, простите за избитость выражения, стоял у двери и ждал моего прихода. Хотя, наверное, у двери он и в самом деле стоял, собираясь в душ. Иначе зачем ему полотенце и сменные трусы? Он выглядел небритым и весьма помятым, как я прошлым утром, и я слегка позлорадствовал: все-таки и его может пробрать усталость. К тому же было и еще кое-что, в чем я никогда не был замечен, по крайней мере, самим собою. У него, знаете ли, потухли глаза. Таких тухлых глаз я не имел даже с самого великого бодуна.
- Ты? - буркнул он, разглядев гостя. - Наконец-то.
- Это ты наконец-то, - возразил я. - Я заколебался ждать, когда ты храпеть перестанешь. А будить - великий грех. Кто способен разбудить спящего - тот способен на любую подлость. Это не про меня.
- Угу, - просопел он. - Заходи.
Я вошел. Он тоже временно раздумал идти в ванную и вернулся в номер. Там бухнулся в кресло и устало сказал:
- Черт, Чукбчик, я вымотался, как презерватив после третьей прогонки.
- А выглядишь - как после четвертой, - с самым серьезным видом возразил я.
- Издевайся-издевайся, - усмехнулся он. - Могу тебя обрадовать: я рассортировал в с е. Сидел до двенадцати дня, пока ты дрых за стенкой. Но сделал. Осталось только передать все это добро в госбезопасность и дождаться от них ответа. И на этом, думаю, закончим. Аминь.
- И с дискетой разобрался? - удивился я.
- Не-е, - он помотал головой. - Компа-то у меня нет. Но это фигня, с дискетой они сами разберутся. Вот передам - и разберутся. Главное, что бумаги теперь в порядке. Спасибо твоему идиоту.
- Он не мой, - возразил я. - Я, кстати, до самого последнего момента сомневался, справится ли он с сейфом.
- А я не сомневался, - с чувством превосходства заявил Ружин, снова пробудив во мне раздражение. - Я слышал, что у некоторых идиотов необычайно сильно развита способность к подражательству. Какой-то негр в Штатах, говорят, способен был на слух воспроизвести целые концерты Моцарта, и публика при этом плакала, как будто это какой-то великий пианист играл. А сам негр, между прочим, в музыке был ни ухом, ни рылом. Ни нотной грамоты не знал, ни самих нот. Он вообще ложкой в рот не всегда попадал, потому что идиот был. Наш паренек, видать, из таких же. То ли по телевизору увидал, как с сейфами работают, то ли наживую сподобился где - и смог повторить. Их, идиотов, кстати, поэтому поводу частенько с гениями путают.
- Ну да, - кивнул я. - Буквально не отличишь. Одно лицо. И пальцы точно так же обсасывает. Ты лучше скажи, было в тех бумагах что интересное или нет?
- Было, - подтвердил он. - Там целый банк потрясающий сведений. Но мы о них с тобой позже поговорим. А пока я тебе советую взять ноги в руки и дуть в милицию. В ГАИ, то есть. Утром позвонили из ФСБ, сказали, чтобы ты явился туда за документами. Дело, в принципе, улажено, с пострадавшим расплатились. Гаишники к тебе претензий не имеют.
- Черт! - сказал я. - Совсем забыл.
- Давай, - подбодрил он. - А я пока душ приму.
И я покинул его, помятого и небритого, и отправился по своим делам - в ГАИ, где мне должны были вернуть мои кровные, без папы-без мамы нажитые, документы. Мне они были нужны, как воздух, потому что, хоть ФСБ и гарантировала мне полное отпушение грехов, смену фамилии-имени-отчества и пластическую операцию, они, как всякая бюрократическая машина, вряд ли станут это делать, пока я не предоставлю им прежние бумаги. При том, что выбора у меня, строго говоря, не было - либо я отдаю им старые ксивы, либо остаюсь вообще без оных, а они умывают руки, делают честную физиономию и заявляют, что, дескать, сам виноват.
Оно, конечно, верно, я не спорю. Спасибо еще, что помогли мне вернуть документы. Хотя я сразу был уверен, что помогут - партнеры, так партнеры. Хоть и в разных весовых категориях.
Они свое дело сделало, теперь наступила моя очередь, и я поспешил в городскую ГАИ, даже не зная, где она находится. Но это было неважно - важно было то, что я собирался как можно быстрее разобраться со всем этим делом. Найти городскую автоинспекцию для меня было все равно, что вколотить очередной - один из последних - гвоздь в крышку гроба секты, еще один шаг в новую жизнь, и этот шаг я намерен был сделать по возможности более быстро. Просто не в моих интересах было затягивать существование в прежнем статусе, так скажем.
И я выскочил на улицу, решительный, как спелое яблоко, которому пришла пора упасть с ветки на землю. Остановив первую попавшуюся машину, я засунул морду в самое окно, оказавшись нос к носу с водителем, и поинтересовался у него:
- Где городская ГАИ - знаешь?
- Ну, ясно, - важно кивнул он - толстый дядька в мышиного цвета футболке, даже не прикрывавшей его пупка. - Я там каждый год техосмотр прохожу. Интересное совпадение, а?
Я не обратил на его шутку никакого внимания. Может быть, и остроумно, конечно, да вот меня в последнее время дефицит чувства юмора совершенно затрахал. Никак мне не смеется.
- Довезешь? - спросил я вместо того, чтобы упасть на землю и валяться, держась за животик.
- Ну, ежели за отдельную плату... - раздумчиво протянул он.
- Ну, ясно, - кивнул я. - Это и ежик уяснит. Ну, так как?
- Садись, - бросил он. - Пока ты тут треплешься, мы бы уже там были.
Тут он, конечно, слегка загнул. ГАИ была слегка подальше. Но ненамного. Так что преувеличение шаровика было не сказать, чтоб ужасным. А главное - я успел. Когда приехали, часы показывали половину четвертого.
Ворвавшись в фойе, я подбежал к окошку дежурного и поинтересовался у него:
- Где у вас тут главный заседает?
Дежурный даже головы не поднял, делая вид, что что-то пишет на чистом листке бумаги, может быть, даже заявление об увольнении, так что отрывать его от этого дела никак нельзя, а то решимость иссякнет. Но на самом деле - я-то видел - он рисовал зайцев. Причем отвратительных: они получались у него, все, как один, похожими на ослов. И таких ослов на многострадальном листке набрался уже целый табун.
Я собрался было повторить свой вопрос. Я весь изнывал от нетерпения, моя нога, как у боевого мустанга, рвущегося в бой, билась в пол, ноздри раздувались, а в голове громоздились многочисленные нелестные эпитеты, которыми я мог бы наградить этого ослятника, и я выбрал пару-тройку покультурнее, когда он все же соизволил избавить меня от необходимости переходить к оскорблениям.
- По какому вопросу вы хотите его видеть?
Голос был холодным и до жути официальным. Словно и не он сидел сейчас передо мной и награждал зайцев ослиными ногами. Мичуринец сраный. Впрочем, ему что; перед ним ежедневно проносятся табуны автолюбителей, и все чего-то требует. Кто-то - главного начальника, кто-то не очень главного, но все равно начальника. Кроме них тут сновали многочисленные представители госавтоинспекционного племени, и каждый норовил отмочить какую-нибудь глупость. Все это я прекрасно понимал, потому что и сейчас фойе городского управления больше напоминало пчелиные соты, по которым туда-сюда снуют рабочие пчелы и трутни. Но мне нужна была матка; а вот ее-то, потряхивающую задницей с цель отложить десяток-другой тысяч яиц разумного-доброго-вечного, здесь как раз и не было.
- Товарищ из автоинспекции, - мягко и очень вежливо начал я. - Даже дорогой товарищ. Я - некто Капусов. Если вам это ни о чем не говорит то наберите номер...
- А-а! - с радостью узнавания в голосе протянул он. - Капусов! Что же вы сразу не сказали? Скромность человека, конечно, украшает, но я сомневаюсь, чтобы это правило действовало в данном случае.
- Нет правил без исключений, - согласился я. - Так что вы имеете мне сказать?
- Сказать - ничего, - возвращаясь к своему монотонно-официальному голосу, сказал он. - А вот передать - имею. Полагаю, вы за этим явились? - и он выложил передо мной пакет с ксивами, которые сутками ранее прибрал его коллега.
- Верно, - согласился я.
- Тогда всего хорошего.
Он, падла, так и не оторвал взгляда от своих мутантов, так и не подарил мне возможности полюбоваться его четным лицом законченного служаки. Наглый тип - и очень скользкий. Я таких на уровне подсознания раскалываю.
Постояв возле его будки еще с пяток секунд и налюбовавшись напоследок жиденькой шевелюркой, я направился к выходу, по ходу рассовывая документы по карманам.
Смешно - боссы городской ГАИ очень не хотели унижаться. А передача мне моих документов их главным начальником в глазах его окружения безусловно выглядела бы унижением. Потому что потребовала бы помимо простых обменов любезностями еще каких-то речей, то ли обличительных, то ли извинительных, а каждому известно, что у больших боссов с таким добром напряженка. Хотя, на мой взгляд, можно было бы найти и вполне достойные слова для такой ситуации. Но они решили не рисковать. Даже больше - они решили унизить меня, и документы были переданы мне дежурным, ихним дворецким. Получается, что входить в этот замок я был недостоин. Но я не унизился. Я просто сэкономил время.
Теперь нужно было забрать "волгу" оттуда, где я ее оставил. Если, конечно, ее еще не перетянули на арестплощадку. Но, клянусь богом, платить я им в любом случае ничего не буду - ни за постановку, ни за те часы, что они продержали там машину. Однако сперва надо было сгонять на - я вынул из бумажника клочок квитанции, на котором вчера записал адрес - Дубовую, 73. Может быть, "волга" еще там и я совершенно напрасно теряю время и нервы, готовясь к бою с обитателями арестплощадки.
В дверях я обернулся и еще раз посмотрел на негостеприимного мента-дежурного. Что-то заставило меня это сделать. Может быть, настоятельная потребность увидеть то, что он так тщательно от меня скрывал, а именно - его лицо.
И я его увидел. Ничего особенного. Невыразительное и бледное, как задница у осьминога. Я берусь подтвердить это даже под присягой, потому что хорошо рассмотрел его - когда я обернулся, мент пялился прямо на меня, что-то торопливо говоря в рацию. Очевидно, докладывая по инстанциям, что клиент свое получил и теперь сваливает. Но - странное дело - стоило мне обернуться, как он стушевался, почти отбросил рацию и снова уткнулся в свой стол. Производитель ослозайцев, иначе не назовешь.
Я усмехнулся и вышел на улицу. И застыл, подняв лицо к небу. Странное чувство посетило меня - словно я, на какое-то мгновение выбившись из потока времени, вновь вернулся в него, но уже совсем в другом месте, причем сразу не разберешь - будущее или минувшее. Чувство, в какой-то мере оправданное - не спал всю ночь, сон сместился на утренние часы, когда я привык бодрствовать. А после того, как проснулся, черт знает, сколько проторчал в номере гостиницы, света белого не видя. Поэтому, понятно, запросто можно было перепутать вчерашний день с сегодняшним, а сегодняшний - с одним из последующих. При почти одинаковой погоде. Будь я пьян, я бы точно все перепутал.
Но я был трезв, а потому, постояв немного у парадного с запрокинутой головой, попугав прохожих своим видом водосточной трубы, я решил, что пора проявить некоторые признаки активности. Тем более что все шло просто отлично.
Как всегда - только до определенного времени. Стоило мне сойти с крыльца, как это время с визгом закончилось. Визжали протекторы. Машина, стоявшая у дома напротив, сорвалась с места, сорвалась с места, пересекла дорогу и, выскочив на тротуар, понеслась прямо на меня.
Понятно, я застыл с вытаращенными глазами и неприлично отвалившейся челюстью - все происходило слишком быстро даже для моего, правда, изрядно перегруженного напряжением последних суток, мозга, который вчера дважды продемонстрировал ну, просто отменную реакцию. Теперь он отдыхал. И я тоже готовился к отдыху. По его милости, к вечному.
Но черт подери эти последние мгновения жизни: как все в них становится ярко, почти нереально. Запахи; цвета; звуки; все - почти ощутимо на ощупь.
Самое смешное - я узнал того, кто сидел за рулем. И я был бы идиотом вроде давешнего внучатого племянника Лозецки, если бы не узнал его. Потому что не далее, как вчера утром я самым старательным образом пытался запомнить его физиономию. В то время, как он своей вечной струей обсыкал шасси готовящегося к вылету самолета.
Это был Засульский собственной персоной. Действительно, рыжий, как черт и реальный аж до нереальности. И я вынужден был смотреть, - потому что ноги мои приросли к асфальту, а в голове не было ни одной, даже самой дрянной, мыслишки, - как он приближается ко мне, такой маленький в таком большом, пахнущем железом и смертью, автомобиле.
Жуткое зрелище, но у меня даже обмочиться времени не хватало.
Автомобиль надвигался на меня, словно с экрана кинотеатра. Не было ни страха, ни даже любопытства. Только оторопь да оцепенение. Своим враз гипертрофированным зрением я рассматривал серые поры на розовом, словно у поросенка, носу Засульского, и каким-то сверхслухом слышал скрежет его зубов. Жить мне оставалось доли секунды, когда сильнейший тычок в спину сбил меня с ног и бросил на проезжую часть.
И словно выключатель повернули. Мир снова вошел в привычные границы измерений. Все стало прежним - способность двигаться и скорость движений, резкость изображения и громкость звуков. Вот только цвета куда-то ушли, став тусклыми - более тусклыми даже, чем до включения предсмертного восприятия.
С жестоким, неприятным визгом мимо меня, даже не задев, промчалась машина с Генрихом Засульским за баранкой. Через долю секунды завизжали тормоза с другой стороны. Я повернул голову и поднялся. В полуметре от меня все еще покачивался "ленд-круизер" допотопной модели, неплохо, однако, сохранившийся. Его водитель высунулся из окна, - локоть и голова, ничего лишнего, как и положено человеку, сидящему за рулем такой машины, - удивленно лупая глазами.
- Чего тут, к чертям собачьим, делается? - спросил он.
Мимо меня прошмыгнула серая тень в милицейской форме и, поднеся какую-то фиговину к самому носу водителя, быстро проговорила:
- Здесь совершена попытка наезда на человека с целью его убийства. Прошу вас уступить ваше транспортное средство для поимки преступника. Ущерб, если таковой будет, вам возместит государство.
Я крякнул от удовольствия. Речь - полный абзац! Можно упасть и долго валяться, услышав такой шедевр. Тем более, что владелец "круизера" оказался полностью пленен ею. Он вытаращил глаза и сказал:
- Тогда я сам поведу!
- Хорошо водите? - осведомилась полицейская тень.
- Не жаловались, - осклабился водила, получивший возможность официально полихачить.
- Хорошо, - милицейская форма распахнула заднюю дверцу и исчезла в салоне. Но прежде, чем она захлопнула за собой дверь, я оказался рядом и потеснил ее. - Это еще что такое? - удивился невидимый призрак.
- Я с вами, - важно заявил я. - И никаких "но". ФСБ, отдел по борьбе с терроризмом. Этого парня я сейчас раскручиваю. А он, выходит, меня.
Наглость города берет. Серая тень не стала смотреть мои документы, потеснилась и обреченно сказала:
- Вы не сильно пострадали?
- Похоже, вообще не пострадал, - сказал я.