Давно это было...
«Автоматизированные Системы Управления Строительством» - не являясь Ложей Вольных Каменщиков, всё же таили в последнем слове аббревиатуры некоторый каббалистический намёк на пробный камень, заложенный в основание «вавилонской башни» моей трудовой биографии, знаменуя её начало
Радушный приём меня, молодого специалиста, был непродолжительным и умещался в лаконичной фразе: «Ты здесь надолго не задержишься». «Подумаешь, больно мне охота (мягко говоря, вообще – работать в мои-то молодые годы)». Но вырвалось ; «Это почему же?» «А за этим столом , - с гордостью заявили мои новоиспеченные коллеги,- сидели Дмитрий Шпаро и Юрий Лоза»-кумиры тогдашней молодёжи. Я смекнула, к чему они клонят, и с радостью выдвинула из-под стола переходящий стул, утверждая своё «ни за что не упущу счастливой возможности!». В ней чувствовалось предвкушение событий под знаком восставшего не комсомольского сознания. А то, что оно – не комсомольское, выяснилось довольно скоро.
В молодом и перспективном «АСУСе», в котором я с воодушевлением готовилась к общению с умниками и умницами с кибернетических факультетов лучших ВУЗов страны, всё оказалось безнадёжно «зависшим» в ресурсах статистики управления и впечатляющей функциональности Главмосстроя. И лишь поиски высокого идеала жизни в беспричинном энтузиазме человека единственно справедливого общества были окрашены активистами-общественниками неувядающим для меня и поныне патетическим колоритом.
А взбудоражили сподвижников трудовой лихорадки никому не ведомые «ВАЗовцы», сдобрив 2 мои драгоценные субботы в месяц безвкусным почином а-ля «Делай, как мы!» - т.е. вкалывай на халяву - всему миру на потеху, стране – на радость. И это в то время, когда моя юная душа жаждала дискотек, эл. гитары и романтических многообещаний. И ей катастрофически не хватало тех самых, уложенных вместе с галькой и закатанных в асфальт, упущенных выходных часов.
Мои же безупречные субботние соратники, будущие функционеры строительной номенклатуры, по-боевому рвались из клана ВЛКСМ в клан КПSS., т.к. это сулило персональные надбавки к окладу, а также фото на доске Славы « АСУСа» и, в перспективе - честь и хвалу в отчётах. Сладкой была ягода безвозвратно ушедшей «окладной» эпохи социализма. Даже в клювики таких неопытных птенцов, как я, как из Рога Изобилия, сыпались ежеквартальные премии, отпускные, больничные и индексации повышенной квалификации (в виде ежегодных прибавок 15 рублей). И делать-то ничего особенного почти не приходилось. Лишь бы вовремя явиться, просидеть и вовремя уйти. Героям пелевинского времени статья за тунеядство и не снилась. Государство всех обналичило правом работы или ЛТП,только бы где-то числились и отмечались.
Подразделения «АСУСа» неформально располагались на следующих ступеньках:
1. Комсомольцы-добровольцы, строящие исключительно собственную политическую карьеру.
2. Лоботрясы-библиофилы , в т.ч. молодые специалисты.
3. Просто ослы.
4. Двигатели Всего Механизма ( в очень скромном для масштаба такого учреждения количестве).
У №2 (практически у всех поголовно) наличествовал читательский абонемент библиотеки им. Некрасова, находящейся буквально рукой подать. Это подразделение, кичась многозначительной, тайной мудростью, представляло собой кружок, в котором поклонялись «Мастеру и Маргарите». И только аскетичный отказ от еженедельного продуктового набора открывал доступ к ЭВМовскому переизданию нетленного шедевра. Мне так и не посчастливилось вкусить вожделенной булгаковской истины, т.к в списках штатного расписания мой номер был далеко не «восемь», и за почти три вымученных всеми правдами и не правдами года, очередь к « кормилу» литературы так и не подоспела.
Ну да я и не сильно печалилась, случались и другие в «АСУСе» праздные занятия. Я , всё-таки влилась во всеобщий трудовой процесс и посещала всевозможные, никчёмные курсы переквалификации меня из делопроизводителей в (убей Бог , не помню, кого ). Но в основном мой стаж засчитывал участие в творческих мероприятиях молодёжи и выпуске строительных газет. Настойчивые попытки внедрения Этики и Стилистики деловой речи, профессионального создания Архивов и навязывание Стенографии ( как китайской грамоты) обязательным Заседаниям трудового коллектива безуспешно провалились, и вскоре высоко оплаченное государством образование было похоронено в моём сознание навсегда.
Разочаровавшись в будущности своей карьеры молодого специалиста, я плюнула на неё и «загуляла» в близлежащей «Лире» и её окрестностях. С этой целью деловой костюм уступил место более увеселительному и соответствующему духу моды 80-х, заморскому прикиду. Отныне моя «роба» выкрикивала из-под пятницы субботу в виде разноцветных и разно размерных маек и толстовок, оснащённых тяжёлым арсеналом из металлических цепей , значков и эмблем. Плейбоевские ботинки поверх неведомых тому времени лосин ещё не поражали своей (известной в мире) символикой, но уже возбуждали соблазн некоторых патологических личностей на покушение. Однако комсомольское большинство всё ещё чуралось образа загнивающего капитализма, явившего далеко не все свои обличья и пугавшего не столько новизной, сколько предстоящим вскоре падением нравов. Так и не поспоришь ведь, докатились!
А меня-то, с какой стати угораздило в авангард? Это песенка отдельная и в духе «Маски-Шоу» и театрализованных представлений в международных отелях, куда мы с друзьями «стекались» со всей столицы за дефицитным зарубежным шмотьём. Ставки в рискованном предприятии были реально высоки, и кое-кто всё-таки попадался за каких-нибудь несколько проглоченных баксов к бдительным ментосам.
Конечно, мы не укрепляли негласную дружбу народов, а без стыда и совести «продавали» свою Родину со всеми её потрохами святынь «Ленин, партия, комсомол» …и командирские часы, чтобы смотреться назло врагам «лэвисовей» и «адидасней».
И вот я, такая «улётная», дождалась ответственного задания «АСУСа» – добраться до Юрия Долгорукого и вручить депешу (сводку по строй объектам) в Главк! Само собой это было куда приятнее, чем отсидка до 17.45. А как я хорошо была знакома с настоящим регламентом и субординацией…Но! В Главмосстрое, куда я держала свой нехитрый пеший путь, заседали старые-престарые (по моим 19-летним понятиям) угрюмые и не знающие секса дядьки и тётьки. Их я и намеревалась сразить наповал всей своей крамольной, антисоветской бутафорией. Что осуществила с «фурором». После моего «делового» визита, разумеется, наказали начальника отдела (за что сейчас принесла бы ему искренние извинения). Бедненький, он так брызгал слюной и потрясал всеми своими верхними конечностями, в то время, когда моя незрелая совесть давилась от смеха. Но меня не уволили и не наказали.
И это не стало для меня неожиданностью, ибо в нашей «той» стране молодых, подобных мне «спецов», не наказывали, а миловали, холили и лелеяли, чтобы были. Все мои нарочитые попытки «выдвинуться» с распределения подальше к снящейся только, свободе творчества и сократить сроки пребывания в осточертевшем скукотищей «АСУСе», обещанные государству за оплату им моего , лучшего в мире среднего, но специального образования, не имели сострадательного и соглашательного отклика в старом КЗоТе.
Но залп «Авроры» в строительно-партийном обществе своей трудовой службы я всё-таки произвела на свою неугомонную голову, добавив к законным дням Больничного парочку от себя лично, собственноручно исправив в нём не ту дату на - ту, что надо.
Выцветшая от повторяющихся к ряду однообразных лет, проведённых разве что в окружении домашних животных, бдительная сотрудница – коммунистка (идейная до фланелевых парашютных трико) с немытым позади начесом и словно никогда! так и не побывавшая молодой и счастливой (в чём точно нет ни малейшей моей вины), раскопала мой смертный грех и вытащила его на поверхность надлежащей справедливости, к которой втайне питала надежду (промахнувшись на этом поприще) и - на всемирное асусовское обсуждение. Что бессознательно вело эту а-ля Миссис Марпл в жестокое русло самостийного «судопроизводства», видимо, известно только духу Агаты Кристи, неустанно являющейся в её бессонные ночи. Мою безответственность она, как не мучила на медиумических парт-сеансах, та оставалась не тронутой всей полнотой зрелой объективности, подтверждённой Законом. Разве что с годами я осознала, до чего не слабо биться там, где надо без призвания трудиться. «Миссис Марпл», кстати, неровно дышала в сторону поэзии, и ей пришлись по душе мои стихотворческие опыты, что, впрочем, никак не сказалось на её великодушие (вернее она им не отягощалась, как лишними сентенциями, мешающими правильной оценки поднадзорного ей трудового коллектива)
Но сразу всем стало веселее. А я прославилась и обрела известность во всех эшелонах и этажах – от Пропускной до Курительной! Не обделили вниманием ни Профсоюзы, ни коммунисты, не говоря уже о родной до крови «братской», комсомольской ячейки, с сердоболием вызывающей меня на Ковёр Допросов. Я уже тогда секла, ч т о такое - их «хлеба и зрелищ». На разборки угробилась вся неделя. Вот как всем повезло! Внезапно появился вкус к деловой динамике и пафосной ажиотации, так не хватающей в серых буднях скромному труженику среднего звена.
На входе в наши «кулуары» над головой «каменного изваяния» вахтёрши возвышался ватманский семафор «Комсомольского прожектора» - не затыкающийся рупор совести, обличающий меня в полном её отсутствии, как позволившей чёрное злодеяние, опорочившее честь и достоинство моих товарищей, бросивших тень на славный ВЛКСМ. Тень бросала? Живее всех живых вроде? Значит - не Гелла, слава Богу!
На самом затянувшемся за всю мою оставшуюся (пока что ещё, и тьфу-тьфу) жизнь собрании ячейки, лидер её, преуспевающий комсомолец Лапопуло, не унимался с вопросом, озадачившим его не на шутку: «Скажи нам, Юля, нам – своим товарищам (волкам голодным), сознайся!!!!!!!!!!!! Может ты прогуляла, потому что делала аборт?» «Не а» (товарищ-волк, Лапопуло) – отвечаю. «Не лги!»,- присоединяется ближайшая соратница и кандидатка в КПSS - очень внушительных, круглых размеров. Мой не регламентированный для случая видок мгновенно был сожжён в костре её будущепартийных инквизиций одним взглядом. «А я и не лгу» (говорю правду).
Публика разочарована. Удовлетворения и катарсиса не происходит, а до развязки ни один конь не доскачет, т.к. время - накануне 17.45! И хочется насладиться ароматом поджаренной плоти горе - комсомолки и домой пораньше, как обычно бывает после собраний. Да обыкновенного перекура хотя бы!
И тут Дух молодёжной общественный организации оказался милостивым ко всем страждущим, и вскоре объявился в лице самого Секретаря. Развязка близилась… В том месте, (которое я предвкушала и ради чего, собственно, была вооружена «до зубов») где в речи Лапопуло прозвучало «Чёрное пятно» (не путать с пионерлагерным фольклором) я салютовала, наконец, о своих немалых заслугах и выслугах во благо всем четырём буквам аббревиатуры и выложила свои козырные карты в виде №-ного числа грамот. Вдобавок к замечательной макулатуре прилагалась «изюмина» или «светоч» моей преданности - Удостоверение сотрудника недавно прошедшего в Москве Международного Фестиваля Молодёжи и Студентов!
«Гробовая» пауза, охладившая активистскую вакханалию, являлась доказательством поражения моих обвинителей по всем статьям. Не хватало лишь аплодисментов, но они всё же подразумевались самим финалом и прозвучали где-то умозрительно в «тонком» мире.
К тому же по ходу действа обнаружилось существование сочувствующих мне тайно и явно. Даже «главарь банды» всего «АСУСа» снисходил до милости к моей мало значимой в планах пятилеток фигуре.
Волевой резолюцией, вмешавшись в мою историю, он раз и навсегда пресёк дальнейшую детективную деятельность беспартийцев, лишив их возможности линчевания кого бы то ни было вообще и впредь (добрый оказался).
Мне выдали направление в Литературный Институт им. Горького, расположившегося так приятно близко и к «АСУСу» и к, ставшей родной, библиотеке им. Некрасова. А в Трудовом Распорядке я отныне числилась, как свободно творящая штатная единица, от которой ничего, кроме искусства не требовалось (причём, как я понимаю, вовсе не из любви к последнему, а просто я п о б е д и л а , а они –сдались!)
Лапопуло ушёл в себя и больше не приходил (в смысле по мою душу). Соратницу его, кандидатку-беспартийку, судьба не осчастливила, не успела.
Не за горами виднелся Кирдык и Партии, и её младшему брату, и самому главному из них - СССРу (что по прошествии времён радует всё меньше)
Литературный Институт штурмом взят не был. Творческий конкурс – вещь ни «хи-хи ха-ха». Правда, оговорюсь, я не пошла на тот факультет, куда с лёгкой руки «АСУСа», посылали, а на о-го-го какой… Там мне указали на временную недопустимость моего, потенциально лишь будущего развития, ибо я мала и неопытна по определению. «Приходите через несколько лет, если не заинтересованы быть литератором в (запредельной для моей географии) Калмыкии».
«?????????» - это я теперь сама Себе. «Дура, я, дура, надо было соглашаться сразу и бесповоротно. Калмыкия – это же « Целина» для исследования неизведанного. Сколько полётов могло бы осуществиться над «Новой Землёй» восходящими потоками моего пробуждающегося сознания.
Но в те, само утверждающиеся гордыней времена, всё казалось ни почём и сразу.
«АСУС» свёл меня не только с доблестным не дремлющим оком общественных движений, но и с добрыми, весёлыми и очень одарёнными людьми.
Был Василий Иванович (без Петьки), который чутко откликался на «Fumar … por favor». Был Саша из самодеятельного театра, который познакомил меня с тощим Германом – будущим театральным режиссёром и неординарной личностью, оказавшей на моё творческое хулиганство самое непосредственное влияние. Он первый уличил меня в дружбе с маленьким и однокрылым Пегасом, ростом которого интересовался примерно раз во всю ту же символическую пятилетку, и коснулся меня классикой, Бахом и, внушающей доверие, дерзостью «быть самой собой, такой, какая есть» (дёшево и сердито).
В жизни много чего происходит в результате её взросления. Всего вскользь не описать. Но некоторые ступеньки нельзя обойти молчанием. Вот и не обхожу.
Спасибо им – первым!