Рабыня Палома
пародия на бразильские художественные
произведения на тему рабства
Часть I
Я, Эдуарду Марселу Фелипе Мораэс Ферейра, уже тридцать лет работаю управляющим у сеньоры Мерседес Марии Луизы Алмейда де Альвадорец. Моя хозяйка была совсем молода, когда ее муж меня нанял, но уже тогда я с первого взгляда просек, какой у нее крутой нрав. А ведь новобрачная! У них тогда даже медовый месяц еще не закончился, хозяин казался пришибленным рядом с сеньорой Мерседес, прямой как палка, худой как кочерга и с пронизывающим испепеляющим взглядом гадюки. Она еще ни слова мне не сказала, лишь посмотрела в упор, и я вздрогнул. А уж как заговорила…
- Рабы должны знать свое место под солнцем, Эдуарду... надеюсь, я в вас не ошиблась.
- Нет-нет, сеньора, вы правы, с ними надо пожестче, построже, - поспешил согласиться я. Хоть моя должность и – не надсмотрщика, но все же моя позиция в этом вопросе весьма важна, и я это знал. У разных хозяев служил, у всех – свои привычки, свои причуды, я – человек наемный и подневольный. И, чтобы выжить, мне надо уметь маневрировать.
Сеньора и не подумала улыбнуться, этого она вообще никогда не делала, но губы ее слегка дрогнули в знак того, что она не рассержена и в состоянии продолжать разговор. Это меня ободрило, и я даже решил порассуждать немного на актуальные темы – пусть знает, что я – человек просвещенный.
Если бы знать тогда, какой роковой ошибкой окажется мое наивное желание продемонстрировать эрудицию! Не то чтобы – мыслящих как-то иначе, а мыслящих вообще… сеньора терпеть не могла.
- В наше время много говорят о том, что рабство – несправедливо, богопротивно, но ведь Господь не случайно сделал одних людей белыми, а других людей – черными? Языческие народы Африки должны расплачиваться за грехи своих предков, не желающих признавать христианского бога. Аболиционисты же, эти модные демагоги, ищут дешевой популярности, заигрывая с низами, им это выгодно, знайте, сеньора, что я отношусь к ним с неодобрением.
- Аболиционисты?! – ее лицо вытянулось, глаза чуть не выскочили из орбит. – Кто-то в моем доме произнес это слово… в моем присутствии?
Я понял, что она и не вникает в суть того, что ей говорят, реагируя лишь на отдельные, раздражающие ее, словечки. В этом смысле сеньора напоминала мне армейского чиновника. Но, естественно, я, осознавая свое положение, и пикнуть не смел. Хорошо, что я вовремя сообразил, как надо общаться с людьми, подобными ей, и исправил оплошность, которая могла из маленькой трещинки разрастись в огромную пропасть между нами, а это испортило бы мою жизнь, ибо мстительный нрав сеньоры Мерседес – не шутки, скажу я вам, как ни смешно вам, возможно, все это читать.
- В первый и в последний раз, донна Мерседес, клянусь вам. Это слово с моих губ никогда не сорвется. Я просто его забуду.
- Рабы не должны его слышать.
- Но, душа моя, разговоры об этих смутьянах – политиках, всяких там «братьях по крови», освобождающих негров… ведь они это знают, - вмешался хозяин. Вы бы видели, КАК на него посмотрела сеньора! Я думал, что гром сейчас грянет, обвалится потолок, или случится что-то еще в таком фантастическом духе… Не смею даже пытаться описывать подробности внешнего облика донны Мерседес, я никогда не старался ее разглядеть повнимательнее, если нам доводилось встречаться, я смотрел в пол и поддакивал ей. Одна мысль о том, чтобы взглянуть ей в глаза, приводила меня в такой ужас, что только священнику и на исповеди я мог признаться в том, что испытываю.
- Если и слышали, то забудут… кнут моего надсмотрщика, Ромео, заставит их об этом забыть, - произнесла она (достаточно тихо, надо признать, но меня затрясло от звуков ее голоса).
- Да, сеньора, уверен, что все так и будет, - быстро пробормотал я, надеясь на то, что разговор наш закончен, и я могу приступить к выполнению своих обязанностей.
Хвала Господу, так и случилось! Я пошел осматривать фазенду. Рабы сеньоры Мерседес произвели на меня жуткое впечатление: еле живые, выполняющие свои обязанности как будто на последнем издыхании… Ромео то и дело замахивался на кого-то из них кнутом, а у них даже сил не было вскрикнуть. Меня удивить было трудно, но если уж даже я опешил? А главное – для чего так их изводить? Ромео – слуга, ему все равно, что сказали, то делает, как солдат. (К слову, солдат из него получился бы просто на славу, в армию он потом и пошел: там надо не думать, а выполнять приказы, работа как раз для него.) Но сеньора? Ей-то зачем доводить рабов до полного истощения? Они же работать должны. Это как-то… невыгодно ни одному плантатору, каких бы взглядов на рабство он ни придерживался.
- Сеньора богата, у нее такие доходы… и не от плантации… так что она себе может такое позволить, - обмолвился как-то Ромео.
- Что именно? – я удивился.
- Да вот… не давать им поблажек. Ей нравится, когда я избиваю рабов, – приходит и смотрит, любимое зрелище.
- Но доходы могли бы быть больше… плантация эта совсем неплоха… - начал было я и осекся. Так вот в чем дело! Хозяйка моя кровожадна как стая волков – вот так просто и непостижимо для многих. Отказаться от этого зрелища – выше ее сил. Она упивается властью и болью других. Хозяину, как я тогда думал, просто на все наплевать – он женился на ней из-за приданого и собирался жить в свое удовольствие, проводя время в театрах и публичных домах. Жаль, что не он был главным в своем доме, с ним мы скорее нашли бы общий язык. Такой галантный сеньор, словоохотливый, вежливый с плутоватой физиономией – он нравился женщинам, но только не сеньоре Мерседес. Она испытывала к нему еще меньше интереса, чем он к ней, все мысли ее были лишь о рабах и надсмотрщиках. Когда ей надоедало происходящее на фазенде, она отправлялась в гости к знакомым – посмотреть на чужих рабов и насладиться их муками.
И допустил же такое Создатель, чтобы именно в этот дом попала красоточка, как мы тогда полагали, дальняя родственница сестры моего хозяина, дона Густаво.
- Девушка хочет стать актрисой, а моя сестра – женщина строгих нравов, она не одобряет ее устремлений, - шепнул он мне по секрету.
- Но, дон Густаво, девушка из порядочной знатной семьи не может пойти на сцену, - удивился я.
- Знаю, я и сам хочу отговорить Палому – это пустая затея, но пусть поживет здесь… какое-то время.
Тогда я ничего не заподозрил – хотя мог бы, зная нрав и образ жизни моего хозяина. Девушка производила впечатление милой барышни – несколько более смуглой по сравнению с белой как мел сеньорой Мерседес, но у меня и мысли не возникло, что у нее может быть примесь негритянской крови.
Она порхала по дому, меняла наряды, болтала с рабами, мы все на нее любовались. Очарование юности! Меня не удивило, что девушка эта мечтает о сцене, она была так жива и непосредственна, что ей, должно быть, скучна была размеренная жизнь хозяйки поместья. Но это – всего лишь романтические фантазии, она станет сеньорой и выбросит подобные, неподобающие ее положению сеньориты, мысли из головы. Так тогда думал я.
Но сеньора Мерседес наблюдала за Паломой с каменным выражением лица. Она не поленилась поехать к сестре сеньора Густаво, подкупить прислугу и узнать, кем на самом деле эта красотка приходится ее мужу.
- Внебрачная дочь… от рабыни! – прошипела хозяйка, закрыв дверь их спальни. Я тогда поднимался по лестнице, звук ее голоса, как обычно, заставил меня задрожать и застыть на месте.
- Душа моя… эта история так стара… дочь… возможно, у меня, она не одна… я не знаю… все приключения юности не упомнишь… но к этой девчонке я привязался, хочу ее освободить официально, не удочерить – нет, конечно… а только дать ей свободу. Хочет на сцену – в конце концов, пусть идет. Все лучше, чем быть рабыней. А по документам она…
- Рабыня?! – голос сеньоры Мерседес задрожал от радости. Ее муж легкомысленно проболтался, дав ей в руки такое оружие!
- Ну, да… ее вырастили как барышню, учили манерам…
Думаю, в этот момент сеньор Густаво взглянул, наконец, на свою жену и все понял. Потому что он внезапно умолк, и больше мне не удалось услышать ни звука.
Судьба этой девушки была решена в тот самый роковой вечер – полнолуние приближалось, неотвратимое, неумолимое. За окном бушевала буря, звезды зловеще подрагивали, казалось, на улице не ливень, вселенский потоп, и весь мир на земле оплакивает участь юного и прекрасного создания – Паломы Эмилии Каролины Суареш.
(продолжение следует…)