«Блондинка» в экстерьере.
Или женский взгляд на частные руки…
Кто куда, а Наталья Санна, свет-матушка, по усадьбам все, по имениям – юбки трепать и шпильки обтачивать. И на тебе, земную жизнь пройдя… ну пусть не половину, а четверть, допустим, обнаружила в себе нарциссизм с элементами археомании. Или фишки легли ладно и все в стопочку: день выходной, теплый, мое желание «маленькое белое платье» выгулять (ага, «мама с курорта не уедет, пока все наряды не сносит»). Нет, а чем не повод? Сезон заканчивается, а оно запылилось в ожидании. Не банальным же шоппингом в выходные заниматься, а к грядкам не пускають… Короче, предложила благоверному сделать фотосессию. Им еще предлагать надо!
Сели, обшерстили подмосковные усадьбы по северу, северо-западу в поисках натуры. Натурально везде, куда пальцем ни ткни, по две-три графские развалины, а понапихано. Те, что «поживее», ясный перец, прибраны к хорошим рукам – все больше казенно-ведомственным: в «родовое» Ильинское (рядом с Архангельским) шиш попадешь – погоны засели в кустах, а в номерах генералы с бабушками. В соседнее с дачей Марфино – только зимой, по льду, оседлав санки или пешим ходом – любоваться обезглавленными грифонами и ажурами мавританских кружев на общепитовской-общевойсковой столовой. Судя по реанимированным древностям, самые хозяйственные и домовитые у нас военные, как и раньше гусары-отставники, всяк из которых «в именье счастлив и рогат, носил бы счастливо халат…» (вспомнилось, как еще невинной пигалицей в школе, не зная этимологии слова «рогат», сочла слово в онегинской строфе за очепятку, а потом краснела на публике, поправляемая русичкой).
Штатские, как всегда, остались с кукишем в кармане, галочками в бумажках Минкульта вместо былых достопримечательностей, доведя имения до белой (ручки) пятна на картах и состояния шапок-невидимок. Короче, при обилии остатков с барского плеча выбирать не из чего: куда надо, пустят… а что не надо видеть, итак не покажут. Прямо как в бенедиктинских монастырях Испании. С той лишь разницей, что в Европах действующие красивости хотя бы частично, а личико приоткрыли, а у нас – полная паранжа везде, кроме Кусково, Архангельского и недавно оживленного-обжитого Царицына. Ну и десятка еще не прикормленных мест, о которых в геокэшерских выборках поется как о «временно доступных».
Но мы же легких путей не ищем, нам черепки подавай (вот предки, отговорили меня от историко-архивного). Идея была - ну, картинку заранее нарисовали - не блеск-прилизанность обласканных судьбой усадеб типа Архангельского, а живописность руин - камень в плесени, заброшенность ступеней и статуй, облупленность глазниц у окон, и скрип петель в дверных проемах, и зодчий… гений, парадоксов друг… И можно сверху кирпичей немного – эдаким живописным каскадом-выпадением из остатков былой роскоши… И свет-матушка Наталья в белом, как агнец на заклание. Ну, понятно – все в духе готических романов. Чем мрачнее картинка, тем лучше pro et contra девушки и среды. Ну, бзик у меня, на почве перегрева (хотя какое – уже зима катит в глаза).
… В Николо-Прозоровском охладило – гнилыми подступам к древностям, кульбитами в крапиве и пытками комариной шубой. Нет, я, конечно, понимаю, искусство требует жертв, но не до такой степени, чтобы мытой (допустим, в Christian Dior) пяткой – в лужу и мордой – об забор. Ага, реальный, в метр ростом, водруженный, видимо, против набегов монголо-татар (из соседнего клубного поселка «Зеленый мыс») и забытый. Это жалкое… даже не «эхо», а писк растреллиевского барокко прошлось по благородным рукам екатериненского маршала Прозоровского (не последнего человека в отвоевании Крыма, эдакого красного столпа родимых южных окраин - вечного вояки, умершего, как и положено настоящему <s>полковнику</s> генерал-фельдмаршалу, на поле брани), а потом последовательно и синхронно - по рукам Трубецких и менее известных имен-личностей. Вплоть до нынешних, никому не известных, но, судя по забору и ошивавшимся здесь недавно «строительным народностям» с тачками и собачками, хватким пальчикам. От времен Очакова и покоренья Крыма - только прекрасный остов в сорняковом антураже (что и требовалось доказать) и заросли прудов-болот, к которым меня не пустили шаткие каблуки и мое «маленькое белое». Толкиенистам – самое оно.
Мимоходом – диалог выуженных из развалин геокэшеров-кладокопателей. Отец-переросток и сын лет семи:
- Папа, а где мама?
- На теневой стороне, фотографирует останки.
- Чьи останки? – не унимается любопытный мальчик.
- Графские.
В точку, папенька. Графских останков не увидела, но вот усадебные – да. Даже скелетики люстры и парадной лестницы на второй этаж. И «могильные» рвы по периметру бывших комнат. Все в сетке строительной, но отзвук балов - в зале-ротонде, и гуляние ветра в анфиладах, и лет мысли, и мах ногой. И я в гнилом «приюте вдохновенья» изображаю что-то, по ходу отбиваясь от кусаче-цепкой нечести, рискуя сверзиться в стекло, острую и не безопасную для платья штукатурку, а сверху получить кирпичом по забубенной макушке (невинно убиенная грация – о, жертва искусству!). Балансирую на шпильке между кусков лепнины и потолочными балками… После гимнастических упражнений в антураже прошлого можно сразу в канатаходцы – и без экзаменов. Чем дальше в лес, тем крепче наши нервы… и громче голоса. Через забор – еще один пришелец, больной на голову:
- А как пролезть?
- Не в эту дырку. Там проход!
- Большой?
- Вам хватит.
- А чье имение, позвольте?
- Трубецких! (брутальный Прозоровский этого хвоща вряд ли впечатлит)
- Нифигасе…
- Здесь «Лес» Островского снимали!
- Лес, млин… я в дерьмище влез, а вы тут в белом вся.
- У каждого свои шизоделюксы.
Очередной свой камень счастливо избежала в Ольгово, среди холмов и взгорьев Рогачевки. В имении некоего стольника Чаплина-Апраксиных-Голицыных-Рябушинских-Дерипаски… Не буду тут о том, как по-домостроевски благочестивый стольник с фамилией английского комика и нынешнего пресс-секретаря Патриархии изгнал польскую шляхтетскую шушеру из Дмитрова, а нерадивый интриган и мздоимец Степка Апраксин провалил начало Семилетней войны при Петруше, угодил не в ту «теневую группировку» при дворе Екатерины II и, униженный-оскорбленный, скончался при… допросе. Не буду о его сыне, Степане-втором, гуляке и расточителе, умершем (по слухам) от… истощения сил.
При всей гусарской удали ребята эти владели отменным вкусом к… театру, а это для меня, барышни, знаете ли, слабой до Мельпомен и прочих граций - очистительный «штрих-код биографии». Прелестные, «лебедословые», чьи шпоры яростно звенели…любители балов-маскарадов, а также крепостных театров, точнее, актрис… Стоит ли озвучивать, что все там были, мед-пиво пили, актрис смотрели и даже целовали (по роли, разумеется, и не по роли тоже) – и Пушкин-дядя (Василь Львович), и Вяземский, и даже Лев Толстой в период юности разгульной и хмельной. Было, все там было – и строгий классицизм домов с каре усадебных пристроек, рукой Франческо Кампорезони возведенной (а не хухры-мухры), и ворох парковых затей – Венеры, Марсы, Аполлоны…
Как водится у нас, а не в Парижах где-то, Амуров и Земфир разграбили распродали поодиночке. И тут поставить бы мне точку, но стоп – стреножу прыть пера… Давайте строго спросим, как когда-то молодая и деловитая Кити… Нет, не со своего непутевого муженька Степки Апраксина (седина ему в бороду, бес в ребро), а с мужей государевых: что имеем? А что имеем, не храним – потерявши, плачем. В жалкие лужицы вместо роскошных каскадных прудов, в одной из которых, снабженной грозным предупреждением «Рыбу не ловить!» (фи, господа, как это не по-гусарски!) – прикормленная фишка, куча не мала. К халяве не подпускают, храня рыбок для платной рыбалки (со слов нынешнего управляющего). Усадьба, дважды обворованная – сначала в составе апраксинской коллекции «дворянского быта», потом в музее города Дмитрова – сквозит проемами и оголенным торсом. От греха подальше огорожена ленточкой, и правильно. Любое попрание графских развалин женским каблучком – чревато как минимум паклей или вороньим гнездом на голове, в не тронутой стрижке, или проломленном черепке.
Из беседок, статуй и прочих парковых капризов и «затей» - только замшелый грот. И ни намека-писка на храм Благодетели, водруженный совестливым ветреником Апраксиным своей преданной, как конь, и хозяйственной Кити, за перманентным отсутствием мужниной жилетки плакавшей, видимо, в ковры собственного (фабричного!) производства. Кстати, довольно прибыльного и покрывавшего немереные расходы породистого красавца Степана Степаныча. На подступах к бывшей юдоли утех только привратная башня-ротонда – одно из парных эротических изваяний и… не то готы, не то сектанты или еще какие представители нетрадиционной религиозной ориентации - с гитарой в правой и паникадилом в левой. Мои пальцы реально пропахли ладаном.
Риги, конюшни, хозблоки, церковь, - добро, которое страна советов во все времена пользовала в хвост и гриву и с большим удовольствием, используя житницы «по назначению и без» – более-менее при параде… А земля, парк в 40 га…
- Все прикупили, «чтобы было». Ну, как положено у них. А что Им усадьба? Усадьба - тьфу, земля - вот это конфетка, да и деньги для них ерунда. Громов продавал имение при условии, что восстановят до первозданности, тютелька в тютельку. Вон, видите, надколы в арках и над окнами, это комиссия приезжала оценочная: ковыряли камень, смотрели на предмет ценности. А то видите, Ильич попирает ногой останки постамента из-под богини Ники в центре сада, там еще яма-впадина от графского фонтана. Кто знает, что там коммунисты наваяли? Кладку открыли, а она – реально 17-го века, обалдеть! - это мне после словесного пинг-понга на предмет парка… араб-сириец (!!!) признался. Красивый мужик, даже сосед по району, врач-стоматолог, женатый на русской (а вон и супруга моя, и дети, видели, сын и дочь?).
Диалог дальше претендует на правду:
- Еще не факт, что сами они (его высокоблабла-родие Дерипаска то бишь) нос сюда сунут, да и надо ли им… нос алюминиевый совать…
- Правда, пусть оставляет его в золотой жиле. А на словах всегда можно блеснуть, как в сказке той, чьи это поля?!
- Кес ке са поля?
- Ну, поля… Помните, как у Шарля Перро, чьи это поля? Маркиза Карабаса. Чьи леса? Маркиза Карабаса… А кто жить здесь будет и балы-маскарады разводить?
- Да не знаю, свои, наверное – «алюминные» гости, - афоризмами-неологизмами так и стреляет… араб. - А пока здесь управляющий живет («по ихним имениям») и мы… с супружницей моей, сыном и дочерью (вы их уже видели – повторяться не буду). В гости на выходные заехали.
И как в доказательство младой жизни на родных пепелищах – крик девочки, черной принцессы, откуда-то из-за колоннады-каре за менеджерским флигелем: «Папа, ужинать!»
- Извините…
- Да ничего, мы вас задержали. - И еще разговор на полчаса о… научном атеизме (позвольте, как можно-с!) и единстве Бога-Аллаха. Больная тема, видимо, у русских арабов из графских имений. Договорились до… приглашения в гольф-клуб по соседству. Все-таки алюминий начал обживать кусок Апраксиных палат и лесов.
Нет, я не против, чтобы развалины приХватизировали. В стране, где военные на пушечный выстрел не подпускают мирян к наследию, а штатские его беззастенчиво просирают – купле-продажа «с условием и без», похоже, единственный, шанс хоть что-то из барских «останков» сохранить. Ага, и через лет эдак дцать - раз в месяц «день открытых дверей» (как в английских имениях), и гид:
- Имение Ольгово, принадлежавшее сначала Голицыным (старая княгиня - прототип пиковой дамы), потом расточителям и светским львам Апраксиным. И затем с паузой на недолгие 100 коммунистических лет – Олегу Дерипаске... – размечтался однако араб.
А мы тоже, значит, щи лаптем не прихлебываем. Одни из могикан, кто застал имение в периоде полураспада-полувосстановления. Ясное дело, что древности облекут в новодел (если облекут), к воротам приставят рубак-охранников из частного агентства, и шиш вам – культпоходы под палочку гида. Но все лучше, чем кирпичом по голове при съемках «в натуре». А гольф-клуб… А что гольф-клуб! Вот моя супружница, пардон, супружник, вот прочие домочадцы, любимые, наконец… Ну, не буду повторяться.