Настя вернулась в комнату и плотно прикрыла за собой дверь. Пройдя через комнату, она подошла к окну и присела на подоконник.
На стене чуть слышно отсчитывали секунды старинные красного дерева часы с серебристым циферблатом и стрелками в форме наконечников стрел. Каждый час серебристый же молот отбивал какую-то эльфийскую мелодию, проникающую в самую глубину души, затрагивающую тонкие струны сердечной лиры, заставляя её звенеть и источать свою собственную ни с чем не сравнимую мелодию; и в эти моменты в такт ему дребезжали легонько стёкла в шкафу, стоявшем напротив. Узорные чашки, молочник и кофейник безмолвно общались со стоящими чуть повыше хрустальными вазочками и серебряным подносом. Он здесь был самым главным после самовара, блестевшего пузатым бочком на свету осеннего солнышка. Когда-то давным-давно с ним решила потягаться изящная узкая ваза из хрусталя, но её век был недолог, и где-то через неделю "знакомства" с остальным сервизом она по неосторожности хозяйки превратилась в груду изящных же, но абсолютно бесполезных осколков.
В противоположном углу уместилась небольшая кровать с воздушными витыми дугами, украшенными листочками, сделанными не то их хризолита не то из смарагда – в тени цвет камней скрадывался и виден не был. Рядом с подушкой спал плюшевый рыжий мишка… Нет, это снова была игра теней, на самом деле мишка был светло-бурым и в паре мест уже окончательно выцветшим, но это его, видимо, ничуть не заботило. Лёгкое облачко-одеяло чуть неровно прикрывало кровать, оставляя щель между полом и кроватью немного неправильно-прямоугольной формы.
Рядом с сервантом расположился книжный шкаф, сделанный, видимо, из дуба. Аккуратно поставленные на полках книги не были похожи на собрание цветастых изящных переплётов. Сразу было видно, что их читали, но не до той затёртости страниц и следов обслюнявленных пальцев… Самое почётное место здесь занимали несколько толстых книг с золотистыми и серебристыми переплётами: "Эльфийский домострой" под редакцией современных авторов, "Традиции и обычаи народов Светлых земель и владений Тёмных", "Кто такие люди? Вся правда о…" и ещё пара книжек без названий.
По левую руку от входа располагался невысокий резной столик, также как и шкафы украшенный природными элементами – небольшими веточками и сучками. На стене над столиком висели разные картины с изображениями природы и фруктов, осени и зверюшек: веранда сразу после дождя матово сверкает на солнце, а вот грациозная косуля выбежала на опушку…
Девушка всё смотрела куда-то вдаль, пытаясь проникнуть взглядом сквозь дымку лесной чащи. Её тёмные волосы как-то грустно извиваясь спускались бархатным водопадом к плечам. Глаза её были подёрнуты лёгким туманом – мысленно она всё ещё была в прошлом. Она знала, что больше их не увидит, что она больше не услышит их голоса, не увидит их улыбок, и от этого ей становилось очень грустно.
Солнце же золотило поверхность светло-голубого тихого озера, и изредка, блеснув в воздухе серебристой чешуёй, мелкая рыбёшка снова отправлялась на глубину, глотнув свежего животворного воздуха.
С одного из деревьев тихо сорвался листок, уже успевший изменить свой цвет, и медленно кружась, подгоняемый лёгким ветерком, опустился на землю где-то вдали от своего родителя, прикрыв немного вход в норку ежа, который где-то бегал, собирая на зиму припасы.
- Осень вступает в свои права. Всё более заметно её влияние, - промолвил Анжи, оказавшись неизвестно откуда рядом с ней.
- Да, всё заметнее… - не поворачивая головы и ничуть не удивившись, привыкши к такого рода "чудесам", тихо ответила Настя.
- Скоро пойдёт первый снег… - продолжил он диалог.
- М-да… Скоро… - не задумываясь над словами произнесла она.
- А знаешь, по-моему, ты права, ты уже взрослая девочка, а сердце всегда подсказывает вернее… - Она лишь вздрогнула, а он тем же тоном продолжил: - мне же пора возвращаться, и так я задержался здесь.
- Ты вчера был с ними? – спросила она его, всё не оборачиваясь.
- Ты меня снова удивляешь, хотя я думал, что вырастив тебя я знаю о тебе всё!
- Ты сам сказал… Я же твоя дочка, пусть и приёмная, - наконец-то обернулась и улыбнулась она.
- Не надо, не говори так, пожалуйста, Настюш. Ты для меня роднее… Роднее тебя у меня просто никого нет, - обнял он её.
- Давай я помогу тебе собрать… вещи, - соскочила она с подоконника.
- Не надо, я всё нужное уже взял. Береги себя, доча, а я всё время буду рядом.
- Постой… - вздрогнула она. – Ты словно прощаешься. Мы ещё увидимся и не раз!
- Но ведь нельзя… - начал было Анжи, но, глянув в её укоризненные глаза, осёкся и замолчал. – Ладно, ладно… Будь умницей, не забывай наших заветов и будь добра к людям. В общем, ты сама всё знаешь, - снова обнял он её и погладил по голове.
- Знаю… - скатилась по её щеке слезинка.
***
Анжи уже давно ушёл, а она всё ещё стояла на лесной опушке, глубоко над чем-то задумавшись.
Солнце уже светило не так ярко. Облачка то и дело мчались, чтобы спрятать его от ненужных взоров. Деревья уныло скрипели при дуновении уже осеннее-прохладного ветерка. Листья срывалась с деревьев всё чаще и словно оброненный кем-то отрывной календарь сталкивались, распадались и ложились разноцветным покровом на землю. Где-то в глубине леса стучал дятел, сновали по веткам суетливые белки, изредка пролетала какая-нибудь заплутавшая сойка. Все были заняты подготовкой к зиме и казалось, что никому нет дела до мучавшейся в сомнениях маленькой девочки на опушке древнего леса, видавшего всё на своём долгом веку: великие битвы, в которых исчезали прославленные роды и прерывалось наследство; многолетние войны – лязг металла и глухие стоны; под его сенью совершались первые признания, здесь начинался и новый род какой-нибудь ветви Мерлоков; здесь пели песни и разжигали свадебные и поминальные костры… Стар уже стал этот лес и всё реже среди деревьев на полянках слышен молодецкий посвист или девичий хохот; всё чаще здесь раздаётся звук топора или вжиканье пилы…
Девушка открыла глаза, словно решила для себя какую-то важную задачку и, глянув на свою ладонь, прижала её к груди. Лицо её озарилось каким-то внутренним светом, губы что-то шептали…
На полянку в это время выскочил сероватый заяц с пятном на правом ухе, но тут же замер от удивления.
Яркий звёздный свет окутывал девушку, мерцая и крутясь вокруг неё, из-за спины у неё вдруг появились лёгкие невесомые крылышки, а сама она была уже в серебристом платье с украшенной зелёными листьями диадемой на голове. Её руки усыпали скромные драгоценности, а на шее у неё висел кулончик… тот самый.
Подойдя к озеру на краю опушки, она повелительным жестом заставила капельки подняться в воздух, так что получилось красивое овальное зеркало, обрамлённое водорослями и кувшинками.
Взглянув на отражающую поверхность, она беззаботно рассмеялась и, позволив капелькам упасть, лёгкой поступью пошла по берегу, оставляя на песке след лёгких туфелек.
Сорвав яблоко с дерева, она наклонилась и положила его на колючки бегущего куда-то ёжика; подтолкнула маленькую черепашку, не способную самостоятельно выбраться из ямки, к воде и закружилась в каком-то нежном танце под весёлый птичий пересвист, запела песню, которая тронула бы и самого чёрствого человека.
Потанцевав немного, она снова увидела того зайца, который любопытно двинув ушами, осторожно приблизился к ней.
- Ну иди сюда, малыш. Иди сюда… - опустилась она на пенёк и снова запела:
Засверкает вдруг солнце
В отражении дня,
И увижу в оконце
Мимолётно тебя.
Я спою тебе песню,
И сердечко моё
Вдруг поймёт, как чудесно
Слышать дыханье твоё.
Рядом с ней собралось множество зверушек: бобёр в такт песне качал головою и хлопал своим хвостом, две белочки весело танцевали, в воздухе кружились синички и соловьи, даже старая ворона сидела на суку старого дуба и, закрыв глаза, качалась из стороны в сторону. Лис, подогнув хвост и опустив голову на лапы, лежал, свернувшись калачиком, а по спине у него бегали, резвясь, маленькие детки куропатки.
Я надеюсь, услышишь
Эту песню ты вдруг
И, проснувшись, напишешь
Мне письмо, милый друг.
Из-за дерева выглянул огромный бурый медведь и заурчал, не попадая в мелодию, Нимбл склонила голову её на плечо, и девушка стала её гладить, заяц же уютно устроился у неё на коленях.
Или вдруг прилетишь ты,
Оседлав жар-коня…
Знаю я, что не спишь ты
И что любишь меня.
- Знаешь, Нимблушка, - закончила она петь. – Наверное, я покину этот мир.
Косуля глядела на неё умными, понимающими глазами и словно бы собиралась ответить, но лишь приветливо махала хвостиком.
- Ты не представляешь, как я буду скучать по тебе, по этому озерцу, по леску, по вам, зверушки, по всему этому миру… Но я ещё же вернусь, правда?! И не раз! Я слишком вас люблю, но… держи, это тебе, - надела она на голову косули венок из луговых цветов.
Закрыв глаза, она что-то прошептала, и тут же её окутал столб света, вознёсшись в небо словно радужная арка. Когда он погас, принцессы уже не было. Нимбл, грустно вздохнув, словно человек понурила голову и побрела в лесок. Ёжик, так и не поняв, откуда на него свалилось румяное наливное счастье, забежал в свою норку, носом отодвинув дверцу-листок, а с дуба беззвучно взлетела старая ворона и скрылась за макушками деревьев.