Ванька любил свой родной город. Конечно, он, как и большинство мальчишек с рабочей окраины, не анализировал своих чувств, считая подобные «сантименты» не достойными настоящего «мужика». Но он, несомненно, любил околачиваться возле деревянных мостков рыбацкой Слободки, вдыхать соленый ветер, помогая рыбакам разгружать полные блестящей рыбы баркасы. Ловко считая про себя, Ванька бросал норовящую выскользнуть из рук кефаль в телеги местных бендюжников, что везли потом дары моря прямо на Привоз.
Грамоте Ванька был не обучен, и вовсе не из-за природной тупости. Это занятие казалось ему слишком «панским». В церкви, держа в руках Молитвослов и набожно крестясь загорелой до черноты рукой, он мог, делая вид, что читает, произнести на память любую из содержащихся в потрепанной книге молитв. Но все старания матери, а так же отца, кадрового рабочего одного из местных машиностроительных заводов, отдать Ваньку в учение заканчивались полным крахом! Научившись считать от тех же рыбаков, остальную науку Ванька счел пустой тратой времени.
Проходя мимо афишных тумб старого оперного театра, Ванька гордо вскидывал голову, гордясь тем, что не стал тратить времени на бесполезное занятие обучения грамоте. С тех пор его жизнь, как и жизнь большинства сверстников, проходила на улице, в веселых играх, постоянных драках с ребятами из немецкой Колонии, и ежедневном многочасовом купании в ласковом южном море.
Любовь застала Ваньку неожиданно, свалившись, как снежный ком на его увенчанную простой мужицкой шапкой голову. Однажды, промозглым ноябрьским днем, когда из-за непогоды большинство его друзей, как впрочем и врагов, сидело дома у теплой печурки, нечувствительный к холоду Ванька решил свести наконец счеты с наглым рыжим котом, который, появляясь в самый неподходящий момент, мешал Ваньке воровать яблоки из купеческого сада.
Ванька застал обидчика на улице, в двух шагах от купеческого дома, уже изготовившимся к последнему прыжку на форточку высокого окна, что отделяло его от вожделенного тепла. Тщательно прицеливаясь в кота подобранным с мостовой камнем, Ванька на миг утратил бдительность и чуть было не попал под колеса пролетки, что резвой рысью подкатила к парадному входу. Благодаря матерному окрику и длинному кнуту кучера, важно восседавшего на козлах экипажа, Ванька в последний момент избежал тяжелых копыт холеных купеческих лошадей, изогнувшись в невероятном прыжке. Приземление последовало в придорожную лужу, до краев наполненную липкой черной грязью.
Встав и степенно отерев шапкой чумазое, как у арапа, лицо, Ванька уже готов был дать кучеру достойный «ответ», наплевав на спасение собственной жизни, но тут эфирное создание, в облаке кружева и лент выпорхнуло из экипажа на заботливо подстеленную лакеем рогожку и скрылось за тяжелой парадной дверью купеческого особняка.
Не то, чтобы Ванька раньше не замечал девчонок. Но относился к ним с подобающим мужику презрением, искренне удивляясь горящим взглядам старших товарищей, которыми они провожали учениц женской гимназии мадам Шерман. Уж с ним то такого никогда не случится. Не спать ночами, сохнуть от любви к какой-то девчонке! Жизнь так интересна, и нечего тратить ее на глупые воздыхания!
Но природа берет свое, и вот 12-летний Ванька, вмиг растеряв мужицкую солидность, с обалдевшим видом стоял в придорожной луже, так и не поняв, что же его так поразило. О случившемся с ним «конфузе» он твердо решил никому не рассказывать и бороться с внезапно вспыхнувшей привязанностью в одиночку.
Но с этого дня, под предлогом мести так удачно улизнувшему коту, Ванька все чаще стал появляться возле добротного купеческого дома, боясь признаться себе самому в истинной причине этих посещений. По угодливому отношению слуг Ванька понял, что предметом его страсти стала ни кто-нибудь, а сама купеческая дочь.
Часто, притаившись в саду под окном, Ванька с замиранием сердца слушал нежные звуки фортепиано, лившиеся из открытого окна. Противный кот почему-то не появлялся и Ванька, думая что караулит кота, уносился далеко в мир сладких грез. Несколько раз он пытался попасться барышне по дороге в гимназию, как бы случайно задев плечом, но она лишь дарила его надменными взглядами и тут же забывала о «горе-кавалере».
Ванька, неожиданно для себя и окружающих решил взяться за ум. В воскресенье, тщательно отскребя от грязи руки и шею, Ванька надел выходную рубаху и отправился на церковный двор, куда, весело болтая, стекались группки детей разных возрастов. Молодой священник, он же по совместительству учитель церковно-приходской школы, встретил Ваньку, против ожидания ласково, завел в просторный класс, и усадил вместе с самыми маленькими. Ванька покраснел от такого позора, но степенно опустился на школьную скамью и раскрыл первую в своей 12-летней жизни книгу.
Успехи Ваньки в учебе поразили всех. За полгода он почти догнал своих сверстников, начавших учение в 8. Священник не мог нарадоваться успехам сметливого мальчонки, тем более, что занимался Ванька с редким для его возраста и происхождения усердием. Лукаво улыбаясь в курчавую бороду, учитель подозревал, что привело этого непоседливого подростка на школьную скамью. Правильно уловив Ванькину мотивацию, учитель стремился, как бы невзначай, подсунуть ему книги об удачливих американских предпринимателях, достигших всего своим умом и настойчивостью и не блиставших высоким происхождением.
Да и знакомые рыбаки зауважали обученного грамоте паренька. Они то и дело приносили ему письма для написания и прочтения, а старый как мир бездетный дед Опришок даже вознамерился оставить Ваньке в наследство лодку со всеми нехитрыми рыбацкими снастями. По такому случаю он принялся рьяно обучать новообретенного «внука» всем премудростям морского дела. Ваньке нравилось стоять на руле маленького парусного суденышка, править прямо по солнечной дорожке, заставляя пузатый баркас переваливаться по искристым зеленым волнам. В общем, все в жизни Ваньки начало меняться к лучшему благодаря новому возникшему в душе чувству.
Через год таким же слякотным вечером Ванька вдруг увидал на улице карету со знакомыми вензелями. Кучера он невзлюбил еще с памятного «спасения», и теперь решил отомстить ему. Ловко вскочив на пустовавшие запятки кареты, Ванька залихватски покатил по булыжной мостовой. О том, то в карете находится его избранница, Ванька не думал, она редко выезжала в свет, тем более, что 16 ей исполнилось только накануне.
Карета резво подкатила к резной решетке дворянского собрания, где в тот вечер видно давали бал. Ванька ловко соскочил с запяток и спрятался за стоящими во дворе ящиками. Затем, воспользовавшись наступившим безлюдьем, подбежал к выбеленной голубым стене, подтянулся на кирпичах фигурной кладки и приник к высокому, сверкающему окну. Сначала его ослепил блеск тысячесвечной люстры, что свешивалась с высоченного лепного потолка, но потом его внимание привлекли танцующие пары. Вот когда Ваньке в первый раз в его 13-летней жизни пришлось пожалеть о своем пролетарском происхождении! В центре зала он увидел свою избранницу: она была ослепительно-хороша. Белое платье, прихваченное на талии кокетливым пояском, драгоценности в темных, уложенных в затейливую прическу, волосах. Ее ловко кружил в вальсе какой-то хлыщ в эполетах. «Он Вам не пара, конечно, но как он ведет!». Ванька на миг зажмурился от обиды, его чересчур сильно сжавшиеся пальцы соскользнули с жесткого холодного кирпича, и он кубарем полетел все в ту же жидкую ноябрьскую грязь…
А потом пришла революция. Власть в маленьком приморском городке переходила из рук в руки по 2 раза за одну неделю. «Эй, куме, який флаг вивишувать?», - таким вопросом приветствовал староста улицы своего ближайшего соседа. Вместе с революцией пришел голод. Но Ванька не унывал. Слоняясь вместе с друзьями по соседским огородам, он выдергивал из земли жирную красную морковку и, наспех обтерев об штаны, запускал в нее крепкие белые зубы.
Но осенью судьба решила нанести жителям городка еще один сокрушительный удар. Вместе с солдатами белой армии, навеки покидающими родные берега, в город пришел тиф. Ванька похоронил сначала отца, потом мать. В его онемевшей от боли душе не осталось места ничему кроме вопроса: »Почему милосердный Господь, забрав в райские кущи Ванькиных родителей, его, Ваньку, оставил на земле?». Управляясь с нехитрым хозяйством, Ванька поначалу так уставал, что валился с ног и спал, как убитый без сновидений. Он не знал, сколько прошло времени и, казалось, потерял интерес к происходящему вокруг.
Но вот однажды ночью, когда измученная одиночеством душа, отлетела в эфирную обитель, Ваньке приснился сон. Он увидел себя, но не измученным худым подростком, а статным красивым юношей в голубой блузе. Он шел в колонне таких же, как и он, улыбающихся молодых людей, которые несли в руках непонятные для Ваньки лозунги: »Мир, труд, май» и «Ура новой экономической политике». Обернувшись, Ванька увидел ЕЕ. На ней была такая же синяя блуза, туго обтягивающая стройную девичью грудь. Темные волосы были коротко пострижены, а в целом от всей ее фигуры исходил какой-то мягкий золотистый свет. «Но комсомольская богиня, ах это братцы, о другом». Ванькина душа встрепенулась, как после долгого сна! Как он мог забыть ЕЕ. Ведь пока на свете существует ОНА, он не одинок!
На утро Ванька, наскоро умывшись и прихватив с собой стылую вчерашнюю картошку, вихрем понесся к купеческому дому. Голову его распирало множество вопросов: «Вдруг ее семья, как и многие состоятельные люди города, покинула страну вместе с последним перегруженным до нельзя пароходом, что отходил на Стамбул? Или (Ванька боялся даже думать о возможности такого исхода) ее тоже не пощадила неумолимая болезнь?».
Сердце Ваньки радостно встрепенулось, когда, вылетев из-за угла, он увидел мерцающий в родном окошке свет. Как он долетел до дома, он не помнил. Те же парчовые занавески рассказали Ваньке, что хозяева дома не поменялись, и окрыленный надеждой, он приник к щели в занавесях, силясь рассмотреть что-то в тусклом свете масляного каганца.
Ваньке предстало скромное убранство небольшой девичьей спальни. Беленые стены, вышитые салфетки на столе и стульях, узкая кровать в углу. А на кровати, мой Бог, он увидел свою любовь. Черты лица ее заострились, под глазами залегли черные тени, волосы были острижены почти под ноль. И Ванька с холодным ужасом заметил в чертах любимого существа ту неумолимую печать смерти, что научился безошибочно различать, похоронив родителей. Над кроватью больной склонился старенький доктор, рядом стояла заломившая руки от горя мать. «…сделал все, что мог… уповайте на Господа… соборовать…», - обрывки фраз долетели до Ваньки, как в кошмарном сне. Слезы подступили к горлу, дышать стало не чем и Ванька, спрыгнув с окна, побежал, не разбирая дороги, по промерзшим улицам, бросая немой вызов немилосердному Богу.
Через несколько месяцев, когда на деревьях все пережившего города распускалась первая весенняя листва, возмужавший и подросший Ванька шел аллеями городского кладбища. В руках он сжимал немалый букет полевых цветов, а за пазухой, нещадно исколов незадачливого вора, помещалась украденная из оранжереи бывшего градоначальника кремовая роза. Пройдя на окраину, Ванька опустился на колени пред двумя холмиками под простыми деревянными крестами и, истово перекрестившись, разделил букет полевых цветов на две части. Постояв немного, он поднялся, натянул на голову бесформенную мужицкую шапку и побрел в центральную часть кладбища.
Миновав могилы патриархов и действительных статских советников, Ванька остановился перед небольшой мраморной гробницей, осененной ангелом с крестом в руках. Опустившись на колени, Ванька бережно вытащил из-за пазухи многострадальную розу и положи ее на холодную мраморную плиту. Поднявшись с колен, он прошептал:»Упокой, Господи, душу рабы твоей… » и скупая мужска слеза скатилась по его совсем еще детской щеке…
2008г.