Если бы моя бабка не ходила в мечеть в нашей дерев

Сергей Облаков
Если бы моя бабка не ходила в мечеть в нашей деревне Татарские горенки, эту историю можно было бы назвать святочным рассказом.

Я расскажу историю, которая произошла со мной в то время, которое моя бабка, если захочет о нем говорить, называет святками. Если сказать, что всё было во сне, никто внимательно слушать меня не будет. Поэтому лишнее отсюда я уже вычеркнул, оставил всё по порядку, как происходило.
Сам я из города Ульяновска, часто приезжаю в нашу деревню Татарские горенки. Почему написал в ваш журнал, московский, не знаю, но, кажется, из происшедшего со мной это будет понятно. В этот раз я не хотел остаться в деревне дольше, чем на неделю, но в первый день приезда всё изменилось. Теперь буду рассказывать подробно и по порядку.

До деревни от райцентра Карсун ходят автобусы «пазики». В Москве, наверное, таких уже не увидишь, а в нашей ульяновской области это чуть ли не основной вид для переездов. Иногда дороги из-за снегопада не разобрать, а освещения вдоль дороги нет, а водитель на прямой набирает до 100 км/ч. Автобус из стороны в сторону бросает, думаю, он не рассчитан на такие скорости. Я специально так подробно описываю мой путь до деревни, потому что, честно говоря, в этот раз сильно испугался, и всё, что произошло потом, может быть как-то связано с моим испугом в автобусе.
Водителя я видел первый раз, он в тот день ни разу не сбросил скорость, пока мы не приехали на мою остановку. Дело в том, что выйти из автобуса я не смог, знаете, опасность разбиться прошла, и я расслабился, мне так благодушно стало, что выходить не захотелось. Поэтому проехал я через нашу деревню и уехал в деревню конечную, под названием Кадышево.
Кадышево деревня известная, ей 400 лет, пишу на тот случай, если это важно. Церковь, правда, в деревне новая, ей всего три года. Говорят, ходят в неё всего человек пять из всей деревни, остальных они называют безбожниками. Еще добавлю, что деревня эта была раньше самая большая из всего карсунского района, тянулась на 6 км вдоль реки. Пишу всё это, т.к. не знаю, что нужно, чтобы в истории моей разобраться лучшим образом.
От конечной остановки обратно до Татарских горенок пешком идти около трех часов. Время было не позднее - 17.00, сразу я возвращаться не стал, решил переждать в кадышевской церкви (знакомых в этой деревне у меня не было).
Только вышел я из автобуса, церковь там от остановки через забор, пришлось мне присесть, потому что голова закружилась. Видно, всё-таки переволновался я за то, что мы разобьемся. Зашел в церковь, снял куртку. Только тут всё и началось!
Можете мне не верить, но там, где рубашка до локтя закручена, как будто пошла по рукам оранжевая сетка. Я не знаю, как это точно описать. Смотрю на руку, а по ней текут тонкие оранжевые речки. Если пальцы в кулак сжимаю, то течение этих речек ускоряется. Если начинаю сжимать несколько раз, то речки текут еще быстрее, и светятся ярко желто-оранжевым светом. Прошу вас мне поверить, иначе то, что дальше произошло рассказывать, не имеет смысла.
Имя батюшки я запомнил, потому что мы с ним тёзки, оба Михаилы. Как разглядывал они мои руки, описывать не буду, потому что считаю, что все дело было во мне, а не в нём и не в его церкви. Пока я сидел внутри на скамейке, батюшка пошел, как он сказал за мёдом, потому что у меня, как он сказал жар. Но жар от простуды, я думаю, не может вызывать таких явлений. Речки, которые были у меня на руках, теперь пошли по всему телу. Мне пришла мысль, что я могу видеть, как мой мозг управляет с помощью этих речек моими пальцами, руками и ногами. Там где у батюшки продавались свечи и маленькие иконы, я нашел зеркало, и проследил, как речки эти текут от моей головы в тот момент, когда я хочу подвигать рукой или ногой.
О чём заговорил со мной батюшка, я тоже передавать не буду. Могу написать позже, если это нужно, но, по-моему, это к произошедшему не относится. Иконы в его церкви были сделаны из фотографий настоящих икон вставленных в церковные рамки. Интересно, что я видел свечение моей головы, похожее на свечение у людей изображенных на этих иконах. Я не хочу никого разозлить, тем более, что моя бабушка ходит в мечеть у нас в Татарских горенках. Ей, то, что я пишу, показывать не буду, может быть, поэтому и отправляю мою историю в ваш московский журнал.

Если вы не поверили в то, что я рассказал до этого, то тем более не поверите и дальше. Когда батюшка вернулся, я уже разделся до трусов, и был занят рассматриванием этих оранжевых речек на моём теле. Батюшка даже не сказал мне одеться, он сел на скамейку где сидел я, и теперь я хочу примерно передать разговор, который у нас с ним получился.
Батюшка сказал: «Миша, я не знаю, что именно с тобой происходит, но происходит это, потому что ты находишься в церкви. Я прошу тебя побыть здесь еще, чтобы выяснить, почему это происходит».
Я ответил, что церковь здесь не причем. «Смотрите, - сказал я, - всё это я делаю сам, по своему желанию». Я уже мог управлять течением этих речек. Тогда я направил все речки в одну руку. Та рука засветилась сильнее другой, сама поднялась вверх и чуть не оторвала меня от пола. Думаю, если бы батюшка был юмористом из Москвы, он сказал бы на это, в шутку: «В моей церкви, Миша, летать тебе запрещаю!» Я решил написать про батюшку юмориста для разрядки, потому что внутри у меня до сих пор электрический ток пробегает, когда об этом вспоминаю. Я страшно боялся, но продолжал делать с речками в моём теле всякие эксперименты.
Наконец, мне удалось сосредоточить все речные потоки в своей голове, не знаю почему, мне этого ужасно хотелось. Как только моя голова засветилась ярче всего тела, я взлетел. Батюшка бросился на меня и вытолкнул в окно. Когда я обернулся, зависнув у окна, он лежал головой в пол и причитал. Еще я заметил разбитое окно и подумал, что хорошо бы мне быть подальше отсюда, например, в Татарских горенках. Наверное, управлялся мой полет мысленно, потому что, подумав так, я полетел с бешеной скоростью напрямик, метрах в двадцати над деревней.

Как я сумел посадить сам себя на автобусной остановке в горенках, как жил еще тринадцать дней не выходя из дому с оранжевой сеткой на руках, описывать сейчас, не имеет смысла. Если это потребуется, я опишу позже. Главное для меня, чтобы мне теперь поверили.