Начало апреля. Пять часов утра. Вокзал.
Мой поезд прибыл пять минут назад.
Если бы не моя длинная рыжая юбка, туман поглотил бы меня всю, целиком, вместе с серым вельветовым пальто. Пальцы сжимают туго набитую сумку с нарядной одеждой и любимыми украшениями. Пальцы замерзли. Со всех сторон сырой ветер – путает рыжие волосы.
Мой поезд прибыл десять минут назад. Я стою на перроне. И если бы не моя рыжая юбка, это серое море злых людей поглотило бы меня всю.
Мой поезд прибыл пятнадцать минут назад. Побелевшие пальцы сжимают сумку. Туман кутает. Глаза щиплет. Искусанная в кровь губа предательски дрожит.
Мой поезд прибыл двадцать минут назад.
Ну нет же, нет! Со мной так нельзя. Я села на сумку и заплакала, как глупая, маленькая, спрятала лицо в ладони. Так нельзя, нельзя!
Телефоны не отвечают, никто не берет трубку. Смейся, мир. Полина Ковицки сидит в оранжевой юбке, одна на перроне, на огромной станции – с которой я не знаю, как добраться до Натали. Не знаю даже адреса. Я ничего не знаю.
Мой поезд прибыл двадцать пять минут назад. Я даже не могу уйти с перрона на вокзал. Потому что не дотащу телевизор (для Натали) и собственную сумку. А пока сновали носильщики, я стояла, как дура, с дрожащей губой, и смотрела вдаль. Тормознутая, я ведь говорила.
Мой поезд прибыл пол часа назад. Я все так же сижу на своей сумке, сложив руки лодочкой на своей любимой рыжей юбке. Детка, пора привыкнуть, что в этом мире ты одна. И ты сама виновата в этом. В конце концов, ты могла бы быть милее с теми людьми, которые хотя бы раньше тебя любили.
Мой поезд прибыл сорок минут назад. Я порылась в сумочке и достала зеркало. Ту, которую я там увидела, я по счастью не знаю – но я ее накрашу. После того, как сотру тушь с ее подбородка.
Я искала в сумочке носовой платок, когда услышала, что кто-то бежит. Внутри все сжалось. Я рискнула поднять глаза.
ДЯДЯ БОГДАН!!!
Мой любимый дядя Богдан! Толстый, мокрый, тяжело дышит и шлепает ногами по лужам! Уже издалека извиняется, мой любимый дядя Богдан, запыхался. Смеясь от радости, я почти кинулась ему на шею. Он смачно чмокнул меня в щеку мокрыми губами, а в городе пробки, торт в кондитерской перепутали, еще чушь какая-то. Надо же, какой он славный, мой дядя Богдан. Как я могла его ненавидеть? Глупая была, глупая.
Так. А почему Влад за мной не приехал?!