“Quisque suos patimur manes”
(Выбирая богов, мы выбираем свою судьбу).
Вергилий
Я припудрила нос, вышла на обед и за столиком в кафе я встретила свекровь.
–Привет.
-Здравствуйте, - я улыбнулась и отложила чтиво, - Как ваши дела? Что-то давно не было видно.
-Я больничный брала, а так все хорошо, - свекровь слишком участливо посмотрела на меня.
-О, я даже не знала. Сейчас, кстати, вирус какой-то ходит…
Бла-бла-бла. В английском даже термин придумали, чтобы обозначить подобный треп. “Small talk”. Ну не молчать же, в самом деле.
-Поль, ты плохо выглядишь. Ты не заболела?
Гм… Гм…
-Нет, просто не высыпаюсь, наверное. Все в порядке.
-Я, конечно, не имею права вмешиваться… Но, эээ, Полина, ты не очень умеешь врать.
(Поспорим?).
-Что вы имеете в виду?
-По тебе не видно, что у тебя все хорошо. Ты очень скрытная, я понимаю. Но эээ чисто по-женски надо же кому-то выговориться иногда. Я, конечно, не претендую, хотя, ээээ, мне ужасно хочется выпытать, что у вас все-таки произошло… Женя не говорит. Я подумала, может ты захочешь эээ… Я знаю одного батюшку, хожу к нему иногда на исповедь или вообще когда совета попросить не у кого… Полина, он замечательный.
-Спасибо большое… Но духовного отца не меняют, а у меня он к тому же католик.
-Да ну и что? Послушай, ээ, вы ведь с Женей венчались в православии. По идее ты приняла его веру. Но даже не поэтому. Отец Кирилл просто такой эээ… Я сейчас выгляжу, как религиозный фанатик, да? – Она засмеялась. Я помотала головой с улыбкой. – Ну, решай сама, ладно…
- В любом случае, спасибо… Женя тоже к нему ходит?
-Нет. Женя вообще насчет церкви скептик. Ходит туда в основном по праздникам, эээ, и то для меня…
Я не знала, что ей еще сказать. И о чем говорить с ней вообще – тоже не знала. Ну не знала, и все тут.
-Я тебе адрес сейчас напишу, это в центре. Он бывает там по средам и субботам вечером. Ээ, по воскресеньям тоже, но там очень большая очередь, перед причастием можешь не успеть. По идее, это семинария, но ты не обращай внимания. Подумай, Полина… Ну, правда.
-Хорошо, учту, - Я улыбнулась и взяла из ее рук листочек. Допила кофе и спаслась бегством.
Духовных отцов не меняют. Но ведь веру я вроде как сменила… Должна была… Даже в церкви я где-то между двух огней. Хоть стреляйся. Почему-то раньше я не думала об этом. Я ведь теперь православная. Или уже опять нет?
Я слышала, есть процедура «развенчания». Да простят меня, но это просто уродство, по-моему. Даже звучит нелепо.
Наверное, я просто заторможенная – и в этом главная моя беда. Слишком поздно все доходит. Почему я раньше не разбиралась с этим вопросом? Я католичка? Или православная?
«Вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились». Так, кажется, у Иоанна. Я ведь в церковь в основном ходила за чем-то… Мила права, как меня только земля носит…
В конце концов, я никогда не могла объяснить разницу между католицизмом и православием. А вы? Канонические тексты все те же, молитвы, вроде, тоже. Оргструктуры отличаются, но к вере это имеет самое косвенное отношение, мне кажется. Я всю жизнь верила в того Бога, с которым меня познакомили мама с бабушкой. Была католичкой, потому что все кругом были католиками. Но сама никогда не пыталась разобраться: тот Бог, в которого я верю, он больше похож на православного? Католического? Еще какого?
В интернете о принципиальных различиях сказано очень немного. Если не брать сам институт церкви, само собой, и календарь. У православных нет Чистилища… Но есть мытарства. Нет маленьких грехов, в которых на исповеди каяться не обязательно. Это, честно говоря, мне вполне понятно. Не бывает маленьких грехов – с Богом не поторгуешься. О Богородице разное думают. Католики считают, что она была освобождена от первородного греха. Не знаю… Я не знаю…
Понимаю, люди гибли за веру. За вот эти самые различия… Но сомневаюсь, что Богу это было бы угодно.
Я так устала решать…
Я ехала в троллейбусе, увидела одну пару. В них не было ничего особенного: милые, как все парочки. Просто… Я любила спать на Женином плече в троллейбусе. Уткнуться замерзшим носом в его теплую шею, вдыхать его подогретый запах. Я вся была – доверие и нежность, соткана из снов – его и моих…
Ты искоса смотрел на мои волосы и улыбался. Я, конечно, не спала, а только представляла, насколько мило вот сейчас, в транспорте, скукожиться на сидении и положить голову на твое твердое плечо, демонстрируя покорность.
Мне снилась бабочка. Яркая, красивая, давно мне знакомая. Но во сне, когда она садилась мне на грудь, я чувствовала дискомфорт: мне было неприятно. Золотые лапки впивались в грудь, и я сгоняла бабочку со своей груди, отдирала ее от своей кожи.
Бабочка порхала над моей грудью, блестела изумрудами, сапфирами, рубинами, я видела золотые переливы. Она была не живая, она летала и в этом было что-то нехорошее: не должно летать творение рук человеческих.
Я проснулась со своим католическим крестиком в руке. Я уже теряла крестики, уж и не помню, где я покупала этот. В каком-то костеле. На этот раз я порвала цепочку у себя на шее. Во сне.
Утром мне стало страшно. Собираясь на работу, я предупредила, что опоздаю, и заехала в церковь. Недалеко от нашего офиса есть небольшой храм. Православный. Почему-то мне нужно было именно туда. Это неосознанное желание стучало дятликом у моего виска, и я очень спешила.
Войдя в звенящий воздух храма, я подошла прямиком к Владимирской. Прильнув к ее руке, я заплакала.
Я больше не зажигала свечей, чиркая в православном храме своей зажигалкой. Теперь мои свечи горели от соседних свечей.
И мне стало легко, на душе правильно.
Примерно месяц спустя:
-Отец Кирилл, я постоянно вспоминаю о Жене, накручиваю себя. Постоянно думаю про ту ночь.
-А о Жене - что ты вспоминаешь?
-Все… То есть, что он говорил, что я чувствовала, все до мельчайших деталей. Я знаю, что его нужно отпустить. Но я… После всего я злилась очень, сидела и все думала, что ни за что его не отпущу, никогда. Потому что я так хочу и мне так надо… А это неправильно, конечно.
-Полюшка, на все воля Божия, кто знает, может, вы еще и будете вместе.
-Нет, батюшка, уже никогда не будем. Дело не в том только, что я натворила. Женя очень хороший человек, он простил бы. Но он не любит меня больше, я знаю об этом. Знала, еще когда мы были женаты. Он не мог выгнать меня или сказать об этом – я же говорю, он очень хороший человек. Или трус. В любом случае, он ни за что бы не попросил у меня развода. Боролся бы с собой. Да и я не любила его уже так, как раньше. Если еще любила вообще. Мы были очень молодые, когда поженились, и знали друг друга, может, не очень долго…
-Это да. Святые отцы часто говорят, что девушке лучше до 23-25 лет вообще не думать о замужестве. Вы все мечтаете о нем, думаете, что там райское блаженство. А брак – это сложно. Там и простить надо, и потерпеть, и постоянно думать о ближнем. Я монах, но я много слушаю. Люди молодые не всегда готовы пойти на такие жертвы, которые бывают нужны, чтобы сохранить отношения. Это ведь не просто клятва – это на всю жизнь, предполагается. Ты выбираешь себе человека на всю жизнь.
-Да, да… Но тогда я была уверена в нем.
-Жена выбирает мужа – и значит, признает его своим человеком. В семье, предполагается, мужчина должен быть главой – так заведено. Выходя замуж, ты должна быть готова к этому. А когда не готова еще, и за себя больше переживаешь, вот тогда бывают проблемы. Вышла – помни всегда, что это нужно сохранить до конца.
-Да… Мне, наверное, нужен был кто-нибудь построже.
-Но ведь такой и обидеть может, и грубо что-то сказать, – отец Кирилл посмотрел на меня вопросительно.
-Да, но… Я не знаю, что мне нужно, батюшка. Это, наверное, Богу одному известно.
-А этот Женя. Он какой?
-Он… … …Он очень хороший. Мы познакомились в костеле, когда мне было шестнадцать, что ли. Ксендз Казимир тогда сказал, что во славу Божию познакомились. Но я его у другой отбила.
-А у них все было серьезно?
-Не знаю. Скорее нет, наверно. Они недавно были знакомы. Но Юзя вроде бы любила его.
-Ну, оно по молодости бывает, что и кажется человеку.
-Да, конечно. Хотя я до сих пор уверена, что любила его. Хоть и виновата была перед ним, но любила.
-И сейчас любишь?
-…Нет, - я посмотрела священнику в глаза. – Нет, наверное. По крайней мере, уже точно не так, как раньше. Когда мы расстались, мне даже легче стало. Только сейчас вот все вспоминаю зачем-то.
-Тебе сейчас дано время очищения, это хорошо. Сейчас нужно беречься, держать сердце и ум в чистоте. А когда сердечко твое очистится, когда ты будешь готова – тогда Господь вернет тебе Женю или даст тебе нового человека. А по жизни, если будешь раздумывать, как оно – так или эдак, ты лучше спрашивай – может, я смогу помочь?
Мы обменялись улыбкам, я поклонилась ему, и отец Кирилл начал читать молитву, покрыв епитрахилью мою голову и крепко сжав ее в своих ладонях, так что я чувствовала себя в непривычной безопасности. Что-то вроде родственных объятий, эта особенная близость создает иллюзию участия… А может, и не иллюзию…
Поначалу я ходила к нему каждую неделю. Мне нравилось исповедоваться, глядя в глаза… Хотя было непривычно. Ответственности как-то больше, что ли. Потом, совершая что-то или только намереваясь, я вдруг спохватывалась, как расскажу об этом отцу Кириллу, глядя в глаза… Мама бы сейчас снисходительно процедила что-то вроде «Правильно, надо ж как-то себя развлекать»…
Он допустил меня к причастию только спустя три недели. Потому что причащаться, не раскаявшись до конца в каждом своем грехе, нельзя.
Как и раньше, в транспорте и в обеденный перерыв я читала заумные и не очень романы про нас с Женей. А по вечерам Евангелие или беседы со святыми отцами… Пожалуй, это я теперь выгляжу, как религиозный фанатик. Хотя меня не тянет делиться впечатлениями с однокурсницами или коллегами – так что общество на мой счет до сих пор спокойно.
Знаете, в том мире просто и уютно. Ты никогда не один, потому что за спиной есть ангел-хранитель, и тебя всегда любит большой и добрый Бог. Все как в детстве, пожалуй. Я скучала по этому.
Все, в общем, как всегда. В этом мире по-прежнему никто никому ничего не должен – как мама учила. Но ведь помогают же… Так просто. А объяснения, которые я получаю, ответы на все извечные «почему» - делают исполнение писаных правил обязательным. Кажется, я пришла к выводу, что в мире законов жить намного легче, чем в мире, где законы и правила устанавливала я сама или копировала из свода правил моей мамы.
Весна все никак не разгуляется – март близится к концу, а кругом все грязные сугробы и шершавые льды на Неве. Морозно, как в разгар зимы. Северный ветер гоняет мизерных размеров редкие снежинки, и улицы имеют вид такой, будто над ними кто-то чихнул в мешок с мукой. Тонкий слой сухого снега покрывает крыши припаркованных машин, дороги, плечи прохожих, как пыль.
Над мостом небо цвета magic – вельветовое, сине-фиолетовое, совсем еще новое будто, не протертое нигде луной и фонарями. Я шла и любовалась этим небом, думая все о том же… Надо ж было так – нелепая блажь – и все вдребезги. Это ведь был конец мира – моего мира, моей беззаботной жизни за чьими-то плечами.
Навстречу мне шел какой-то молодой человек. Смотрел на меня слишком пристально… Приблизился – Ваня! Тот самый студент филфака, который все облизывал губы. Щенячья радость в глазах и «Привет! Не ожидал тебя тут встретить. Как дела? Ты откуда?».
Я старалась уговорить себя быть милой. Я даже ответила ему довольно ласково, что привет, я решила прогуляться до метро пешком, что люблю вот так вот иногда погулять одна, сегодня небо красивое, завтра суббота – некуда спешить.
Но ему ж неймется, он ведь возьми и пригласи меня на кофе! Да ну что ж ты будешь делать?! И еще вот это вот: «Ты потрясающе выглядишь».
!!!
-Во-первых, выгляжу я паршиво. А во-вторых, Вань, ты либо просто прелесть, либо просто не умен. Если ты еще не понял, я грубая, отвратительная, циничная особа, которую совершенно не стоит приглашать в кафе. Прости, пожалуйста.
Я развернулась и зашагала прочь. Неуместный пафос всегда отдает неискренностью или попросту глупостью, если появляется в не подходящий момент, не в той ситуации, в неверно выбранном жанре. Или просто сказан не тому человеку. Тоже мне! «Потрясающе»!
Сквозной ветер тесной улицы резал скулы редкими куцыми льдинками. Металлические набойки жестко чеканили по брусчатке «цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок!!», выбивая искры льда из борозд между камнями дороги.
Честное слово, меня надо лечить. Причем срочно и насильно. А лучше вообще изолировать. И намордник.
-Батюшка, я очень жестока к мужчинам. Всю жизнь была и до сих пор остаюсь. Не знаю, почему. Никто из них никогда меня не обижал. Тем жестче я относилась к ним… Не знаю, что с этим делать. Просто сумасшествие какое-то. Я вспоминаю, как сознательно издевалась над Владом, старалась всегда уколоть побольнее, Жене вечно что-то демонстрировала, пыталась мстить за что-то, и сама не знала никогда, за что. Я неимоверно злая. Даже сегодня вот встретила замечательного парня, которого на единственном свидании ни с того ни с сего обидела и ушла. Он говорил со мной сегодня как ни в чем ни бывало, а я возьми и накричи на него за это. Не знаю, как получилось...
-Это может быть не всегда плохо. Так ты отфильтровываешь тех, кто настроен серьезно, от всех остальных. Ты симпатичная, а в людях сложно сразу разобраться. Бывает, и кажется тебе, а оно не так – просто желаемое за действительное выдаешь, знаешь, как оно. Про Женю - Полина, того, кто любит – его хоть палкой гони от себя – он все равно тебя не оставит. А кто не любит – того держать не след. Счастливее все равно не станешь. Конечно, грубость это не хорошо. Ты все же помни, что люди не всегда желают тебе зла, так зачем ты их ранишь? А если кто и пожелал – не суди никогда, ведь не тебе их карать. Вообще красивым людям часто завидуют – но их жалеть надо. Их искушают сильнее всегда. Ты будь сильной, береги себя.
И так я снова была хорошая – хотя была не права.
Женя, если я когда-либо делала что-то, что отдаляло меня от тебя – то делала это лишь потому, что это было сильнее меня.
Не пытайся заставить меня любить тебя больше или меньше, чем я люблю тебя сейчас: любить иначе, чем я люблю тебя, я не умею. И не пытайся получить власти больше, чем есть у тебя сейчас: принадлежать тебе больше, чем я принадлежу себе, я не могу.
Подумать только, я, Полина Ковицки, - мечтательница. Редко бываю там, где нахожусь. Живу на своей земле, где меня любят, понимают и ждут, - в то время когда вам кажется, будто я здесь, с вами, говорю глупости, задирая нос. Живя в Петербурге, я вечно мыслями улетаю во Львов; переместив туда тело, я мысленно тут же возвращаюсь в Петербург или хоть к бабушке в деревню.
Как все мечтатели, я совершенно не приспособлена к жизни. Вечно чувствую себя ампутированным куском чего-то.
Но не слишком ли дорого я плачу за несоответствие мыслей ситуациям?.. Нет, знаю, что не слишком… И все-таки мне себя жаль. А вам нет?
-Батюшка, свекровь очень переживает за нас, часто спрашивает, как я. А я все вру ни о чем. Что я ей скажу? Я понимаю, что она хочет узнать. И может быть, это было бы честно с моей стороны… Чтобы она знала, с кем говорит. То есть, что я сделала…
-Полина, искренность и предельную откровенность могут ценить только те, кто по-настоящему любит. Но даже им это очень трудно. Я не призываю тебя лгать – но ведь она тебя не спрашивала в лоб, в чем ты перед Женей виновата. Есть исповедальные истины, которые можно открывать только священнику: неподготовленного человека ты рискуешь этим искусить. Возникают такие чувства, как ревность, а иногда может и ненависть. Кто-то осудит – тоже грех. Я не призываю тебя обманывать, но некоторые вещи о себе может быть стоит и замолчать. Они и не хотели бы знать. Ты можешь сказать, что считаешь себя виноватой, – и достаточно.
Коан от Конфуция: «В этой жизни важно знать не все».