Воспоминания о Вернере Терихене

Александр Клепиков
       
       Владимиру

       Музыка!.. Какая духовная сила, поражающая душу «пламенем чувств», заключена в твоих звуках? Как ты можешь так быстро покорить или оттолкнуть человеческое сердце…
       Пришло мгновение – вдруг услышал - и мелодия навсегда, на всю жизнь осталась в твоём сердце, какую только гамму чувств не порождая: любовь или ненависть, радость или печаль, счастье встречи или грусть расставания. Не случайный набор звуков, а определенно звучавшая мелодия чувств покорила твоё сердце…


       Вот тогда эти волшебные звуки и обретают силу. И полюбившаяся мелодия уже звучит в твоём сердце, как будто управляет тобою: облагораживая, исцеляя, придавая новые импульсы твоим чувствам, восприятию красоты мира и людей; вручая тебе крылья любви и
счастья или обрекая на глубокие раздумья, устремленные в настоящее или будущее…


       Расскажу одну историю.
       Однажды в середине восьмидесятых годов прошлого столетия, в солнечный августовский день, позвонил брат и поделился новостью:


       - Вчера наш главный дирижёр предложил мне сыграть «Концерт для гобоя с оркестром» Вернера Терихена, Вернер композитор и дирижер из Западного Берлина. В сентябре приедет к нам на гастроли…
       - А в Союзе знают его музыку? – спросил я.
       - Немцы ценят. Он лауреат нескольких премий. Ещё до Отечественной войны работал на германском радио, сочинял музыку, песни, затем играл в Берлинской народной опере,.. на литаврах...
       - Литаврист?.. Нацистов победными маршами и песнями ублажал?.. – сорвалось с языка
у меня неожиданно.
       - А вот этого не знаю. – обидчиво ответил брат. - У нас он дирижирует «Неоконченной симфонией» Шуберта и «Пасторальной» Бетховена. Эти сочинения немецких романтиков, да и гордятся ими не только немцы, а все музыканты мира…
       - И мне они нравятся. - поправился я, чувствуя, что беспричинно обижаю брата.
       - Разумеется, Вернер и своим «Концертом» будет дирижировать, а соло гобоя за мной.
       - А «Концерт» интересный?
       - Партитуру ещё не видел. Справлюсь, не впервой…
       - «Шума», наверное, будет много! С литаврами, барабанами, фанфарами? – опять грубо пошутил я в ответ.. – Перестройка в действии. Вот и пришёл час слушать немца с литаврами. Здорово – то как? Это уже по - горбачёвски!
       - Мне кажется, что ты не по - марксистки рассуждаешь, к тому же, зло и несправедливо шутишь. Настоящая музыка не знает границ. Главное, чтобы её приняли сердца людей. Может быть, этот Вернер тоже романтик, как Шуберт и Бетховен. Гобой-то - не фанфары, а инструмент - весьма «тонкий», лиричный. А что ты «завелся»? С чем ты не согласен? С идеологией?.. Но ты же ещё не слышал сочинения, а уже негативно оцениваешь. Так нельзя, брат!..
       

       - Извини, но мне наши, горбачёвские, перемены что-то не по душе. На словах одно, а на деле другое. Перестройка, а куда и зачем? Какой бы комментатор разъяснил! Ведь государственный строй сломать ума большого не надо, а вот построить новый, передовой – огромный талант нужен, а не только бурный поток словоблудия.
       - Вот и послушаем немца, что он хочет сказать нам через сорок лет после войны? Взгляды на жизнь-то у людей разные…
       - Спасибо за приглашение, обязательно придём на концерт. Знаешь, отдыхаю душой на концертах… Извини, - вдруг опять потянуло меня на критику. - А «Героическую» Бетховен ведь диктатору всей Европы посвятил. Помнишь?.. Вот такие уж немцы - учителя демократии!.. - продолжал я, высказывая свои взгляды.
       - Я не философ. Но добро и зло различаю хорошо! – недовольным голосом остановил мой очередной натиск брат. – Хорошо различаю, хорошо!..


       … Прошло несколько недель. Позвонил брат, назвал дату концерта. Однако моя жизнь за это время круто изменилась. По заданию правительства страны я выезжал на работу в Узбекистан.
       - Ты знаешь, я улетаю в Ташкент на постоянное место жительства… Не знаю, удаться ли побыть на твоём концерте… Извини!.. А ты уже готов играть?..
       - Это для нас обычное дело. Мы попусту не говорим, а работаем. – с упрёком, как будто продолжая предыдущий разговор, начал брат . - Самое трудное - прочитать не только ноты, а понять замысел произведения, как говорят музыканты, что написано за пятью линейками.


       - Вы рассуждаете как «демократы - горбачёвцы». – грубовато возразил я брату опять. - Написано одно, а «говорите» другое.
       - Оценка опусу одна – как его примет слушатель. – Мягко, без тона обиды, пояснил брат.
       - А как «Концерт»? – продолжил я расспрос.
       - «Концерт» интересный. Написан он языком опытного и яркого авангардиста - абстракциониста. Большая роль отведена ударным инструментам, много игры у арфы и ксилофона. Аккомпанирует - струнный оркестр. «Меди» - нет. Сочинение логичное, виртуозное, но надо всё ещё хорошенько осмыслить!
       - Арийцы маршируют у Бранденбургских ворот? - опять, некстати, насел я на брата.
       - Это не программное произведение, да и автор об этом на репетициях ничего не говорил. Замечания музыкантам делал только по тексту. Кто его знает, может быть, автор
имеет ввиду «разрушение египетских пирамид или атомный апокалипсис»?. – резко одернул меня брат, недовольный таким разговором.


       - В общем, музыки мало? - не отступал я от своего.
       - Думаю, что ты здорово ошибаешься!.. Придешь – услышишь… А когда ты уезжаешь?
       - Завтра.
       - Так быстро?.. А что же ты раньше мне не позвонил?..
       - Закрутился, извини!.. После утверждения в должности я возвращаюсь, чтобы забрать семью. Но когда?.. Пока не знаю… О своём концерте потом мне расскажешь.
       - А «Неоконченную» и «Пасторальную» играть будете?..
       - Конечно.
       - Жаль, что не послушаю. Романтика, и вдруг - современный авангардизм. Ну и ну,.. успехов тебе! – и я распрощался с братом.
       И тут неожиданно, как пелена густого тумана, накатилась на меня волна душевной опустошенности. - «От чего это?» - подумалось. - «То ли от предстоящего отъезда, расставания с родными, с городом, где прожил многие годы: военное детство, послевоенная юность, взросление, становление, интересная работа…. То ли от того, что не услышу игру брата? - «Но в Ташкенте есть филармония. Восточная музыка!..» - успокаивал я себя. - «То ли от «горбачевской» перестройки, усиленно навязываемой народу и разрушающей страну, то ли от той неопределенности, которая порождалось ею. А я уезжаю в мало известный мне край, «пока наш», но уже теряемый, отделяемый националистической политикой перестройки. Зачем всё это?.. Надолго ли?..»
       

       …Переезд на новое место жительства, да ещё в другую республику, дело не простое. Забот, как говорится, полон рот, да и настроение - не ахти какое.
       Одним словом, в душу запала тоскливая нота. - «А как там примут? Как сложится жизнь. В Афганистане «война» приобрела затяжной характер. Узбекистан рядом. Советскую власть уже во всю «оплёвывает» сам руководитель партии и государства. А что дальше?» - мысленно уже много раз «по кругу» возвращало меня к обстоятельствам моего переезда.


       – «А композиторы сейчас пишут об Отечественной?» – вспоминался разговор с братом. «На тему войны написано и создано немало книг и кинофильмов. А вот композиторами? Крупные полотна?.. «Седьмая симфония «Ленинградская»» - Дмитрия Шостаковича, музыка к военному кино, марши, песни, баллады… А еще?.. Не припомню!.. – «Наверно, трудно передать в чувствах Сталинградскую битву, Курскую дугу, взятие Берлина?» - «Да?..» - « А вот Чайковский написал кантату «1812 год»!.. Значит эта тема волновала его и народ?.. Неужели сейчас не волнует людей Отечественная война?.. Битва с нацистами?.. Или уже всё позабыто?»
       

       …Мои дела в Ташкенте решились быстро. И через несколько дней я возвратился домой. Ещё в аэропорту увидел афишу о предстоящем симфоническом концерте с фамилиями немецкого дирижера и брата..
       - «Надо сходить, ведь обещал…»


       В зрительный зал филармонии вошли с женой, когда оркестр уже находился на сцене в ожидании выхода дирижера. Раздались робкие аплодисменты нетерпеливых слушателей - и… слева из-за бокового занавеса вышел мужчина среднего роста, возрастом - за шестьдесят, с открытым лбом и спокойным взглядом. Поклонился и направился к дирижерскому пульту. – «Типичный немец, бюргер» - подумалось. Он энергично повернулся
к оркестру и взмахнул дирижёрской палочкой.


       …И зазвучала «Неоконченная симфония» Франца Шуберта. Сосредоточенная тема басов, создающая как будто образ тягостного размышления, «повисла» в зале... «Какие-то новые оттенки появились?» - удивленно отметил я про себя. - «Наверное, поработал с оркестром, ведь у каждого дирижера своё прочтение текста, а тут - «земляк», как же по - другому-то ?!»
       На фоне трепетного, словно чем-то скованного пассажа - голоса скрипок, гобой и кларнет уже распевают задумчивую мелодию. На смену ей идет другая мелодия – порывистая, светлая, танцевального плана. Однако явно слышны и… тревожные акценты, предвестники разворачивающейся драмы. - «Я не позвонил брату, что буду на концерте…» - подумалось. – «Как-то не красиво получается... В перерыве зайду к нему за кулисы… А может быть, не надо? Потом зайду, чтобы не отвлекать его от сольного исполнения… Ещё собью его «настрой», заспорим?..» - и тут же, утвердительно. – «Зайду позже,.. после «Концерта»…»
. А в звуках оркестра, мне кажется, слышны интонации чем-то очень близкие моему настроению. Да, да через несколько день меня не будет здесь. Ведь вопрос уже решён. Просто я ещё не осознал предстоящую разлуку.


       - Ты что крутишься? Не слушаешь сам, так не мешай другим! – прошептала на ухо жена, усугубив моё и так нерадостное настроение.


       - «Масса дел, новые люди, другая обстановка. Идет развал страны. Как всё сложится? - подумалось, и опять вызвало душевную озабоченность, какое-то тревожное предчувствие…
       

       А в оркестре уже звучит разработка первой темы. Всё опять начинается с басов, потом - струнные, отдаваясь у меня в душе мучительным вопросом. - «Зачем этот переезд в такое тревожное время? Чем это закончится!..»
       
       Неожиданно, словно порывы бури, врываются волны драматических звуков оркестра смятенного чувства. Волнение усиливается, обостряет контрасты, и затем - эта тема получает «выход», как бы «разрешение». Подумалось: - «Умеют же дирижеры создать образ; показать на деле, как они понимают замысел автора, наполнив музыкальный образ потоком разных чувств – тревоги, смятения, порыва, трагизма. А затем - и возвышенного, патетического чувства».


       Но разыгравшаяся «музыкальная драма чувств» не приносит успокоения! -«Вот и так в жизни! То война, то мир! То красивые слова, то обещания, а на деле - «пусто», напрасные
хлопоты»!»…
       

       …Оркестр стих. Я тревожно оглянулся. Зал спокойно ожидал продолжения симфонии...
       Зазвучала вторая часть, погружая в мир прекрасных грёз. - «Таков путь духовных исканий характерен для романтического искусства» - подумалось. – «Метод кнута и пряника!».


       И мне вспомнились первые годы после освобождения города от фашистов. Какую радость вызывали у нас, детворы, куски асфальта оставшегося от бомбёжек, на которых можно было поиграть, попрыгать. Расчищались улицы от завалов, их «облагороженный вид» вызывал успокоение, что впереди всё будет хорошо. Появился в свободной продаже хлеб… Ах! Какой запах шёл от него!..


       Стихли в оркестре последние аккорды…
       Третьей части у симфонии нет, и возникает впечатление, что всё так должно и быть. Впереди только мир и счастье…
 .

       …Перерыва нет. Сразу объявили: - Концерт для гобоя и струнного оркестра Вернера Терихена исполняет... Дирижирует автор….
       

       На сцену вышел брат. Я сразу понял, как он внутренне сосредоточен. «Хорошо, что он нас в зале не видит!».
       Терихен взмахнул палочкой. Раздались чуть слышимые звуки литавр и барабанов, как будто где-то далеко, далеко идут сражение, бой… Затем послышались слабые звуки арфы и ксилофона. На их фоне всё яснее и четче нарастают звуки альтов, виолончелей, контрабасов. И здесь тихо зазвучал гобой. Мелодия ласковая, однако, мне показалась, как она внутренне тревожная. Звуки струнного оркестра, гобоя и ударных инструментов перерастают в громкие, раскатистые удары как будто разрываются бомбы и снаряды.. На их страшном фоне слышен одинокий голос гобоя, будто беззащитного ребенка, попавшего в эту кровавую бойню. Ведь его ожидает неминуемая гибель. Взрывы бомб в одно мгновение лишат жизни, превратят ребёнка в прах. А бомбы «всё рвутся и рвутся», создавая картину ужасной истребляющей людей войны. Рушатся здания, стонут раненые, идёт кровавая расправа над беззащитными людьми. И на этом фоне войны слабый плач одинокого ребенка… «Неужели война?» - промелькнуло в сознании. – «Так автор чувствует войну? А может быть автор и был против неё? Может быть его в жизни интересовала только музыка, а нацисты заставили идти в атаку и убивать советских людей? Надо мол уничтожить коммунистов, которые хотят завоевать весь мир и поработить немцев?.. А разве мы напали на немцев?.. И вообще – бесконечные войны в мире на протяжении тридцати веков? Сколько людей погибло?.. Где же Господь Бог?.. Как же он допускает такое?..»
       

       Солист и оркестр закончили игру. В зале тихо. Вдруг раздались аплодисменты. Брат несколько раз поклонился и ушёл со сцены. Объявили перерыв.
       
       Подавленный услышанным и своими мыслями я сидел в нерешительности. - «Зайди сейчас к брату?.. Или потом?..»
       - Пойдем, поздравим! – толкала меня в плечо жена.
       С трудом поднялся. Голова кружилась…


       …За сценой в небольшой комнате стояли музыканты, среди них мой брат и немецкий дирижер. Они заинтересованно о чем-то разговаривали, применяя итальянские слова и жесты рук. Мы с женой остановились у входных дверей, ожидая момента, чтобы подойти к брату. Вернер был спокоен и сдержанно раскланивался с подходившими к нему музыкантами. Однако и его волнение было заметно.
       

       Раздался третий звонок.
       - Идите в зал! Потом! – увидев нас, взволнованно проговорил брат, ожидая Вернера, который что-то писал ему на концертном буклете.
       - Здорово! Поздравляем! - проговорили мы.
       - Потом, потом! – улыбался брат, показывая головой на Вернера.


       …Возвратились в зал. Зазвучала «Пасторальная» Бетховена. Уже нет звуков войны, не рвутся бомбы и снаряды, и не гибнут люди. А я всё ещё находился под впечатлением игры брата и музыки Вернера. И продолжал «жить» в своих воспоминаниях - когда ещё ребенком в сорок втором - сорок третьем годах оказывался под бомбёжками, под фашистами. Смерть, разруха, голод, холод – царили рядом…
       Симфония № 6 Бетховена далека «от галантных и бездумных сцен пастушеской жизни», как многие считают. Это философская идиллия, подсказанная мыслю о гармонии человека и природы, о мире и счастье на нашей планете. Именно, в слиянии с природой человек черпает силы для своих героических дерзаний. Здесь заложена идея сопричастности человека с природой, стремление объять мыслью весь мир в его целостности, гармонии, познать в нем вечное, непреходящее.
       Но я почему – то искал в звуках другое… Ловил в музыке картинки трагедии, хотя знал, что их нет. А смерть?.. И мне казалось, что она есть, она звучат и при утреннем пробуждении, и в журчанье ручья и в самой жизни ….
       И сладкую истому, и крестьянский танец и неожиданную бурю с грозой, я воспринимал как предшествие новой великой трагедии народа, которая наступает после мира, как это было всегда со дня сотворения вселенной. В голове одно: - «А что дальше?.. Что дальше?..»
       

       …В сердце опустошенность и тревога… Музыка Вернера, игра брата разбередили душу… Концерт окончен. Идем за кулисы. Однако брата не застаём. Он уже ушел домой.
       


       …А на другой день мы улетали в Ташкент. Перед вылетом я позвонил брату, но он был на работе…
       

       …В Ташкенте наши служебные и жизненные проблемы начались почти сразу. Страна, а за ней и союзные республики, медленно и неотвратимо распадались. Национализм, навязанный «горбачёвским» окружением, разъедал общество, вёл дело к серьезным межнациональным обострениям. И я часто вспоминал тот «романтический» концерт с немецким дирижером Вернером Терихеном…


       Вокруг нас, вроде бы, хорошие люди, царит «мир и благодать», а по-сути дела – идёт «война» за власть, за капитал, но уже другими методами - идеологическими, экономическими, политическими. «Горбачёвский романтизм и предательский авангардизм» тихо делали своё гнусное дело. Социализм уничтожался по всему миру. К власти приходили «буржуазно – демократические» правители разных мастей. Такого предательства народной власти мир еще не знал…


       Увиделся я с братом только через шесть лет, уже после расчленения страны. Когда прошло «великое переселение русских из бывших союзных республик в Россию» Эта доля выпала и нам с женой.
       

       - Мне показалось, что о пережитых ужасах войны писал Терихен! – сказал я при встрече с братом.
       - Возможно, но я воспринял тогда «Концерт для гобоя» как абстрактный.
       - У каждого свои чувства, но, думаю, что «Концерт» Вернера всё - таки о войне, то ли прошедшей, то ли настоящей.
       - Я не застал бомбежек той войны, которую ты пережил в детстве, но от этой - потерял работу… - с горечью пояснил брат.
       - А я запомнил и ту и эту беду, как и обещали когда – то нацисты. Ведь они прямо заявляли о том, что обязательно уничтожат нашу страну, как минимум до Урала..
А ныне, правда, «почти бескровно», страна потеряла за перестройку все республики, «за
границей России» остались миллионы русских. План «Барбароссы» продолжает жить и выполняться...
       - Ты думаешь?
       - Судя по делам!
       И мы неожиданно замолчали…