Любимый художник Михаила Шолохова повторил судьбу Григория Мелехова
ЛЮБОМУ РОСТОВЧАНИНУ известен драматический театр имени Горького. Да разве только ростовчанину? Этот памятник русского конструктивизма получил высокое признание во всём мире. Достаточно сказать, что на постоянно действующей всемирной выставке архитектуры в Лондоне только два макета — ростовского театра и храма Василия Блаженного - представляют всю историю русской архитектуры. Жемчужиной советской архитектуры называли этот театр всемирно известные Ле Корбюзье и Оскар Нимейер.
Но мало кто обращает внимание на мемориальную доску, которая украшает фасад театра. И зря. Не только потому, что доска изготовлена из белого мрамора, который специально привезен с Урала. Главное - в другом: на ней увековечено имя выдающегося донского художника, графика и скульптора Сергея Григорьевича Королькова, которое долгое время в СССР и России было фактически под запретом. Еще не так давно упоминать о Королькове было опасно. Между тем во всем мире его называют «донским Роденом».
Cергей Корольков был первым иллюстратором шолоховского романа «Тихий Дон». Сам Шолохов считал корольковские работы непревзойдёнными. И в жизни «донской Роден» повторил судьбу главного героя казачьей эпопеи – Григория Мелехова.
В больших сапогах, в полушубке овчинном
ПИСАТЬ О КОРОЛЬКОВЕ - задача чрезвычайно сложная: слишком много накопилось непроверенных, противоречивых, а порою явно тенденциозных сведений об этом неординарном человеке. Мы попробуем разобраться в его непростой судьбе как можно более объективно и непредвзято. А это, поверьте мне, чрезвычайно сложно.
Сергей Корольков родился в 1905 году на Тихом Дону, в хуторе Павлов станицы Константиновской. Уже с этого момента начинаются расхождения биографов. По одним сведениям, По одним сведениям (очерк Геннадия Белоцерковского «Мятежный скульптор вернулся на тихий Дон»), будущий скульптор родился в семье зажиточного донского казака, владевшего в сальских степях конным заводом на 500-600 голов. Однако это не совсем так. Отец Сергея, Григорий Корольков, действительно поисходил из семьи известных донских конезводчиков, но сам конными заводами не владел, а работал по найму. Владимир Исаакиевич Быкадоров, его дальний родственник, казак-эмигрант, пишет:
«Молодые впечатлительные дореволюционные годы он провел среди чарующих воображение степей Сальского округа, где отец его служил на зимовнике у своего родственника. По рассказам моей матери - дочери старшего из братьев коннозаводчиков Ивана Яковлевича Королькова - на главном "Гудовском" зимовнике на Пасхальные и Рождественские празднования собирался многочисленный род казаков Корольковых. С ранних лет в них принимал участие и маленький Сережа. Чуть ли не с пятилетнего возраста он никогда не расставался с тетрадью, на страницах которой с поразительным сходством зарисовывал лица присутствующей бородатой, старообрядческой родни».
Не совсем ясна и дальнейшая судьба отца семейства. Так, по одним данным, он умер от рака, когда Сергею было шесть лет, по другим - погиб в гражданскую войну. Во всяком случае, очевидно, что к тринадцати годам подросток остается вдвоем с матерью: к тому времени не только ушел из жизни отец, но и умер старший брат. Сам мальчуган едва оправился от тифа. От бедствий гражданской братоубийственной войны, которая сопровождалась большевистским геноцидом в отношении казачества, Сергей с матерью уходит в глушь устья Дона, на хутор Шмат. Здесь пятнадцатилетний подросток устроился в рыбацкую артель. В свободное время делал зарисовки с натуры, лепил фигуры из глины, изображал сцены казачьей многовековой истории…
Так продолжалось до 1926 года, когда на этюды в окрестности станицы Елизаветинской из Ростова приехала группа донских художников Первой советской художественной школы Донпрофобра (сейчас - Ростовское художественное училище имени М.Б. Грекова, чьё имя оно получило в 1959 году). Школа эта выросла из художественных классов, которые были открыты в феврале 1896 года выпускником Строгановского училища Андреем Семёновичем Чинёновым - председателем художественного комитета Ростовского-на-Дону артистического общества, и его женой Марией Михайловной – скульптором, рисовальщиком, живописцем. Долгое время возглавлял классы сокурсник Чинёнова Иван Семёнович Богатырёв.
Уровень преподавания здесь был чрезвычайно высок: художественные классы вели выпускники Академии художеств, Московского училища живописи из мастерской В. Серова. Методы преподавания Чинёнова и созданные учебные пособия не раз отмечались Российской академией художеств, а в 1900 году на Всемирной выставке в Париже были удостоены почетного диплома и именной бронзовой медали. Образцы моделей учебных пособий приобрело французское Министерство просвещения. В 1914 году Чинёнов получил разрешение Российской академии художеств на открытие в Ростове-на-Дону самостоятельной частной художественной школы – класса рисования и лепки. С 1911 по 1918 годы в Ростове проходили так называемые «Весенние выставки», где выставляли работы мастера из Москвы, Петербурга, привозили свои картины зарубежные художники. В 1920 году школа получила название первой советской. И заведующим этим заведением был назначен всё тот же Андрей Семёнович Чинёнов.
Столь обширная справка не случайна. Она свидетельствует о том, в какую художественную среду попал будущий великий скульптор Сергей Корольков. Но попал не сразу. Началось с того, что внимание ростовских художников, выехавших на пленер, привлекла фигура рыбака в натуральную величину, мастерски вылепленная из глины. Она возвышалась на берегу Дона.
-Сергунька Корольков балует, - пояснили живописцам станичники.
Вскоре отыскали и самого Сергуньку - крепко сбитого парня двадцати одного года. Парнище особого интереса к заезжим художникам не проявил, но рисунки свои показал. Живописцы ахнули, увидев портреты станичников, скачущих лошадей, батальные композиции, изображавшие донских казаков в битвах прошлых столетий. Талантливого самоучку тут же пригласили в Ростов, в школу Чинёнова. Однако в город Корольков попал уже в заморозки, к концу года. Здесь снова встречаются разночтения. В одном из источников сообщается, что Сергея привёз в Ростов дядя. По другим сведениям, молодой казак проделал долгий путь пешком. Переходя Дон, провалился под лед. Мокрый, в заледенелой одежде, ночью ввалился в дом Сергея Дмитриевича Михайлова - преподавателя художественной школы (об этом сам Михайлов рассказывал своему ученику - скульптору Константину Чернявскому). От лекарств ночной гость отказался, вместо них попросил стакан водки. Наутро был здоров.
В школу казак-самородок пришел в огромном тулупе, в рыбацких сапогах, подпоясанный кушаком из обрезка сети. Вступительные экзамены давно прошли, и для Королькова устроили специальную проверку. По одним сведениям, он должен был сделать рисунок наглядного пособия - человеческой фигуры, с которой снята кожа, а потому видны все мышцы. Сергей внимательно разглядел натуру, попросил разрешения выйти в коридор, где и воспроизвел на бумаге образец. Рисунок его оказался абсолютно точным. Чернявский в очерке «Его иллюстрации Шолохов считал лучшими» излагает несколько иную версию:
«"Что вы хотите рисовать?" - спросили его члены приемной комиссии. "А вот этого мужика", - сказал он, ткнув пальцем в скульптуру Гудона. "Ну садитесь, смотрите, рисуйте", - сказали ему. "Что мне его смотреть, я уже его всего высмотрел", - ответил он и пошел в соседнюю комнату. Через некоторое время он вернулся с вполне точным рисунком».
Речь идёт скульпторе Жане Антуане Гудоне; скорее всего, имеется в виду «Вольтер в кресле» - самая популярная работа этого французского мастера XVIII века. Другие его скульптуры (если не считать бюстов) в России менее известны.
В данном случае, однако, важнее указание на редкостную зрительную память юноши-самородка, благодаря которой он, раз взглянув на объект, мог воспроизвести его и через час, и через год, и через десятилетия. Владимир Быкадоров, рассказывая о детских годах Королькова, указывает на то же:
«Поражал не только талант к рисованию подрастающего казачонка, но также и его изумительная зрительная память. Мельком взглянув на объект будущей зарисовки, отвернувшись, маленький Сережа точно и безошибочно, вырисовывал его на странице своей тетрадки».
Сведений об этом периоде учёбы Сергея Григорьевича в Ростове практически не осталось. Известно лишь, что Корольков мог рисовать целыми днями, не уставая, из карманов у него часто торчали куски деревянной мебели, ножки стула, доски столешницы. Он вырезал из него фигурки, иногда занимаясь этим даже в трамвае. А уже через год, в 1927-м, в Ростове с успехом прошла выставка талантливого казака. Вскоре его батальные работы выставляются в краевом музее Северного Кавказа (ныне - Ростовский краеведческий музей). Кстати, тогда же Корольков привозит из станицы Елизаветинской в дар музею мраморную плиту с изображением погребального пира (правда, неясно, идёт ли речь о его оригинальной работе или об историческом артефакте).
После окончания школы Корольков поступает в Ленинградскую академию художеств на факультет скульптуры. Но педагог Матвей Генрихович Манизер вскоре взмолился: «Мне вас нечему учить...». То же художнику сказали и в Академии художеств. Исаак Ильич Бродский, ученик Ильи Репина и один из корифеев изобразительного искусства соцреализма, заявил:
-У вас свой сложившийся стиль. Учить вас нечему. Пребывание в Академии принесет вам один вред.
Но молодой художник и скульптор учёбу всё-таки продолжил - у выпускника школы Ашби в Мюнхене Эдуарда Васильевича Аусберга и казака - художника-баталиста Митрофана Борисовича Грекова, тогда уже совсем больного. Корольков помогал Грекову в создании диарамы «Взятие Ростова Красной Армией», которая в 1932 году была выставлена для всеобщего обозрения. В скульптуре его наставник - осетин Сосланбек Тавасиев, прославившийся мужеством в Гражданскую войну, а затем ставший известным ваятелем.
Монументальный антисоветчик
Заказов у молодого скульптора было достаточно и без академического образования. Однако они Королькова не радовали. Он не терпел фальши, притворства и подхалимства, а приходилось создавать скульптуры «передовиков социализма»: шахтеров-стахановцев, рабочих-многостаночников, лучших доярок. Ему предложили даже вылепить бюст товарища Сталина. Отказался: мол, до таких шедевров не дорос…
При этом Корольков не скрывал своего отношения к Советской власти. В юности он был свидетелем расказачивания коренных жителей Донщины, затем - раскулачивания крестьян, травли и уничтожения интеллигенции... Все это привело молодого художника в стан идейных врагов социализма. К тому же скульптор отличался некоторой бесшабашностью: мог запросто спеть на городской площади «Боже, царя храни». Разумеется, это не могло пройти мимо недреманного ока ОГПУ. Королькова не раз вызывали в «контору», где скульптор откровенно делился с чекистами своими мыслями. Вот строки из автобиографии, которую он написал во время одного из допросов в 1933 году:
«Особенно возмущала меня политика правительства по коллективизации. На мой взгляд, крестьянин должен иметь индивидуальное хозяйство, ибо он по психологии своей всегда является собственником... Мои политические симпатии были на стороне казачества, которое пострадало во время саботажа».
Что же спасло «донского Родена»? По преданию, за талантливого художника якобы заступился сам Михаил Шолохов: иллюстрации Королькова к «Тихому Дону», сделанные в 30-е годы, он считал до конца жизни самыми лучшими. Однако, возможно, заступничество Шолохова - всего лишь красивая сказка, не подтвержденная документально. Первое издание «Тихого Дона» с корольковскими иллюстрациями вышло в 1935 - 1937 годах, то есть вполне возможно, что в 1933 могло лишь состояться знакомство Королькова с автором «Тихого Дона». А вот с чекистами Сергей Григорьевич, судя по всему, знакомство свёл значительно раньше.
Впрочем, не стоит слишком уж преувеличивать показного «диссидентства» Сергея Королькова. Он достаточно усвоил правила игры и следовал им. В 1935 году он выступает в ростовской газете «Молот» со статьёй «Украсим город»:
«Наш город беден скульптурными украшениями. Парки и улицы однообразны и скучны. Сейчас идет социалистическое переустройство Ростова. Следует подумать и о скульптурном украшении его… до сих пор не увековечена героическая борьба партии и рабочего класса за советскую власть, память стачки 1902 г, революции 1905 года. Следует увековечить имена героев гражданской войны, создав о них скульптурные произведения. Я уже начал кое что делать....»
И властям Корольков был необходим как гениальный скульптор, без которого мог бы сорваться грандиозный проект советского конструктивизма - театр-трактор. Именно Корольков является автором горельефов, украшающих знаменитый ростовский театр имени Максима Горького, строительство которого началось в 1930 и завершилось в 1935 году. Уже в то время ваятель был одним из самых талантливых монументалистов Советской России, наряду со своим сокурсником по художественной школе - Евгением Вучетичем.
А театр мыслился как восьмое чудо света, призванное продемонстрировать преимущества страны победившего пролетариата. Здание действительно поражает воображение: сделанное в форме гигантского трактора, оно считается шедевром мирового конструктивизма. И, конечно, театр немыслим без горельефов казачьего скульптора - «Железный поток» и «Гибель Вандеи». Сам выбор темы последнего отдает антисоветчиной: название мятежного французского департамента с конца восемнадцатого века является символом контрреволюции, а уж в России Вандея прямо ассоциировалась с мятежным Доном 1918 - 1920 годов (который даже в большевистской печати называли «казачьей Вандеей»). Так что это произведение можно считать памятником вольным казакам, погибшим за свою свободу.
Горельефы, однако, понравились властям, не усмотревшим в них скрытого смысла. Правда (опять-таки по преданию), приемная комиссия предъявила к «Железному потоку» ряд идеологических претензий. Почему знаменосец оказался позади атакующих, почему знамя без древка, почему у пролетариев нет винтовок? Ничего не ответил Корольков. Просто взял лопату да саданул несколько раз по горельефу, отбив две крайние фигуры... Вроде даже следы от лопаты видны до сих пор. Впрочем, мне лично их разглядеть не удалось даже на самых крупных снимках.
Вообще же о корольковских композициях - девятнадцатифигурной «Гибели Вандеи» и исполненном позже семнадцатифигурном «Железном потоке» - следует сказать особо. Думаю, они и до сих пор не разгаданы. Вглядитесь: все персонажи горельефов безоружны! Только один из них держит в руке гранату. Интересно, что В. Кукушкин, автор книги «История архитектуры Нижнего Дона и Приазовья», совершенно не замечает этого. Он пишет:
«В правой части композиции две фигуры скатываются с английского танка, который уже поглощает донская волна. Еще правее столкнулись два всадника: красноармеец в будёновке резко занес над головой шашку. Слева с винтовками наперевес идут в бой рабочие и теснят врага».
Танк в композиции действительно присутствует. А вот винтовок ни у одного из рабочих как раз нет. Более того: у красноармейца на коне не видно никакой шашки! Вглядитесь: всадник замахивается… огромной ветвью! Что это значит? Скорее всего, скульптор решил изобразить на «диорамах» борьбу, но не смертоубийство. Есть у меня также подозрение, что мысль эта пришла Сергею Григорьевичу не сразу. По первоначальному замыслу, противоборствующие стороны должны были сталкиваться в полном вооружении. И до сих пор у многих фигур в сжатых кулаках видны отверстия для оружия, да и сами позы предполагают наличие винтовок, шашек, револьверов… Отказ от них - величайшая находка ваятеля.
Из других довоенных монументальных работ Сергея Григорьевича следует особо отметить горельефы на фасаде гостиницы «Ростов» и фонтан «Богатырь» близ гостиницы (вместе с Евгением Вучетичем), а также барельефы для советского павильона на Всемирной выставке во Флашинч Мэдоу под Нью-Йорком (1939). К созданию павильона были привлечены многие известные художники и ваятели Страны Советов, это считалось очень престижным (Вучетич в число избранных не попал). Правда, на монтаж работ в Америку Королькова не пустили.
И всё же на отсутствие внимания и заказов скульптор пожаловаться не мог.
Казачьим взглядом
Но одной из самых замечательных работ Сергея Королькова остается создание иллюстраций к шолоховскому «Тихому Дону».
Сам Михаил Александрович долго подыскивал достойного художника. В беседе с Максимом Горьким он жаловался, что поиски эти безуспешны. Алексей Максимович заметил: тема романа тесно связана с колоритным казачьим бытом, и воспроизвести его может только талантливый художник-казак.
-Откуда же мне его взять? - ответил Шолохов. - Дон художниками не богат…
-Нашелся писатель, найдется и иллюстратор, - ответил Горький. Он же посоветовал вёшенцу связаться с Корольковым. К этому времени художник уже приобрел известность в Северо-Кавказском крае как автор рисунков по истории Дона. Эти рисунки, находившиеся в трёх музеях Ростова, погибли во время немецких оккупаций города 1941 и 1942 годов. Надо заметить, что в 30-е годы Сергей Григорьевич становится довольно известным иллюстратором: в 1934 году делает карандашом восемь листов к роману из казачьей жизни Д.И. Петрова-Бирюка «На Хопре», иллюстрирует «Железный поток» Серафимовича, «Как закалялась сталь» Николая Островского. В планах была «Цусима» Новикова-Прибоя.
Но «Тихий Дон» для Королькова, конечно же, был главным событием. Пронзительная, откровенная, страшная казачья эпопея ошеломила художника. Вскоре появились его 96 рисунков карандашом, среди которых - «Григорий и Аксинья», «Семья Мелеховых», «Мелехов спасает Степана Астахова», «Пленные большевики» и другие работы. Над иллюстрациями к роману «Тихий Дон» художник работал около трёх лет, по его словам, «с увлечением и продолжительное время». Шолохов был в восторге.
Владимир Быкадоров вспоминал, что писателя поразило «невероятное, исчерпывающее знание художником донского коня, навыков и т.п., но, считая себя непревзойденным знатоком казачьего быта (а это действительно так), он не успокоился, пока после долгого изучения всех иллюстраций, не нашел одной маленькой неточности в сбруе коня».
С конём - история особая. Писатель действительно однажды указал Корольку на неточность в изображении сбруи коня. На что художник резко заметил:
-Михаил Александрович, я тебя учу писать? Вот и ты не учи меня рисовать!
Извинившись, писатель обнял товарища, которого всегда называл ласково - Королёк…
Особенность корольковских рисунков, как отмечают специалисты, в том, что это даже не столько иллюстрации к роману, сколько самостоятельные произведения. Искусствовед Борис Алмазов вспоминает:
«Помнится, мой дядюшка, как зеницу ока, хранил четыре небольших серых томика, бережно открывал их и говорил:
- Обрати внимание - отсутствует пейзаж. Поразительный эффект - рисунки скульптурны. Смотри, он нигде не идёт за тканью романа, он идёт рядом с романом, и потому здесь на равных текст и рисунок. Грубо говоря, это не иллюстрации, а произведения по поводу или на сюжет "Тихого Дона"…
Его произведения нельзя описывать: их нужно видеть. Они ценны и композиционно, и каждой фигурой, каждой неброской и скупой деталью… Можно увидеть и другое: эти рисунки - поэма о казачестве, несмотря на подчеркнутую лаконичность, - историческое и этнографическое исследование казачества как особого национального типа. Особенно это заметно там, где Корольков противопоставляет казаков и хохлов, казаков и солдат - кацапов и чухонцев. Я убежден, что он особенно остро чувствовал южно донской антропологический тип. Григорий, Наталья, Лушка, Кошевой, Пантелей Прокофьевич... Особая пластика, особая казачья стать...».
Шолоховская тема нашла продолжение и в корольковских скульптурах. К сожалению, они не сохранились. Осталась лишь фотография макета скульптуры "Григорий Мелехов" из личного архива скульптора В.И. Михайлова. Сам Михайлов в письме ростовскому краеведческому музею рассказал:
«В 1941 году Московский фарфоровый завод предложил Сергею Григорьевичу вылепить цикл скульптур на тему «Тихий Дон» М.А. Шолохова. Это предложение, согласно сообщению газеты «Молот» от 18. 04. 1941 года, им было принято».
В другом письме В.И. Михайлов так описывает скульптуру:
«Григорий едет на коне по степи. Поводья им отпущены, конь неторопливо и устало переступает ногами, а его хозяин сидит в седле, ссутулившись и опустив голову на грудь. Вся поза Григория говорит о его глубоком и невеселом раздумье».
Судьба этой работы, которую Корольков вылепил в период с апреля по ноябрь 1941 года, неизвестна. Скорее всего, она погибла во время первой оккупации Ростова германскими войсками с 21 по 29 ноября 1941 года.
Всего до войны изданий с корольковскими иллюстрациями вышло несколько: «Тихий Дон» Гослитиздата, 1935—1937, издание «Тихого Дона» в 4-х книгах, Ростов-на-Дону, 1939—1940 и первое полное однотомное издание романа в Москве в 1941 году. Затем наступает забвение…
Знатный стахановец Адольф Гитлер
ПЕРЕЛОМНЫМ ПУНКТОМ в отношениях между властью и художником стала немецкая оккупация Ростова Вернее, две - в 1941 и 1942 годах. Когда фашистские войска второй раз захватили донскую столицу, Корольков не эвакуировался. Некоторые утверждают, будто он не успел этого сделать. Так считает, например, журналист Геннадий Белоцерковский:
«Немцы были под Ростовом, а он не покидал его, оставаясь с престарелой матерью, которая не вынесла бы эвакуации. Он стал свидетелем трагической судьбы города - позже художник воссоздаст переправу гражданского населения и войск под бомбами немцев на впечатляющем полотне».
Эта версия представляется нам вполне вероятной и косвенно подтверждается дальнейшими событиями. Вместе с тем нет оснований считать, что Корольков оставался в стороне от сотрудничества с фашистами, как хотели бы представить это отдельные авторы, например, тот же искусствовед Борис Алмазов, который пишет о днях оккупации:
«Никто Королькова не преследовал, он был немцам не интересен, да и вряд ли они про него знали».
Однако, согласно целому ряду источников, Сергей Григорьевич во время оккупации согласился на сотрудничество с коллаборационистским казачьим движением. Правда, не всякой информации можно доверять. Так, Дмитрий Митюрин в журнале «Антик.Инфо» от 6 июня 2005 года в статье «Марки Третьего рейха» утверждает, что Корольков якобы «вошёл в состав Донского правительства». Однако автор что-то путает: Донское правительство существовало только в гражданскую войну. Во время второй мировой на территории Дона, оккупированной фашистами, действовал так называемый Штаб обороны Дона, сформированный в сентябре 1942 года, во главе которого стоял походный атаман полковник Сергей Васильевич Павлов (в советское время - инженер на одном из заводов Новочеркасска).
Именно при этом штабе в Ростове-на-Дону была сформирована Особая комиссия по казачьим делам под председательством известного донского ученого, историка-археолога профессора Михаила Александровича Миллера, преподававшего до войны в Ростовском университете. Помимо него, в комиссию вошёл Владимир Владимирович Богачёв - крупный геолог, профессор Ростовского университета. Удивительно, но этот человек в 1918-1919 году уже сотрудничал с Донским правительством, издал «Донскую хрестоматию» и «Географию Всевеликого Войска Донского» с приложением большой карты края, но при Советской власти гонениям за это не подвергался. Из других членов комиссии замечательна также фигура Михаила Борисовича Краснянского - горного инженера, археолога, журналиста, краеведа, одного из создателей Ростовского краеведческого музея. Фамилии Сергея Королькова в перечне Особой комиссии нет, но, судя по некоторым источникам, художник вместе с перечисленными учёными составил для немецких властей «Краткую записку о Донских казаках и их особенностях».
Как бы то ни было, период оккупации длился недолго. Уже через год, после Сталинградской битвы, на Дон вернулись советские войска. Немцам пришлось в спешном порядке уносить ноги. Корольков уходит вместе с ними. И снова мы встречаемся с разной интерпретацией этого поступка. Владимир Быкадоров и Борис Алмазов считают, что Корольков вместе с женой отступали пешком, с обозами бегущих казаков. Быкадоров вообще рисует душещипательную картину:
«Продвижение на Запад, часто пешком, длилось несколько месяцев. На телегах, запряженных волами, конями, а иногда и верблюдами, покидали родной край обездоленные "враги народа". Городские жители, за неимением тяговой силы, тянули свои пожитки на своих спинах. Где-то в этом людском море, по колено в грязи, продвигалась на запад и чета Корольковых».
Надо заметить, что никакого отношения к действительности это описание не имеет. Со всей очевидностью установлено, что Сергей Григорьевич выехал если не комфортно, то уж точно с относительными удобствами. Так, Пётр Ткаченко («Его иллюстрации Шолохов считал лучшими». - «Независимая газета» от 14 мая 2002 года) утверждает:
«Он любил свой родной Дон, любил, как говорят, до чёртиков. И никуда из родного края не собирался. Во время оккупации города немцами, накануне их отступления, он целый вечер был у Сергея Дмитриевича Михайлова (преподаватель художественной школы, к которому Корольков явился в 1926 году. - А.С.). На следующий день условились встретиться. Но Корольков не пришёл. Когда немцы оставили город, Сергей Дмитриевич пошёл на его квартиру, но там никого не было. Он стал расспрашивать соседей, которые ему и рассказали, что немцы подогнали к дому грузовик, в который загрузили все работы художника, потом, видимо, подпоив, буквально втиснули, загрузили в машину его самого и уехали...».
Дочь скульптора Евгения Вучетича Аэлита Стаховская описывает этот эпизод иначе (газета «Молодiжне перехрестя», 2006):
«Когда Корольков уезжал из Ростова, немцы выделили ему два вагона для перевозки его работ».
Наиболее правдоподобным, однако, следует признать свидетельство дочери профессора Миллера Ксении Михайловны, тесно общавшейся в эмиграции с Корольковыми. Ксения Михайловна сообщила мне в письме:
«Сергей Григорьевич рассказал нам, что он с женой уехали в автомобиле офицера, который жил у них в домике (все солдаты и офицеры немецкой армии расположились в домах и квартирах.) Два вагона... сказка! Мать Королькова боялась ехать в незнакомую даль под бомбы и отказалась бежать».
К этому можно лишь добавить, что мать лишь велела невестке поклясться перед образами, что та не покинет её не приспособленного к житейским трудностям сына. И благословила беглецов.
К поре сотрудничества с немцами относится и ещё один эпизод, который бросает тень на имя донского художника. По некоторым сведениям, Корольков исполнил рисованный портрет Гитлера, а затем с этого рисунка была сделана почтовая марка, которая вышла миллионным тиражом. Но здесь имеются противоречия. По одним сведениям, марка вышла в 1944 году. По другим (Дмитрий Митюрин), портрет работы Королькова отпечатан на марке 1942 года. Однако марка, которую Митюрин приводит в доказательство, датирована… 20 апреля 1942 года (день рождения Гитлера), между тем 17-я армия вермахта вошла в Ростов 24 июля 1942 года! Это, конечно, явный ляпсус.
Журналист Геннадий Белоцерковский излагает события иначе:
«Мать умирала с голоду и, чтобы выходить ее, он взялся за выгодный заказ - слепил для немцев бюст Гитлера. Вышло, как всегда, гениально, хоть он и не особо старался. Настолько гениально, что изображение бюста попало на немецкие почтовые марки - своего, что ли, не нашлось? Мосты для него были сожжены, такой славы ему земляки не простили бы. И когда наши подошли к Ростову, он решил уходить на Запад. От возмездия».
По другим источникам, речь действительно идёт о бюсте, но создал его скульптор не в Ростове, а уже в Германии. Думается, это более вероятно. Что касается марки, речь идёт, видимо, о почтовой марке, выпущенной 20 апреля 1944 года к 55-летию Адольфа Гитлера. Судя по «скульптурно» поднятому воротнику, портрет мог быть действительно сделан с бюста. Впрочем, есть и другой вариант: марка 30 января 1944 года, где фюрер изображен на фоне знамени и орла.
Казаки превращаются в ковбоев
ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ВОЙНЫ Королькову снова посчастливилось избежать расплаты за сотрудничество с гитлеровцами. И это несмотря на то, что «органы» вели за скульптором настоящую охоту. В западных оккупационных зонах были созданы репатриационные лагеря, где по национальному признаку собирались люди, которые во время войны были принудительно вывезены в Германию. В одном из таких лагерей для перемещённых лиц в австрийском городе Парш удалось приютиться и семье художника. Сергей Григорьевич основал здесь кружок изучения живописи. В нем собралось около десятка молодых художников.
В конце 1948 года, благодаря заручительству родственника Николая Евдокимовича Королькова, члена Донского Казачьего круга в изгнании, эмигрировавшего во время Гражданской вместе с войсками Врангеля, Корольковы с родившимся в 1945 году сыном Александром переезжают в Нью-Йорк. Квартиру они снимают в северной части города в том же доме, где этажом выше жил дирижёр донского хора Сергей Жаров.
Поначалу работают на фабрике по изготовлению материи: разрабатывают рисунки тканей сообразно моде и вкусу покупателей. По словам Сергея Григорьевича, подобный труд для него был моральной мукой.
Вскоре благодаря знакомствам в мире американской художественной богемы Корольков получает ряд крупных заказов. Тогда же в журнале "Life" появляется серия иллюстраций к вымышленному рассказу о всеобщем восстании узников сибирских концлагерей. Как пишет Владимир Быкадоров:
«Подобно иллюстрациям "Тихого Дона", рисунки в этом журнале потрясают своим неподдельным реализмом. На изнеможённых лицах арестантов выражены все те чувства, которыми руководится масса во время стихийного восстания. В противовес иллюстрациям "Тихого Дона", где почти исключительно воспроизведены типы Донских казаков, на этот раз в цветных иллюстрациях Королькова можно встретить представителей всех многочисленных народов нашей родины, насильно загнанных коварной властью в концлагеря».
Впрочем, некоторые считают, что подобные иллюстрации были сродни той подёнщине, которой Корольков занимался в Советской России, лепя многочисленных стахановцев и доярок. Порою художнику изменяло чувство меры - сказывалась обида на тех, кто разрушил его жизнь. Он рисовал откровенные агитки.
Одно из самых знаменитых полотен американского периода – картина Королькова «Выдача казаков в Лиенце» (Музей Кубанского Казачьего войска, штат Нью-Джерси). Она рассказывает о выдаче Великобританией Советскому Союзу в июне 1945 года так называемых «подсоветских» казаков, сотрудничавших с Гитлером. На картине показано, как во время Пасхального Богослужения части английской пехоты прикладами избивают толпу казаков, казачек и их детей. Многие во время этого насильственного акта покончили с собой, представляя свою дальнейшую судьбу.
Именно Корольков выполнил надгробный памятник на могиле президента США Рузвельта по просьбе его вдовы Элеоноры, а затем создал памятник президенту Аврааму Линкольну. Впоследствии Сергей Григорьевич был избран председателем Ассоциации скульпторов США, принимал участие в реставрации Галереи знаменитых людей Великобритании. В ряде источников утверждается, что Корольков создал один из самых знаменитых монументов США «Взятие острова Иводзима». Однако, если речь идёт об известном Мемориале морских пехотинцев на Арлингтонском национальном кладбище, то никаких указаний на участие Королькова в его создании обнаружить не удалось: это работа американского скульптора Феликса де Велдона.
Зато известно о другой скульптуре донского художника - памятнике Ермаку. Вот как описывает его Владимир Быкадоров:
«На скале, в царском панцире, опершись на саблю, сидит "объятый думой" покоритель Сибири - Донской казак Ермак Тимофеевич. Складки накинутого на плечи плаща, как будто колышутся в порыве северного ветра. И в этом труде не чувствуется инертности статического изображения. Ермак и в бронзе жив, он только объятый думой, он вот-вот встанет и протянутой рукой укажет рати своей направление к новым схваткам, подвигам и славе...».
Рассказывает Владимир Исаакович и о других увлечениях Королькова:
«Вся гостиная была заставлена вылепленными из пластилина фигурами на тему американской ковбойской героики. Я никак не мог оторвать глаз от скачущего индейца, при помощи копья стремящегося убить разъяренного зубра. Не менее потрясающее впечатление производил поединок между краснокожим и нападающим на него ковбоем».
Возвращение на Дон
УМЕР СЕРГЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ Корольков от разрыва сердца в 1967 году, в возрасте 62-х лет. Похоронен он на казачьем участке Свято-Владимирского кладбища в штате Нью-Джерси. До последнего вздоха художник оставался непримиримым противником Советской власти. Хотя она ему протягивала руку примирения. Первую попытку сделала, будучи в Штатах, известный скульптор Вера Мухина - безрезультатно. Не появился он и на советской выставке в Нью-Йорке, заявив, что «не намерен денежным взносом за входной билет субсидировать советские заграничные авантюры». В конце 1959-го года в США приехал Никита Хрущев. С собой он захватил Михаила Шолохова, которому поручил уговорить Королькова возвратиться на Дон. От встречи с Шолоховым Корольков отказался.
Между тем, несмотря на запреты, «донского Родена» на Родине помнили. Кинорежиссер Сергей Герасимов, снимавший фильм по шолоховскому роману, именно в иллюстрациях Сергея Королькова нашел богатый материал о жизни, быте, войсковом укладе донского казачества. Известно, что писатель Виталий Закруткин хранил работу Королькова, вырезанную из цельного куска самшита – «Донской рыбак, поймавший сома». Да и сам Шолохов не забывал о товарище. На экземпляре первого выпуска романа «Тихий Дон» (1935), который хранится в ростовском Музее краеведения, он написал в январе 1969 года (когда имя Королькова было под запретом):
«Тем охотнее распишусь на этой книге, т. к. она снабжена поистине уникальными в своей правдивости и знании донского быта иллюстрациями Королькова».
И все же возвращение наследия художника на родину началось лишь в последнее время. В 1988 году Ростовское книжное издательство выпускает четырёхтомник «Тихого Дона» с корольковскими рисунками, затем 1995 году Воениздат издаёт шолоховский роман тоже с иллюстрациями Королькова (к тому же – без цензурных изъятий). А в ноябре 2005 года 28 работ художника поступили в фонд Шолоховского музея-заповедника станицы Вешенской. Эти картины, акварели и карандашные наброски были приобретены у наследников друга художника Виктора Михайлова. Среди них есть и неизвестные иллюстрации к «Тихому Дону» - «Григорий Мелехов спасает Степана Астахова в бою», «Сидящий за столом Григорий Мелехов», «Старший урядник».
Однако о полном возвращении говорить пока рано. Большая часть художественного наследия «донского Родена» на родине неизвестна. Нет ни альбомов, ни выставок, ни монографий о знаменитом художнике, графике и ваятеле. Странная, непростая, противоречивая жизнь Сергея Королькова чем-то напоминает судьбу Григория Мелехова. В ней перемешано святое и грешное, чёрное и белое. Мне, например, очень трудно многое в ней принять и понять. Но - кто из нас без греха...
Иллюстрация:
фрагмент горельефа на театре им. М.Горького