Минск
1997 год
Быть может, судьба более благосклонна к тому, кто любит собирать ракушки, чем к тому, кто родился миллионером...
I
Яна сидела за своим письменным столом в квартире девятиэтажного дома и ничего не делала, как казалось. Только что перед зеркалом она выдавила прыщи на лбу, которые появлялись постоянно. У неё был такой возраст - ей было четырнадцать. Тонкая кожа воспалилась и сильно покраснела. Не удержавшись, Яна снова стала смотреть в зеркало. Она не была красивой девочкой, а с разодранным лбом выглядела вообще страшно. Она уже жалела о том, что выдавила их и теперь две недели, пока не заживут повреждённые места, она будет ходить в школу с этим ужасом на лице. Нет, она, конечно, замажет их дешёвой пудрой "Балет", совершенно не подходящей её лицу по цвету (но откуда ей это знать).
"Зачем я родилась на свет?..." - у Яны были свои тайные грустные мысли.
Внезапно, решив всё исправить, думая, что это возможно сию минуту, Яна достала ватку, смачила её тоником, протёрла лицо. Картина не изменилась - глазам не прибавилось влажности и глубины, и линия губ не приобрела чувственности, даже красная воспалённость не сошла.
"Наверное, есть причины, по которым я должна страдать... Почему я? Почему? Скорее всего когда-то в прошлой жизни, я была плохим человеком... Что я сделала? Я никогда не узнаю об этом, но я должна за это расплачиваться... Разве справедливо? Даже не знать. Не знать, за что... почему... "
Яна взяла лист чистой бумаги. В голове блуждали мысли, которые она не собиралась никому рассказывать и ни в коем случае записывать.
На улице было солнце, стоял тёплый день осени, но Яна не хотела гулять. Она любила проводить время за столом, любила рисовать, любила побыть одна, наедине со своими воображаемыми мирами, со своими мыслями, желаниями, мечтами... Яна умела радоваться и солнцу, и теплу, и словно цветок она тянулась, трепетала и робела перед тем теплом, которое заполняло её сердце.
Ещё первоклассницей ей довелось наблюдать чудесную картину. Она присела на кортрочках в парке у фонтана что бы сделать "секретик". А делать его так: выкопать небольшую ямку в земле и красиво положить в неё что-нибудь: листья, веточки, цветы; особенной красотой считалась живая пушистая гусеница. Потом накрыть прозрачным стёклышком и засыпать песком. В кругу детей начинаешь медленно и аккуратно, чтобы растянуть удовольствие и оттянуть момент открытия тайны, очищать стёклышко от песка... Вот Яна делала это и вдруг:
- Чарли, ты куда залез! А ну вылазь от туда! - молодая женщина с красивым кожанным поводком в руке подзывала собаку. Другая женщина помахала ей. - Иду. Сейчас собака в болоте утонет...
Чарли барахтался в чуть залитом водой русле искусственной реки и выглядел самой счастливой собакой на свете. Ухоженная чёрная шерсть спаниеля совсем намокла. Эта восхищённая морда, эти блестящие коричневые глаза околдовали Яну. Вот. Нечто прекрасное, чудесное, счастливое. Собака вылезла на берег, виляя для хозяйки хвостом, встряхиваясь, подошла к ней... Нечто чудесное, прекрасное, счастливое. И потом в школе на перемене Яна говорила:
- У меня будет большая собака. Маша, а ты хочешь?
- Да. У меня будет вот такая собака, - Маша показывала ладошкой у самого подбородка.
- У меня тоже будет такая, - соглашалась с выбором Маши Яна. Только Яна росла, а собаки в доме не было. Хотя она очень ждала это прекрасное, чудесное, счастливое...
II
А если вы спросите у Яны, с чего всё начилось... Она - девочка, детёныш человека - доросла до двенадцати лет...
Сейчас ей уже четырнадцать, а на том чистом листе бумаги появились строчки, которые унимали неосознанную боль:
"Но всё же когда -нибудь пойму этот мир,
Это будет не завтра, не через миг.
Я люблю тебя! И мне
Хорошо так думать пока,
Но время пройдёт, пронесуться года..."
Это были первые стихи души, навеянные первой прозой жизни. Тогда в детском лагере два года назад она впервые проникла в её таинство и поняла, что судьба привела её в правильное место. Именно в этом лагере, именно в этом отряде, именно в это день и час она влюбилась. У него было имя Саша, которое Яна знала (такое знание - это роскошь). Саше нравилась другая девочка, как будто по-другому и быть не может... Не может для Яны... И мысли о той другой жизни, где она была плохой начали зарождаться... В это же жизни оставалось только наблюдать со стороны, как он бегает за ней, добивается её…
- Как тебя зовут?
А она отвергает его, смеётся. Наверное, она не понимает ещё ничего. Она ведь ребёнок. Или может она знает, что некуда торопиться, ведь в её едва начавшейся жизни будет ещё столько поклонников и романов, что она потеряет им счёт.
Тогда Саша спросил у неё, у Яны, как зовут ту девочку. Дурак, разве ты не видишь кто здесь действительно принцесса?
- Илона, - бесхитростно ответила Янка. Он хвалился перед своей Илоной, что знает имя, но та не реагировала. Вскоре ему надоело, и он нашёл другую, не такую дикую…
Всё это было… Давно… А кажется вчера… Щемило в груди от воспоминаний о том, как он танцевал с другой на дискотеке, как плёл ей косички, после чего у неё оказалось, все волосы запутаны... Яна тогда на дискотеке тоже отличилась безрассудной смелостью. Она подошла к какому-то мальчику и пригласила его танцевать.
- Ну, ради меня, - сказала она ему. Первый танец! Кажется тогда даже играла песня группы Ненси "А я нашёл другую". Яну окружили девочки из палаты, спрашивали, одна даже сказала, что тот, с кем Яна танцевала, за ней бегал, а она его отшила.
Это было мелкой шалостью по сравнению с тем, чего она желала от Саши. Однажды он пришёл к ним, девчёнкам, в палату. Яна не сидела рядом с ним и не смотрела в его сторону. Её сердце билось очень быстро от того, что он рядом. А девочки шутили над ним, смеялись... Он взял ножницы, маникюрные, с загнутыми кончиками и до крови расцарапал ими руки. Он улыбался с ними. И потом девчёнки сплетничали, что он это сделал, что бы показать, что он, (как это принято было тогда называть) крутой.
И вот этой весёлой сказки, этой счастливой возможности быть девочкой, которой плетут косички, принцессой, ради которой совершают подвиги, Яна была лишена. Почему? За что? Главное – за что. Казалось, это самый важный вопрос. И у того, что происходит, обязательно есть конкретная причина. Как будто Янка что-то натворила, а это было наказанием. Но было ужасно то, что она не знала что сделала. И ей казалось несправедливо, не знать этого...
III
А это было, наверное, в мае 1996-го... И это тоже, своего рода, было начало. Янка была наивной девочкой, а подружка спросила у неё:
- Ты любишь кого-нибудь?
- Люблю.
- Кого? - конечно, речь шла тогда о мальчиках... Начинался переходный возраст...
- Валеру Прошко.
Кто-то режет вены и выбрасывается из окна, другие собираются в банды и называют себя неформалами, некоторые уходят из дома по только им слышному зову, девочки беременеют, парни бренчат на гитарах и разбивают их в пьяных драках... У Яны это безумие проходило тихо, глубоко во мраке сознанья. Она даже не стала курить, хотя Валера был местным малолетним хулиганом. Голубые глаза, широкие плечи. Животный первобытный Янкин инстинкт.
Тогда ей хотелось быть с ним. Яна мечтала о встрече с ним в каком-нибудь вечернем тёмном переулке. Хотелось, чтобы он прижал её к себе. Сильно, смело… Хотелось ощутить аромат сигарет, которые он курил и его собственный, сводящий с ума… Грубость и Нежность. Лёд и Огонь. Холодная сталь ножа и тёплая кровь…
Мальчик, который вырос на улице… Прошко…
Девочка, нежный тепличный цветок… Янка…
Янке удивительно ловко получалось жить в своих вымышленных мирах, в каждом из которых её ждала встреча с Валерой.
Встреча с Валерой не сулила ничего хорошего. Всегда ночь, холод… Валера даже тогда не любил Янку. Ей было достаточно, что он ей пользовался. Она хотела именно этого. Именно за это его любила. За то, что он не любил её…
***
Яна поздно возвращалась домой и её похители. Она была в ужасе и с какой целью это было сделано, ей не известно, только внутри тревожное предчувствие...
А утром этого дня она сидела в кафе и рассматривала фотографии со слезами, капающими на них и оставляющими разводы. Это были слёзы бессильной ненависти и бессильной любви, с которыми она была не в силах бороться. Она любила зверя, которого видела лишь урывками, похожими на воровство кусочков чужёй жизни... о котором ничего не знала, кроме его телефона 242-48-92. Между той любовью и безумием можно было бы поставить знак равно. Фотографии... Яна не знала, что с ними делать. Действительно не знала, потому что по факту она должна была обратиться в милицию, а по сердцу... Сцены боли и жестокости проходили перед ней... Банда парней... Беззвучные крики... Беззвучный смех... Чёрная кровь... Глаза, обесмысленные алкоголем...
Что они сделали со своей жизнью?
Эта свора наслаждалась могуществом ночи тем наслаждением, которое было понятно только им. Яна была единственной незванной свидетельницей торжества... Свидетельницей убийства. Свидетельницей тайной жизни своего героя... своего зверя, которого любила самой безнадёжной и безответной любовью на земле. Он был прекрасен! На столько, на сколько может быть прекрасна взбешённая ярость или смертельная страсть. Ярость огненного тайфуна таилась в его глазах. Она пела. И остальные шли на зов этой ярости...
Яна была влюблённой, но не дурой. Несколько её верных друзей уже узнали о случившемся и получили полный набор фотографий, которые она сделала в ту ночь. Двоим из них она звонила каждый вечер ровно в одинадцать часов с телефона-автомата. Эти двое звонили друг другу и тем, кого они в это посвятили в тайне от Яны и других участников этого ритуала, ошибка в котором может стоить жизни им всем.
Сдать убийц имела право только Яна. Впрочем, она была единственной, кому до них было дело. И она была готова сделать это даже наслаждаясь убийством любви так же, как её герой наслаждался убийством человека. Чтобы показать фотографии предводителю преступной банды Яна не думала. Может быть, она привыкла к одиночеству и не хотела ничего менять...Может быть она боялась, что Валера выберет тюрьму... Может быть, она любила слишком сильно, чтобы с кем-то делить эту любовь...
Тем же вечером Яна сделала дежурные звонки, а рядом в темноте двое мужчин, не старше тридцати лет, тихо переглянулись, когда она покинула кабину таксафона, и один из них пошёл ей на встречу. Самообладание пакинуло Яну внезапно. Что это?
Незнакомец приближался к ней?...
Незнакомец шёл домой, пересекая её путь?...
Это был тот момент, который можно было бы сравнить с жизнью саванны, с жёстким взаимодействием хищника и добычи, когда добыча, интуитивно чувствуя опасность, перестаёт есть, поднимает голову и нервно, напряжённо втягивает ноздрями воздух равнин. Хищник лежит в засаде, медленно крадётся к ней. Блики света играют на его жёлтой шкуре, способствуя маскировке в высокой, выжженной солнцем траве. Ветер дует в его сторону, принося с собой головокружительный запах горячей крови загнанной и с упоением расстерзанной добычи. Добыча читает его мысли. Добыча внимательно всматривается в траву. Она шарахается от каждого звука, даже от стрёкота сверчков. Но это ещё не тот момент, когда нужно сорваться и полететь со скоростью ветра, спасая свою жизнь... Ещё не тот момент... Не тот момент...
...Когда Яна должна бежать, орать, звать на помощь до хрипоты... Внезапно он спросил:
- Девушка, не подскажите как пройти в библиотеку?
- Не знаю, - ответила Яна, уходя. Желание человека с внешностью члена преступной группировки попасть в библиотеку в одинадцать часов ночи, обожгло её липким страхом за свою жизнь. Каждую секунду она ждала, что он наброситься на неё, чтобы изнасиловать и убить. Но этого не происходило. Яна удалялась шаг за шагом, а он спокойно смотрел ей вслед, провожая взглядом последние минуты её свободы.
***
И пришло беспямятство... Сознание покинуло Яну, потому что она - настоящая, не вымышленная, в реальном мире - заснула под сладкий фон своих увлекательных грёз. В реальном мире, который она покидала в поисках любви, у неё не было фотографий, и Валера никого не убивал. Они просто учились в одной школе, где Яна порой видела его в обнимку с девушками... С другими девушками, рано созревшими, влекущими своей дешёвой сексуальностью мини-юбок. А Яна тогда негласно примкнула к неформалам, носила булавки застёгнутые по боковому шву джинс, красила ногти, и смотрела волчёнком на учителей, не одобряющих джинсы, а так же на одноклассниц, которые казались ей слишком уж неженками и модницами.
В школе Яна была изгоем в кругу девочек, но с двумя такими же - Волькой и Надей, не вписавшихся в класс, она дружила. Они знали всё. Был урок физкультуры. Яна сидела в зале на скамейке, когда пришёл Валера. На нём были жёлтая рубашка расстёгнута и болтался красный платок, как его завязывали раньше пионеры. Он играл в футбол, а Яна заломав руки перед Волькой, скулила:
- Я не могу это вынести... Как будто с сердцем что-то... Он здесь...
Волька смотрела удивлённо.
- Кто?
- Прошко...
Наташа подсела со стороны Вольки и спросила:
- О ком это Яна?
-Прошко, - шепнула Волька, хотя Наташа и была их общим врагом, но сплетни видимо сближают... Скоро они распространились на весь класс.
***
Мышь попала в мышеловку! Кому нужно её спасать, кроме, быть может...
Валера!
Яна рванулась в сторону с такой силой, что сбила похитителя с ног. Они вместе покатились по траве. Они были похожи на играющих котят.
"Валера... Он в опасности..."
Её затащили в машину. Железные наручники щёлкнули дважды - сначало на её запястье, потом на ручке машины.
"Где моя сумка?... Там фотографии..." - Яна не смотрела на похитителя, избегала его взглядом, потому что ей было страшно.
- Где она? Мне нужна моя сумка...
Машина тронулась. Боковым зрением Яна видела, как похититель наполняет шприц какой-то жидкостью и выпускает из него фонтан брызг. Всё происходило очень быстро, как падение по обрыву, которое невозможно хоть немного приостановить, сказать что-то типа "Эй, ребята, стоп. Я так не играю..."
- Поздновато думать о газовом болончике, ты не находишь? Тебе он не понадобиться, поверь мне. Дай мне руку.
- Что?
Он ухмыльнулся, схватил её запястье и притянул к себе, с грубой игривостью укусил за шею. На её глазах появились слёзы, хотя больно не было, она была подавлена, ошеломлена и очень напугана близостью и напором мощного, мужского тела.
- Пожалуйста... не надо... - её поразил ужасающий контраст их рук - его широкие кости и накаченные мускулы по сравнению с её хрупкими пальцами и слишком тонкими запястьями. Она смотрела на этот контраст не в силах поверить своей слабости. А он... наверное, подумал о том же...
- Это слабый расствор опиума, малышка. Это тебе не повредит.
***
Однажды Яна пришла в школу в новых голубых брючках... Это уже было весной 1997-го, когда безответной Яниной любви исполнился год. Стоял тёплый день, и класс собрался на школьном крыльце, ожидая звонка. Ей всегда было неловко приходить в чём-то новом; она избегала излишнего к себе внимания, а обновки его привлекали. Тогда она пришла с этим муторным чувством, ожидая подколов со сторны одноклассниц. Но масла в огонь подлил одноклассник. Плотный крупный Вася, сидевший на последней парте с такой же крупной Лерой сказал на появление Яны:
- Это она для Валеры вырядилась...
К тому времени на самом деле для Валеры она написала уже не мало стихов, которые она никому не показывала и прятала с самом укромном месте под кроватью... О жизни без него...
...Я не пишу про жизнь - она скучна,
Она не знает ни любви, ни мук;
Она лишь серостью безумною полна,
А счастье в ней - всего лишь слабый звук.
Так сладок это звук, когда ты тень,
Всего лишь тень, среди других теней;
Когда ты пьёшь, как лунный свет, мечту,
Когда однажды ты сольёшься с ней...
или о нём...
Ты пленник мой, заложник мой,
За то прости, прости...
Но за тебя я не возьму
И блага всей Земли.
Ты создан был меня убить,
Ты прах, лишённый бытия,
Ты появляешься в ночи,
И мне другого полюбить нельзя...
Сейчас же, когда было произнесено его имя, то имя, которое она сама никогда не смела произносить вслух, в воздухе треснул разряд тока, и Янка побежала за Васей. Он и не понял, что произошло, а она уже подняла ногу и ударила его в зад. Вася скосил глаза на неё, в два раза меньше его, наверное, и бросился на утёк. Яна не догнала его второй раз, но и этим она была удовлетворена.