Я сижу на нижней полке в купе у туалета и вторые сутки игнорирую красоты России-матушки. Незнакомец с верхней полки сидит напротив, упершись серыми ступнями в мою простынь, и довольно продолжительное время читает мне стихи про еду. Пережитые мною раздражение и отчаяние плавно превратились в беспросветное уныние от того, что ехать мне в компании незнакомца еще часов 18. Моя голова шатается на шее вместе с вагоном.
Я достаю из-под стола предпоследний доширак и бросаю в незнакомца. С верхней полки принимается храпеть полоумная бабУшка, заранее употребившая два литра вонючего жигулевского. Незнакомец, которого мой бунт не остановил, встает и, чтобы придать своим сочинениям должную значимость, выразительно перекрикивает полоумную бабУшку.
В приоткрытой двери я замечаю детскую голову с крошками печенья вокруг рта и плавающим взглядом. Я подбираю под себя ноги и, четко продумав все движения Маугли в советском мультфильме, прыгаю в детскую голову, надеясь хотя бы часть себя протиснуть в коридор вагона. Одновременно детская голова убегает к маме писить, культурно закрывая за собой дверь снаружи.
Под бесконечные гастрономические рифмы и звуки ада с верхней полки я травмирую голову и падаю на пол. К сожалению, сознания я не теряю. Зато теряю любимый передний зуб. Лежу и смотрю на незнакомца с самого низу вверх. По радио включают "Белые розы", а полоумная бабУшка падает с верхней полки, избавляя меня от надуманных страданий.