Рассказы о своих снах редко бывают кому-то полезными.
Разве что психологам, которые выслушивают эти рассказы за сто баксов в час с очевидной полезностью для своего бюджета.
Мне вот сегодня приснилось, что я какой-то таможенник, что ли.
Или в ведомстве у Онищенко - продукты в фурах проверяю на предмет соответствия нормам.
В общем - с печатью и облечён полномочиями.
И в паре со мной дама. Начальница моя.
А выглядит она - как героиня светлопамятного фильма "Греческая смоковница".
Кто из мальчиков смотрел этот фильм более трёх раз, признавайтесь?
Лично я не скажу, сколько, но в моём рейтинге просмотров этот фильм занимает третье место среди всех времён и народов.
После "Затянувшейся расплаты" и "Месть и закона" производства Индии.
Ну, помните, там, в "...расплате", мальчик, значит, видел, как его родителей один подлый гад убивает, а сам в шкафе прятался. В шкафу, в смысле. Ну и вот, он потом вырос, а ему руки обрезали почему-то, а он мстить хотел и ещё потом вырос, а эти, которые враги, они собрались чё-то в куче, а тут он, такой, в хламиде какой-то, типа мужского сари, говорит, ну, щас я вам, подлюкам, за слёзы матерей, а они давай над ним ржать, - чё ты за хмырь такой, а он сари своё скинул и оказался без рук. Они ахнули, конечно, но ещё больше заржали, а он нажал (не спрашивайте - чем) какую-то пимпочку на своих туфлях смешных, а там на носике каждой туфли такой шип вылез, как в "Уколе зонтиком" - и всем реально страшно стало. Он их раскидал, конечно, а самому главному гаду, - ууу, мерзкая морда, - говорит, - ты помнишь, дескать, сволочь такая, как ты мово папу и маму и ещё там каких-то родственников умертвил, - а помнишь ли ты меня, смотри мне в глаза, гад?!
Ну и тот, конечно, сразу признал в пятидесятилетнем мужике того шестилетку, а как не признать, в фильмах всегда все друг друга или не знают, или признают потерянного брата. Ну и, который гад, у него пистолеты, что ли, не выстрелили, сразу все - в общем, запинал безрукий убогого, так ему и надо.
Шикарный фильм, меня Лёха раз восемь вытаскивал его смотреть - я сбегал из дома, чтобы забор не красить.
Ну а "...смоковница" - там вообще красота.
Там девочка-гречанка, она прямо с первых секунд фильма голышом и ей служанка кричит, когда она из бассейна вышла, - Петейша, - Патриция, на нашем, - и она входит в столовую, обед у них, а там её папа сидит со хмырём-гостем, а она же голая и натягивает себе, типастыдливо, полотенчик на грудь, а нижняя-то половина открыта и тот чувак аж чего-то роняет, да и не удивительно - у меня самого вечно челюсть падает, как вижу, только уже и не помню, чего там гречанки бреют, а чего нет - стареть стал, память уже не та, но верхняя часть у гречанки полфильма открыта и запоминается с первого раза.
Ну и вот, партнёрша моя, которая во сне начальница-таможенница, та-а-акая, значит, краля, просто прелесть. И одета, вроде, в форменное, но в такую форму, которую всякие тайноследственные прокурорши и милиционерши носят только в кино - под неё, поди и белья не наденешь, такая там обтяжечка и короткие юбочки, - ну, в общем, сон же...
И мы с моей "Петейшей" открываем одну фуру, а там - рыба замороженная, метровыми брикетами.
Надо посмотреть, чего там внутри брикетов, - паренёк-то, экспедитор, думал, типа, мы не сможем разломать, а я-то старый грузчик, я знаю, как такие вещи разламываются: надо швырнуть брикет на стоящую на полу гирьку, вот и всё. И так несколько раз - всё и разломается.
Швыряю я, значит, смотрю на результат, а экспедитор понимает, что всё открылось - рыбка-то, того, с душком - и начинает бегать вокруг меня и нашептывать: "Восемь..."...
А я смотрю мимо него и исследую рыбу.
"Десять", - говорит.
Я молчу.
Так мы до семнадцати, почему-то, дошли.
Тут я не выдержал, послал его коротко.
Даже брезгливо что-то сказал ему вслед.
Подхожу к начальнице, отчитываюсь.
А она сидит, коленочки голые и меня спрашивает - чего это там мальчик шептал.
Я говорю:
- Цифры отступного называл.
- И до каких дошли? - спрашивает.
- До семнадцати. Штук баксов.
- Понятно. Ну, иди пока, сейчас я тут все бланки заполню и подойду.
Сижу в какой-то раздевалке, одноразовые бахилы с ног стягиваю.
Заходит она, ухмыляется и пересчитывает купюры.
И, главное, я стараюсь не осуждать её, хотя знаю, что у неё ни голодного дитяти, ни больных родителей - что оправдало бы, хоть чуток, её в моих глазах.
А она ещё и хвастает, что новое от Прадо себе чего-то купит - то ли сумочку, то ли ещё что-то.
А я её, помню, до той истории ещё хотел как-то охмурить.
Притом, что я, как в реале, женат, Сашка, все дела. Пытался флиртовать, в общем.
А тут, как-то... Ну, как бы это объяснить... - вот как если бы мы поцеловались, а она трансвеститом оказалась: вроде бы и хохма, но противно.
И я сижу, смотрю, как она перчаточки пластиковые стягивает и сделать-то ничего не могу - её печать не отменишь, она окончательная, хоть засудись.
И, притом, никакого сожаления, что сам не взял - сам не знаю, почему. Хоть я нифига не самый честняга, чего уж там. Просто как-то везло - не за что было мне, в реале, взятки-то давать.
И вот она выходит, попкой вертит, спрашивает, чего-то, про вечер, а я киваю и меня от запаха рыбы, что ли, мутит. Или от другого.
И я в том сне ночь не спал, не знал, как состояние своё понять и описать, а утром пошел с Сашкой куда-то гулять и у нас денег, конечно, мало, на все атракционы не хватило, только на две дешевые мороженки и шоколадку. И у меня весь день в том сне сердце болело.
Проснулся - а по-прежнему противно, сердце болит и тоска какая-то, аж давит всё. Уже знаю, что сон, а противно.
И пошли, конечно, утром с Сашкой гулять под дождём, и на мороженки хватило, более-менее.
И как-то рассосалось к вечеру.
Вот, единственное, - не стал селёдку к ужину брать. Тошнит от мыслей о рыбе.
Или от другого.