Александр ГЕРАСИМОВ
PICCOLO
Однажды Мирзояну вздумалось выучиться хорошенько играть на флейте или фаготе. Пошел он на рынок и на три фунта телятины выменял у старьевщика татарина довольно приличный еще инструмент итальянской работы, piccolo.
Пришел домой, открыл кожаный футляр – лежит родимая! Тут он жилет снял, дудку из бархата вынул, стал перед зеркалом и ну дуть во всю ивановскую. И так приладится и эдак – результата никакого. Нейдёт звук, хоть ты плачь! Раскраснелся, жилы кругом повылезли, даже на лбу одна надулась, сам дрожит, сопли пузырём, а толку, как не было, так и нет. Только сипение одно и выходит. Плюнул он, заложил флейту обратно в коробку, сунул подмышку и отправился на квартиру к Карповичу.
Пару лет назад Карпович очень выгодно, практически за гроши снял приличную с крохотной кухней студию в доме вдовы зерноторговца Феликса Гипфельштруделя. Комната была в мансардном этаже пятиэтажного строения. В погожие летние дни железная крыша нагревалась так, что дышать было никак нельзя, зато зимой комната промерзала насквозь, не помогало даже завешивание единственного окна верблюжьим одеялом. Сейчас же на улице была теплая осень, первые дни сентября, время, называемое в Германии индейским, или бабьим летом. Так что в мансарде можно было худо-бедно дышать. Практически голый Карпович сидел перед повернутым к нему тылом телевизионным приёмником и отверткой копался в его пыльных тощих кишечках.
- Здравствуйте, Михаил Юрьевич, - сказал, отдышавшись, Мирзоян и переступил порог, - Однако высоконько вы забрались.
- Высоко – не низко, - заворачивая тело в лежавший на кушетке плед, поучительно отвечал Карпович, - Выше нас – только птицы, - с пафосом добавил он и уронил отвертку на пол, - Что это вы приперлись ни свет, ни заря, уважаемый Гамлет Саркисович?
- А вот что, - Мирзоян развернул закутанный в шаль футляр и показал Карповичу флейту.
- Не вижу связи между этой благородной медью и временем вашего, господин Мирзоян, визита. Что, повторяю, привело вас в мою скромную обитель в столь ранний час?
- Извините, что побеспокоил вас в неурочное время, милейший Михаил Юрьевич, но дело не терпит отлагательства. Мне совершенно необходимо в короткий срок овладеть вот этим вот, так сказать, незатейливым приспособлением.
- Ну и флаг вам, как говорится, в руки, любезнейший Гамлет Саркисович! Я-то здесь, с какого боку?
- Но вы же, насколько мне известно, педагог?
- Ну и что с того?
- А коль скоро вы учитель, так и научите меня! Я вам денег заплачу.
- Позвольте! Деньги, безусловно, штука хорошая, - осторожно заметил Карпович, - однако… все-таки я никак не возьму в толк, каким, собственно, манером я могу вам помочь. Ведь я, некоторым образом, учитель труда.
- А у нас в Германии всякий труд в почёте. И музыкальные упражнения, как я слыхивал, требуют значительной напряженной работы и тренировки. А ни это ли настоящий, так сказать, труд?!
- Не могу с вами не согласиться, драгоценнейший господин Мирзоян. А знаете ли что? Ну-ка подайте-ка мне эту штуку!
И, взявши в руки непокорный инструмент, учитель в свете косого мансардного окошка стал рассматривать его.
- Смотри-ка ты! – восклицал он, - всюду дырочки, кнопочки, да еще рычажок какой-то, - Карпович растянул губы, приладился к одному из отверстий да как дунет!
Из флейты получился довольно противный пронзительный свист, какой бывает, если забыть на плите чайник.
- Вот, видите, Гамлет Саркисович, и ничего сложного. Вот этот пальчик сюда, а этим, эдак вот! И очень просто! А дуть вот в эту вот дырочку! А теперь пожалте денег. Я беру десять марок за урок. Ну, вам, по дружбе, ничего, скину полторы марочки. Итого - восемь с полтиной.
Мирзоян безропотно отслюнил требуемую сумму и очень довольный отправился восвояси.
«Надо же! – размышлял он по пути домой, - Евреи ко всякому бесполезному умению приспособлены. Закон природы!»