«Он мне сказал: Я верный друг…»
Анна Ахматова
Я смотрела на них сквозь букву на запотевшем окне. На тех парней. Они сидели на крыше соседнего дома. Просто сидели, словно на лавочке во дворе. Сидели и грызли семечки. Или не семечки. Может быть, орешки или какие-нибудь сухарики. Они что-то мелкое доставали из карманов шорт и ели. И смотрели на город. А я смотрела на них сквозь стёкла театрального бинокля и сквозь запотевшую букву «и». Букву я нарисовала пальцем на стекле. Почему «и»? Ясно – почему! Это первая буква имени Игорь.
…В руках одного из парней что-то блеснуло. И мне почудилось, что это тоже бинокль. Бинокль, в который он разглядывает меня. Меня и букву «и». Но только для меня эта буква уже не кажется простым алфавитным знаком, потому что она расплылась, разрослась, увеличенная оптикой. А им-то хорошо видно, как я вывожу пальцем на стекле глупый интертекстуальный вензель.
Я смотрела на них, прижав бинокль к глазам. Парни теперь стояли на гребне крыши. Их головы оказались выше гор, картинно синеющих вдали. Я смотрела на них. И ужасно боялась, что они могут упасть, скатиться с крыши и упасть вниз, глупо поскользнувшись на семечковой влажной шелухе… Или что там они бросали на металлическую горячую крышу?
И откуда-то со дна сознания всплывала тоскливо-сосущая мысль – а вдруг они и в самом деле упадут? Ах, если бы упали!.. Но ведь я потом никогда не смогу этого забыть. Я снова и снова буду давить языком на больной зуб, вызывая мучительную боль, без которой мне чего-то недостает в жизни.
А буква?
Буква растаяла. Растаяла и быстро исчезла, умерла. Да и Бог с ней, с этой буквой, буковкой, буквищей!.. Она не нужна мне. Я не хочу больше видеть ее на стекле, на песке, на снегу… Я ненавижу ее!
«А» и «Б» сидели на трубе… Я знаю ответ! На трубе никого не осталось. Все упали. Все-все упали.
А что лежит между рекой и долиной?
…Мы едем с отцом и младшим братом на машине через степь. Она звонкая от раскаленного солнца, от стрекоз и кузнечиков. Ах, если бы хоть какая-нибудь река! Или долина! …Что лежит между рекой и долиной?
…А что делают две стрекозы? Они летают, крепко сцепившись друг с другом. Блестящие фиолетовые брюшки тоже звенят на солнце. Я знаю, что лежит между рекой и долиной. Я знаю! Это когда неразлучно, тесно, сплетясь в единое целое, - это когда не расстаются ни на секунду мужчина и женщина.
Отец опять задает свой вопрос – а что лежит между рекой и долиной?
Я шепчу ответ младшему брату и показываю ему на двух застывших стрекоз.
***
…Парни спустились вниз по пожарной лестнице. Они легко и как-то очень сильно, очень запросто (мне даже стало скучно!) спустились на землю по старой пожарной лестнице. Такие остались еще на пятиэтажных домах. Они высоко висят над землей – так что с последней перекладины приходится прыгать, держась за нее руками. Сильно и уверенно надо держаться руками за ржавую перекладину. Руки потом долго не отмываются. И пахнут железом. И этими выпачканными желтой ржавчиной пальцами можно нарисовать букву. Ту самую, которая тоже упала. Которая лежит между рекой и долиной. Потому что все гораздо проще.
И можно написать целое стихотворение теплым желтым пальцем.
Я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы увидеть, что делают парни на земле. Может быть, пишут на стене желтые буквы? Красивые желтые буквы.
Я в памяти навечно сберегу
Начальную строку любовной песни:
Касанье щёк и – в бездне поднебесья –
Слиянье губ.
Ах, если бы только не дрожали руки! Потому что все-таки там, на крыше, где голова твоя оказывается выше далеких гор, - там страшно. И так легко оступиться. И, может быть, спасает именно буква в чужом окне. Она видна с крыши вывернутой наизнанку. И робкая надежда, что с крыши упала совсем другая буква… И необходимо спуститься, чтобы получше разглядеть ее. «И». Или «С». Или другая буква. …Но все-таки – что лежит между рекой и долиной?
Крошечный алфавитный знак. Написанный крепкой или не слишком уверенной рукой. И далеко видный со всех сторон большого пространства.
P.S. Стихи Владимира Романовского.