Мутант

Эшли был мутантом. Нет, у него не было 3го глаза, дополнительной пары рук или сверхспособностей, как у мутантов из комиксов ХХ века. Просто вся его правая половина была парализована – рука, нога, даже правое полушарие мозга. Кроме того, непривычно большая голова наводила на мысль о синдроме Дауна. Он был самым обыкновенным мутантом XXII века – продуктом жизни в трущобах промышленного города. Его мать проститутка-наркоманка отказалась от него. Впрочем отказалась – не совсем верное слово, она скорее вообще не знала о нем. Всю беременность она находилась между наркотическим кайфом и поисками очередной дозы, и сразу после экстренных родов она исчезла из больницы в неизвестном направлении. Никто ее больше не видел, да и не искал.
Как и все ему подобные – Эшли подлежал «утилизации». Так цинично называли между собой врачи новую программу правительства по борьбе за «чистоту человеческой расы и освобождение от мутаций естественным путем, без генетического вмешательства». Жизнеспособность этого ребенка и так была под сомнением, но эта программа сводила шансы выжить к нулю. И всё-таки чудо произошло – приказ о «чистке» в отношении его так и не поступил, несмотря на то, что ни один из отчетов не причислял его к нормальным детям. Никто также не попытался его забрать и спрятать или уничтожить документы, как было бы, если бы у него нашелся высокопоставленный покровитель (этому бы тоже не удивились). И всё-же «покровитель» был. Некий высокопоставленный чиновник издал прямое распоряжение не уничтожать этого уродца. Зачем – знал только он сам. Он никогда бы в этом не сознался, но Эшли был его сыном. Нет, вовсе не отеческие чувства повлияли на решение оставить мутанта в живых. Просто сенатор решил, что это будет ему самому уроком и напоминанием, дабы он вновь не повторил такую же ошибку, как связь с той проституткой из трущоб.
А Эшли перешел под государственную опеку, его личное дело закрутилось в бюрократическом аппарате и вскоре затерялось. Никто не знал, что с ним делать и его просто переводили из одной больницы в другую. Кто-то пытался лечить – безрезультатно, кто-то просто искал способа избавиться от него, так или иначе. Вероятно, рано или поздно он бы все-таки попал под «утилизацию», но ему повезло – синдрома Дауна у него не оказалось, напротив, мозг развивался куда быстрее, чем у сверстников. В связи с парализацией правой половины он практически не обладал тем, что принято называть интуицией, но взамен – уже в пятилетнем возрасте умел перемножать трехзначные числа в уме и обнаруживал задатки к умению решать сложные аналитические задачи. Это привлекло к нему внимание корпораций, азиатский концерн «Дракон» даже попытался подделать документы и забрать мальчика, но это, в свою очередь, привлекло внимание Имперских служб внутренней разведки, и мальчика в срочном порядке перевели под усиленной охраной в элитную клинику в распоряжение секретного НИИ «Свет», занимавшейся исследованиями генома. Так он стал подопытным, на котором испытывались многие новейшие методики, с целью поднять его из инвалидной коляски. С другой стороны, он сам стал неофициальным сотрудником этого НИИ и уже в 16 лет многие испытания, проводящиеся на нем (и не только на нем) велись под его научным руководством.

Ночью Эшли проснулся и по старой привычке первым делом попробовал шевельнуть правой рукой. Как всегда это не удалось, но он и не рассчитывал. Лежа в темноте он размышлял о последних проведенных опытах, причинах, приведших к смерти подопытного, и о том, что можно было бы еще попробовать. Звуконепроницаемые стены глушили любые звуки, электронные системы защиты надежно защищали лабораторию и ее жилой комплекс от попыток постороннего проникновения. Он привык лежать вот так, в абсолютной темноте и тишине, наедине со своими мыслями.
- По правилам приличия я бы должен был слегка кашлянуть, чтобы не пугать тебя…
Рука Эшли моментально метнулась к выключателю, и в этот момент он пожалел, что не настоял на предоставлении ему служебного оружия. Но в залитой ярким светом комнате никого не было – просто не могло быть, лабораторное жилье не предполагает никаких излишеств, к коим, безусловно, относятся и места, куда можно спрятаться.
- Тебе ничего не кажется странным в моем голосе – таинственный шепот, казалось издевался, играя на и без того напряженных нерва.
Странное - было. Шепот шел в правое ухо, то, что было парализованным от рождения и никогда не слышало ни единого звука. Рациональный мозг Эшли прорабатывал возможные варианты, до тех пор, пока не нашел подходящего объяснения – каким-то образом его сумели схватить, вероятно какие-то корпораты, и вживили ему в мозг чип, который подключался к нерву уха… атрофированному нерву. Да. Нерв заменили. Сложная и опасная работа, требующая времени не менее месяца, но тем не менее это единственное разумное объяснение.
- Ты в замешательстве? Хочешь – я тебе всё объясню?
«Вот еще, не хватало разговаривать с чипом в своей башке. Он, скорее всего, не может читать мысли, но достаточно сложное устройство может быть настроено на перехват определенных сигналов – например на обращение к самому чипу, и таким образом стимулировать диалог «внутри» головы. Но кому это нужно, ведь я не достиг ни малейших успехов в своих работах, или… нет. думать нельзя, это может создать утечку информации. Нужно сконцентрироваться на чем угодно… ну хотя бы на плюшевых мишках. Мягких игрушечных плюшевых мишках.»
- Не хочешь – как хочешь, я вижу тебе нужно дать время на раздумье.
«Раздумье только о плюшевых мишках. Зеленых, серых и красных. А еще коричневые бывают…»
- До завтра.
«Но коричневые не такие приятные на ощупь, как, например, желтые…»
До рассвета и разблокирования жилой ячейки было еще четыре часа. За это время рука несколько раз тянулась к кнопке тревоги – можно было вызвать охрану и пожаловаться на голос, или, например, просто сообщить о том, что ему пришла в голову новая идея и ему нужно немедленно ее опробовать. Его считали гениальным, а гениальным ученым прощается некоторая эксцентричность. Возможно, в другой раз он бы так и сделал, но на сей раз что-то его останавливало. Можно было бы списать это на интуицию, если бы часть мозга, отвечающая за нее – не была безжизненна. А думать, искать причины и анализировать – нельзя. Только – плюшевые мишки. К утру, он их уже ненавидел.
Утром, ровно в 7.00 в дверь вошел Кристен – охранник, ассистент во время опытов, прислуга в остальное время и, несомненно, тюремщик, агент имперской безопасности.
- Вы плохо выглядите, - от его чуткого взгляда имперского шпика, конечно, ничто укрыться не могло.
- Да, Кристен, плохо спал. Дурные сны. – Ответ пришел сам, хотя в данном случае, необходимо было, конечно, первым же делом пожаловаться.
- Вот ваш завтрак, сэр. Вам помочь пересесть в коляску?
- Нет, Кирстен, спасибо, я справлюсь.
- Тогда я буду ждать Вас в лаборатории. – Кирстен вышел.
Эшли молча сел за еду. Ему хотелось немедленно пойти и потребовать полное глубокое обследование организма, но это и так была крайне странная просьба, если же он перед этим откажется от привычного распорядка дня – это будет нелогично. Для него же, человека с отключенной импульсивностью, «машинного мальчика», как звали его за спиной, это будет совершенно неестественно.
Начальник лаборатории очень удивился просьбе о полном сканировании – и без того все, и пациенты и ученые проходили эту не слишком приятную процедуру ежемесячно. Но основания для отказа он не видел – и Эшли разрешили. Он попросил провести даже ряд необязательных болезненных тестов. И уже к обеду у него были все данные на компьютере. Он был совершенно здоров – ну насколько вообще может быть здоров мутант с увеличенной почти вдвое массой мозга и парализованной половиной тела. Никаких инородных тел, веществ в организме не было. Мозговая активность также не отличалась от нормы (правда, тут за норму приходилось брать его прошлые результаты, а не нормальные человеческие диаграммы). Эшли успокоился, и сильно удивился, что самое-то логичное решение ему так и не пришло в голову ночью – что это просто сон. Это нормальное явление, когда человек уверен, что бодрствует, а на самом деле мозг еще генерирует «сонные» картины, и чаще всего является просто следствием переутомления. Поэтому сегодня он решил лечь спать пораньше.

Как только свет погас, голос вернулся. Как и прежде, звучал он издевательски-насмешливо.
- Я тут, привет.
Эшли подавил в себе желание включить свет – это было нелогично, он знал, что в комнате никого не будет. Надежды что это сон – тоже не осталось, разве что сумасшествие... Но при этом, теоретически, диаграммы мозга должны были показывать какую-либо непривычную активность. Впрочем, даже в XXII веке мозг оставался загадкой для науки и какие-либо открытия в этой области напоминали скорее случайные находки, чем методики. Но даже если это первые признаки сумасшествия – разговор с собой хуже уже не сделает.
- Ты кто?
- Можешь звать меня мистер Хайд. В английском Хайд означает – «скрытый», и это имя мне подходит. И была такая книжка…
- С творчеством Роберта Льюиса Стивенсона я знаком.
- О, прошу прощения. Совсем забыл, что память у нас общая, ведь я – это ты.
 Опасения Эшли подтвердились, и он слегка усмехнулся своей логичности – даже раздвоение личности у него происходит под присмотром жесткого анализа.
- Раздвоение личности?
- Ну, можно и так сказать. Проблема в том, что в случае психического раздвоения личности мозг остается тот же. Слегка изменяется его активность, но основные изменения происходят в области тонких тел. Впрочем, ты не поверишь. Это область иррационального. Моя. Ведь я – твоя иррациональная половина.
- Невозможно, эта часть мозга находится в коматозном состоянии.
- Была в коматозном. Но ты… действительно талантливый ученый. Около месяца назад ты придумал использовать нейронные стимуляторы, а это… Да ты и сам это знаешь, наша общая память не требует озвучивания.
- Бред. Если бы вторая часть мозга проснулась- мы бы увидели это на диаграммах.
- Так бы оно и было, если бы вторая часть мозга была столь же рациональна, как и первая. Но, к счастью для нас, она оказалась иррационльной. Ты работаешь напрямую с сознанием, мыслями фактами и действиями. А я, проснувшись, получил в свои руки подсознания – неясные чувства, ощущения, и множество тех вещей, которые никто не может описать, так как они никогда никому не были доступны.
- Не верю.
- Так и должно быть. Ты рационален, тебе положено подвергать сомнению всё и вся. А я – я мог бы убедить тебя, изменив гормональный фон организма по своему желанию. Но не буду этого делать. Так как с одной стороны я еще не вполне обучился управлять им в полной мере, а с другой - рано или поздно гормоны прекращают свое действие, и всё вернется на круги своя. Нет, я хочу убедить тебя проще и эффектнее. Как ты знаешь, движениями управляет мозжечок, а он у тебя работает нормально. Но вот при попытке передать этот сигнал в правую часть тела происходит «затык».
- Нет, на самом деле…
- Да неважно, как оно на самом деле! Главное – попробуй сейчас шевельнуть правой рукой! Видишь! Мы можем двигаться! Правда, придется учиться заново – но ведь теперь мы можем!! Когда я здесь – нет барьера. Мы – полноценный человек, даже больше. Мы полностью контролируем свой гормональный фон, а значит физическое состояние и настроение, мы обладаем мозгом с возможностями памяти, логики и аналитики превышающими все мыслимые пределы. А если это объединить – представляешь наши способности? Ради этого я способен терпеть даже такого зануду как ты, хотя поверь, мне это неприятно ничуть не меньше чем тебе.
- Как может происходить прямое обращение к подсознанию? Почему люди не научились этому раньше?
- Возможности мозга, мой друг, возможности мозга. У обычных людей они крайне ограничены и их просто не хватает на всё. А мы – совершенны. Ты привык считать себя мутантом и уродцем, ну честно говоря, без меня так оно и есть, но вместе – мы совершенны! Я месяц потратил на изучение собственных возможностей и познал лишь малую часть, единственное что я понял – они почти безграничны! И это учитывая, что у меня под рукой был весь твой немалый опыт, умения видеть, слышать, думать не образами, а словами – в общем всё то, чему дети учатся долгие годы! Но об этом никто не должен знать! Никто! Иначе нас разберут на кусочки или посадят в клетку, чтобы мы не сбежали. В любой момент я могу спрятаться, и ты вновь станешь тем, чем был до нашей встречи. Но, буду честен, гормонально я могу заглушить тебя, оставив только механические функции превратить в растение… Но, надеюсь, до этого не дойдет.



- Кристен, ну как?
- Нет, сэр, Ваши подозрения неоправданны. Я, якобы случайно, задел его болевую точку на правом плече. Любой человек с нормальной чувствительностью руки, или хотя бы просто имеющий там здоровые нервы взвыл бы, а он даже не прекратил работу – просто не заметил.
- Хорошо. Нам не хотелось бы его терять. Он очень полезен Империи, а благодаря своей абсолютной рациональности – предсказуем и управляем. Можешь идти... Но все-таки что-то тут не так… От навязчивых идей так просто не отказываются, а полноценность – несомненно была его навязчивой идеей. Неужели просто сдался?