Марина… Наташа…
Неслышно, волна за волной непрерывным потоком падал снег.
Где-то совсем рядом таяли протяжные гудки тепловозов. Светящееся здание вокзала казалось единственным островком среди снега и ночи.
Марат…. 24 годов от роду, инженер, оцененный недорого, стоял на перроне, ожидая поезд, который должен был отвезти его в первую, настоящую (не в колхоз и не на овощную базу) командировку. Затерявшись среди смутных остовов привокзальных конструкций, среди снега и ночи… маленький инженер 24 годов ждал поезд…
Каждый раз, покидая город, Марат испытывал глупый, безотчетный страх, будто дом, хранил его. Только перед подъезжающим тепловозом отступали страхи и сомнения.… Все начинало двигаться, чтобы попасть в вагон и занять свое место….
Место оказалось возле туалета… нижняя полка…
Напротив… бабушка с глупым и добрым лицом. Бабушка никак не могла найти место ни себе, ни своим вещам… Ее большие руки постоянно перебирали сумки, пакеты и пакетики, мяли билет и, замерев на мгновение, безпомощно взлетали. Верхнюю полку занял представительный мужчина лет сорока, учтиво поздоровался, присел и уставился в окно, за которым вряд ли можно что разглядеть. Спустя минуту стал безпечно оглядывать купе, заинтересовался ночником, пощелкал тумблером и, достав из портфеля трико с футболкой удалился в тамбур.
Кода дали отпраление и поезд медленно тронулся, дверь в купе шумно отъехала. Девушка, увешанная сумками едва не застряла протискиваясь, раскрасневшаяся и в вязаной шапочке, а из под шапочки на глаза спадала непослушная прядь… она ее сдувала забавно оттопыривая нижнюю губу.
Вагон всхлипнул, заскрежетал, здание вокзала качнулось и, нехотя, поползло к хвосту состава, а минуту спустя поезд несся в ночь, теснящимися лицами в окнах прощаясь со спящим городом.
В вагоне стояла неразбериха. Люди высыпали в проход, деликатно предоставляя возможность соседям переодеться, проводница, протискиваясь, раздавала белье, тамбур скрылся в табачном дыму, пока спустя 10 минут все не встало на свои места. Все расселись, и перестук колес затерялся в шуршании оберточной бумаги и пакетов…
Марат сидел забившись в угол, возле двери, полу прикрыв глаза и краем глаза наблюдал за попутчиками. Мужчина сосредоточенно читал журнал, не глядя брал печенье из пачки на столе, не глядя надкусывал, не глядя клал обратно, не гляди брал чай, не глядя делал несколько глотков, ставил стакан на стол, переворачивал страницу и… то же самое… хотя на лице иногда изображалось выражение от радости печатного слова…
Бабушка по-прежнему суетилась, приниженно опустив голову торопливо ела, запивая чаем мелкими глоточками и часто-часто моргала.
Девушка тоже ела… Бутерброд с сыром… Прямая и с плотно сжатыми коленями. Полное купе, полный вагон и она… в панике и напряжена.
В общем, все было так, как положено…. Солнце ушло на другую сторону, вышла луна, поезд едет, все едят, попьют чай и улягутся… некоторые водку пить станут, ну да ладно… Так бывает со многими, уехав из одного места и не доехав до другого, неопределенность преодолевается сигаретами, водкой и рассказами иногда идиотскими, иногда самых невероятных свойств, все больше про друзей и заграницы.
Марат так и сидел… пока все кушали. Бабушка заметила и, как-то по-дурацки пододвинула на край стола свою нехитрую снедь и стала упрашивать Марата покушать. Марат шутя отнекивался, но неожиданно вмешалась девушка. Она требовательно протянула яблоко и посмотрела… Бабсовет… Марат все бы отдал, лишь бы отстали, оставили в покое… Поблагодарил, надкусил и принялся жевать и тут же растерялся от отчаянного треска за ушами. Марат редко ел в обществе и всегда отчаянно стеснялся. Кончив с яблоком, Марат не знал, куда деть огрызок и съел его, а черенок спрятал в карман…
Проводница выключила свет, все улеглись. Мягкий лунный свет заставлял светиться снег спокойно и тихо, и еле слышное дыхание безпечное и светлое, стук колес, похрапывание бабушки. Марат повернулся на бок лицом к девушке…
Он лежал на боку, лицом к девушке, положив ладони под голову, как в детском саду с запахом земляничного мыла и всматривался в темноту, в ее лицо. Иногда, проезжая мимо одиноких будок смотрителей, по купе пробегала тонкая полоска света, и Марату казалось, что он видит ее глаза. Сквозь мерный перестук колес, сквозь неровное похрапывание бабушки. Ее дыхание… родное и беззащитное, ее дыхание на его плече, доверчивое, нежное, такое, когда хочется, пока спит, нашептывать в ушко такие слова, которые не решился бы сказать и гладить волосы и не спать, охраняя свое самое ценное… Марат протянул руку к ней… рука застыла даже не дойдя до середины…
Глаза устали, Марат лег на спину. Марат улыбался, и в груди становилось просто тепло и уютно. Тепло и уютно от вязаной шапочки, девушки с четкой целью, углов и локтей, спешащей… Не его представление о счастье, как о домике в синих сумерках, где окошко в закатах рдеет…
Тревога с перрона, на вокзале перед отправлением… опять всколыхнулась… Не спалось. Улыбка сделалась гримасой и мысли полезли…
Это случилось три года назад. Всего-то ничего, но тогда студент….
Сейчас все непонятно, коллектив – ученые, недосыпание, винтик до конца жизни, сам себе третье лицо…
Так вот, это случилось три года назад… осенью…. Погода была солнечная, прошли заморозки и прихватили лужи, но снег не выпал.
Марат умудрялся подрабатывать проводником и учиться, успешно. В тот день произошел нонсенс, его поставили в фирменный поезд. Ну некому ездить, начальство лето ждало чтоб выкинуть, а с осени? С желтым флажком в дверях, под бодрый марш Сайдашева поезд тронулся, образцово-показательный рейс начался….
Ждать от рейса кроме возвращения через сутки было нечего, да и с флажком в дверях стоять неохота, и только он собрался закрыть дверь, как испуганно замер от пронзительного крика. Марат успел заметить, как женщина на перроне выронила чемоданы и стала оседать прижав руки к груди. А еще он успел заметить, как девушка, очевидно опаздывающая на их поезд, разогналась и поскользнулась. Мгновение и его вагон поравнялся с ней. Ее уже развернуло по ходу поезда. Она лежала задрав подбородок и зажмурившись от страха и, согнув правую ногу, исступленно била по земле ступней, разбрызгивая лужицу крови, успевшую натечь из отрезанной по щиколотку левой ноги.
Светало. По углам купе клубился полумрак. Марат повернул голову и посмотрел на девушку. В полумраке ее черты походили на черты той, перекошенной от страха и не успевшей осознать, что спешить больше некуда….
Похожи…. Может ее звали Марина… может Наташа…