Глаза как у птицы - темные, с искоркой. И нос длинный. Странный какой, улыбается. Ну что делать. Поздоровались, несколько мгновений молчания.
-Пойдем,- говорю я.
-Я тебя представлял другой.
-Какой?
-Не знаю, просто другой.
-Разочарован?
-Нет, конечно. Ты же пришла.
И я посмотрела на ноги. Минуту знакомы, идем в ногу. Он закурил. Смотрит, улыбается чему-то. А я иду, просто иду. Веду незнакомца домой. Холодно, а он без шапки.
Попробуй найди что-то адекватное на голову в наших магазинах.
-У тебя шарф как у меня, - заметила я.
-Мама связала.
А я иду и молчу. Потому что свой купила, когда совсем замерзла на рынке вместе с шапкой, которая видоизменяет форму головы. Просто зачем об этом говорить?
Родители на работе до вечера. Хотя уже стемнело и времени всего пара часов. Мне казалось, что это много. Зато дома серая собака и приблудный попугай. Собаке он понравился. Попугай из сумерек словно щурится, шипит. Хотя я без очков плохо вижу. Стесняюсь надеть.
Он сел на диван с левого края, положил руки на колени и сидит, всё так же улыбается. Но как-то нагло, ему просто интересно что я такое. Он зритель. И помоему провокатор. Чтож я могу поддаться на провокацию, понять чего ты хочешь, усыпить твою бдительность твоим же чувством превосходства и просто улыбнувшись успею отбежать вовремя. Я девушка и физически и метафизически.
Иду на кухню, конечно, за чаем с лимонами. Предлагаю попробовать, мной приготовленных два часа назад,светлячковых лепешек - ирландская кухня. Вкусно, но кухня чуть не сгорела и животных пришлось эвакуировать, открывать все окна, это в декабре.
На мне розовая кофта с капюшоном, цвет который я через месяц совсем разлюблю, но раз уж была. Джинсы в обтяжку и даже волосы светлые! Я исхудавшая, сжившаяся с депрессией поздней осени, которая переоделась к зиме не выходя из комнаты и показала свое красивое, но через чур бледное, нездоровое тело. Мне так нужен такой как ты. Не было бы, выдумала б.
Я села на компьютерный стул напротив. Задавала глупые вопросы. Потом села на правый край дивана и стала задавать их уже от туда. Потом я снова вернулась на стул.
-Смотри! У тебя так пуговица вон та блестит.
-Какая?
-Вот эта.
И я показала ему на грудь. Он не знал как реагировать. Да и я не знала как на себя реагировать. Молчание. Краем глаза остановилась на своем отражение в зеркале. Глаза разгорелись. Принесла чай. Лепешек не хочешь, как хочешь. А я не ем почти. Не могу одна есть.
Наткнулась на книгу перемен.
-А давай я тебе погадаю?
-Ну давай.
И я села к нему на диван с монеткой и листочком. Жаль что забыла, что нагадала. А ведь потом каждая минута стала такой важной. Даже сейчас интересно.
Потом мы включили какой-то фильм ужасов. Выпили еще чая. Выключили свет. Я напряженно щурилась, следила за часами. Потом ты как-о незаметно сполз по дивану. А у меня брат так делал, и мы ужасно ссорились. Было жутко неудобно на самом деле. Шея затекла. Стала ему завидовать. Потом как то он уговорил лечь рядом, просто лечь. Он мне потом рассказывал, что всё-время смотрел на мою макушку, там где видно светло-розовую кожу. Мы лежали весь фильм как выкопанные, бездвижно. Тяжело дышали. Потом я прищурилась дважды , подождала какое то время,и сказала, что ему пора уходить.
Пришлось провожать. Потом по снегу, по темени, без шапки - домой. А дома уже всё по другому: свет в коридоре, на кухне мама разогревает ужин, собаке моют лапы, громко работает радио.
Хотелось удивить. Просто самой хотелось чтоб это всё было.
Чтоб запомнилось.
А запомнилось только мне.