Оля вышла вынести мусор. День начинался отвратительно – сначала на нижней клетке ее облаяла соседская овчарка, потом дворничиха посмотрела на нее злостным взглядом, что, впрочем, не новость, а тут еще на улице шел дождь. Было два выхода – бежать под густыми каплями к мусорному ящику, или вернуться наверх за зонтиком. Можно было, правда, выкинуть мусор позже, но тогда может вернуться с ночного дежурства мать, и Олю будет ждать строгий выговор – мусор надо было вынести еще вчера, но, во-первых, на ночь глядя мусор выносить – плохая примета, а, во-вторых, и в главных, вчера Оле было лень. И сегодня – лень, только выслушивать крики матери – перспектива из малоприятных.
Решившись, Оля бегом бросилась к мусорному ящику, и, поскользнувшись на оставленной кем-то банановой шкурке, свалилась прямо в лужу. «Боже, как банально!», – пронеслось в голове Оли. Засмеялся соседский мальчишка, и Оля с неудовольствием подумала, что это падение ей будут помнить долго... Страшно болела разбитая коленка, дождь уже успел вымочить махровый халат, один тапок лежал в стороне, второй – в луже. Отличный выдался денек...
Оля со вздохом поднялась и, хромая, прошлепала к мусорному ящику. Выбросив проклятый мешок, она с трудом похромала обратно и только на крыльце осмотрела содранную коленку. Да... короткие юбки и тонкие колготки придется на время забыть. Как и каблуки – ногу она ударила хорошо, и щеголять на длинных шпильках ей еще долго не придется... А жаль... Оля была девочкой кокетливой, любила показывать стройные ножки, подчеркивать осиную талию, и манить соседних мальчишек гривой пушистых, шоколадных волос. «Сладкая девочка»... Так ее называл папа. А мама – «моя шоколадка» за каштановые волосы и карие глаза. И теперь этой самой «шоколадке» пришлось минут двадцать хромать на четвертый этаж, проклиная и свою неосмотрительность, и оставленную кем-то банановую шкурку, и дворничиху, что уставилась на нее, вместо того, чтобы эту самую шкурку убрать, и, более всего – того придурка, что съел банан и бросил шкурку прямо под ее подъездом. Наконец-то и четвертый этаж.
Оля вздохнула с облегчением и замерла: на пороге ее квартиры лежала белоснежная роза. Такая пленительная, что у Оли прям руки зачесались, чтобы схватить цветок. А нельзя – розу, наверное, подложил соседский мальчик. Давно уже на нее смотрел влюбленными глазами, цветы таскал, забрасывал ими лестничную клетку на пути своего кумира, только Оле от него были сплошные неприятности – злилась соседка с первого этажа, на чьей клумбе были сорваны цветочки, злилась мама, которой приходилось убирать это свинство, злилась на Олю и девочка снизу, давняя ее подруга, и сестра бедного Игорешки. Именно поэтому Оля не взяла розу, прошла мимо, хоть цветок и в самом деле был красив: нежные, удивительно белые, чуть прозрачные лепестки, капелька воды, застывшая у венчика, и розовая ленточка, обнимавшая колючий стебель. И где ее Игорешка только украл? Что украл – у Оли не оставалось ни малейших сомнений, цветок такой стоил дорого, и у Игоря с бедной семьи такие карманные деньги водились редко... Может и купил... собрал... Оля с раскаянием вспомнила собачьи глаза поклонника-мальчишки и, внезапно разозлившись на себя за слабость, одним ударом ноги отбросила розу в сторону, и вошла в квартиру. Красивый цветок, жалко, но Игоря тоже жалко. Надо поговорить с мальчиком – так больше продолжаться не может. Мама права – такая любовь ненормальна, но как приятна... как приятно быть кому-то столь близкой, столь дорогой...
Мама пришла через час. Оля ждала нового выплеска, комментариев на счет несчастного цветка, но комментариев не было – мама была такой, как обычно: усталой, разбитой, и чем-то недовольной.
– Оля, опять вчера спать поздно пошла, – прошептала мама. – Говорила тебе, что сон до двенадцати – лучшее лекарство для красоты.
– Но, мамочка, – примирительно улыбнулась Оля, не пытаясь спорить – если мама угадала, что она не спала до двух часов ночи, то уже не отвертишься – маму обмануть нельзя. – Фильм интересный был. Мама, можно мне к Динке сбегать?
– А уроки сделала?
– Но еще воскресение впереди! – заупрямилась Оля. – Да и веселей с Динкой, сама знаешь!
– Знаю, – согласилась мама, неожиданно улыбнувшись дочке. – Иди, Шоколадка, только долго не задерживайся.
– Не задержусь, мам! – радостно закричала Оля, целуя уставшую маму в щеку.
Живо натянув джинсы со спущенной талией, короткую майку и кроссовки, Оля окинула свое изображение в зеркале придирчивым взглядом и разумно решила, что и такой стиль не так уж и плох: из зеркала на нее смотрела этакая спортсменка с огромными карими глазами и собранными в хвост пушистыми кудрями. Накинув на плечи спортивную куртку, Оля выбежала на лестничную клетку, и, как всегда наткнулась на Игоря. Вспомнив, что намеревалась серьезно поговорить с мальчиком, Оля смутилась – сейчас не было настроения для серьезных разговоров. Лень. Поэтому девушка ограничилась обычным:
– Больше так не делай, – и пробежала мимо.
Почему-то долгое время не выходил с ее сознания вопросительно-удивленный взгляд мальчика...
Вернулась Оля поздно, когда на улице уже стемнело. Закрыв в коридоре зонтик, она на ощупь начала искать в сумочке ключи. Ее отец периодически вкручивал в коридоре лампочки, и также периодически эти лампочки кто-то разбивал. Кому-то из их соседей, и Оля даже подозревала, кому, очень нравилась темнота, где можно так здорово целоваться, вернувшись со свидания. Наконец-то ключ нашелся, но вылетел из рук девушки, и Оля, выругавшись, начала шарить по коврику в поисках потери. Напоровшись пальцами на что-то колючее, Оля невольно вскрикнула. Щелкнул замок, Оля отпрянула, чтобы не получить створкой по лбу, и в темноте высветился четырехугольник двери.
– Что опять? – раздраженно спросила мама. – Ключи потеряла?
– Упали, – оправдывалась девушка. – Ах, вот они!
– А это что? – мама указала на цветок, лежавший на коврике. Оля скривилась. Еще один. Не тот, что утром, этот был чуть розовее, всего чуть-чуть, как щеки белокожей красавицы, покрытые смущенным румянцем. И капелька воды на лепестке. Отражавшая свет капелька, вкус которой Оле так захотелось попробовать...
– Это не я! – воскликнула девушка, одним движением кудрявой головы смахивая с себя наваждение, – может, потерял кто-то?
– А, может, Игорь? – язвительно ответила мать, пропуская дочь в квартиру. – Оля, я же просила тебя поговорить с мальчиком. Скажи ему, наконец, твердо и ясно, что это невозможно.
– Говорила, не понимает! – зло ответила Оля, раскрывая зонтик.
– Значит, не ясно говорила, если он еще не понял. Губишь ты парня, понимаешь?
– Мама, почему ты всегда на его стороне? – взвилась Оля. – В чем я виновата? Что я сделала?
Оля вбежала в свою комнату и стукнула дверью. Почему они все не понимают?
Воскресное утро встретило Олю льющимся через окно солнышком. Было уже около одиннадцати. Оля потянулась. Как хорошо было вот так выспаться, ни о чем не думая, просто выспаться. А завтра вновь в школу... Оля ходила уже в девятый, а до сих пор не имела парня. Игорь не в счет. Разве можно такого воспринимать серьезно? И вдруг девочка встрепенулась. Вторая роза! С длинным стеблем, шикарная, что не меньше лата стоит. Крупная, красивая, разве мог такую принести Игорешка? И второй раз. Сообразив, наконец, в чем дело, Оля босиком бросилась к телефону. Как здорово! Надо рассказать Динке о тайном поклоннике! В том, что это был именно тайный поклонник, Оля уже не сомневалась, и уже через минуту шепотом, чтобы мама не слышала, выкладывала Динке во всех подробностях историю начинавшегося романа. Динка завистливо дышала в трубку, ведь у Оли что-то настоящее, как в книгах, а ее Сашка уже неделю на тренировках пропадает, вечно у него ни на кино времени нет, ни даже на мороженное, а вот у Оли... у Оли иначе...
– Ты только его не балуй! – серьезно советовала Динка. – Они все хорошие, пока своего не получат. Будет цветы таскать – не бери, помучай его...
Оля признала правоту подружки и не взяла следующего цветка. Теперь уже розового, как только-только зачинавшийся закат, и опять эта капля росы на венчике. Оля села на лестницу рядом с цветком и долго его изучала, не в силах противостоять желанию прикоснуться к нежным лепесткам, попробовать их ласкового поцелуя при соприкосновении с губами. Какой он, этот таинственный незнакомец, что дарит ей цветы? Необычные цветы – Оля таких еще никогда не видела. Розы, приносимые кем-то на ее коврик, были крупными, полураспустившимися, и каждый раз разными, как люди...
Лишь через минут пять Оля смогла преодолеть искушение и войти в квартиру, но розу... розу не взяла.
На следующий день она летела домой, как на крыльях. Летела, чтобы проверить – был цветок на коврике, или нет. А вместе с ней летела к розе и Динка, которая еще не совсем верила в счастье подружки. Не хотела верить, и в девичьей зависти надеялась, что розы не будет.
Роза была. Цвета алой крови, она лежала на коврике, все так же перевязанная розовой ленточкой. И та же капелька росы на лепестках.
– Видишь? – счастливо шептала Оля, заливаясь румянцем. – Видишь?
– Красивая, – прошептала Динка, заворожено глядя на розу. – Но не бери, не думай! Пусть еще помучается, тогда у вас все лучше выйдет, верь мне!
Оля верила – у Динки ведь уже третья «серьезная» любовь была, а она, Оля, в таких делах глупая совсем. Но все же, как здорово – иметь неведомого поклонника!
Лишь к часам четырем Оля вспомнила, что опять забыла вынести мусор. А мама сегодня – в дневную... Оставив Динку за чашкой чая, девушка вышла на лестничную клетку, глянув на коврик – розы не было. А жаль... Коврик, такой знакомый, вдруг показался Оле чужим, чего-то лишенным. Со вздохом девушка спустилась вниз, выкинула мусор, и, вернувшись к двери замерла: на коврике лежала роза! Не такая, как прежде – она была чуть темнее, чуть красивее, чуть пленительнее. Рука Оли сама потянулась к цветку, но, вспомнив слова Динки, Оля остановилась... Красивая роза, но что важнее – обычный цветок или тот, кто цветок принес? Оле вдруг захотелось его увидеть, спросить, почему он не показывается, почему мучает ее неведением? Капелька росы скатилась по лепесткам на коврик, и Олю пронзило вдруг сожаление – как жаль... жаль этой слезы, жаль красоты. Оля открыла дверь, и, пробежав в комнату, закричала:
– Еще, еще роза!
Динка выбежала в коридор, и обе замерли: цветка не было. Только темная капелька на коврике в том месте, где впиталась в ткань росинка.
В ту ночь Оля не спала. Все стояли перед глазами девушки розы: белая, розоватая, розовая, алая, и красная... какая будет следующая? Оле было все равно – ее волновала только капелька, капелька росы, соскользнувшая на грязный коврик. Такая же чистая, нежная капелька скатилась по щеке девушки на подушку. Какой он? Милый, теплый и романтичный, как лепестки розы, или жесткий, сильный, мужественный, как шипы? Какой бы не был, а он ее любит... От этого слова, столь пленительного для каждой девушки, душа Оли зазвенела в такт неслышимой мелодии – как хорошо, когда ее любят! Еще одна слеза скатилась по матовой коже на подушку. На этот раз слеза счастья... Слеза, мгновенно осушенная прожорливым хлопком... Любит... он ее любит... не так как Игорь, нет... по-настоящему...
Оле снились мягкие, как лепестки розы, губы, что касались ее щек, снился его аромат, аромат розы, снились его руки, твердые, как стебель, нежные, и требующие... и проснулась девушка обновленной, светящейся изнутри счастьем. Еще немного... и она возьмет розу, еще немного, и она примет его подарок, еще немного, и они будут вместе!
Уроки уже не волновали Олю. Не волновала школа, не волновали даже оценки, она все думала о коврике, и ожидающем ее цветке. В том, что цветок будет, Оля уже не сомневалась. Какая он будет?
Роза была темная, насыщенная, как всегда пленительная. Была и капелька росы... Не отрывая взгляда от цветка, Оля осторожно прикоснулась к лепесткам, истощающим тонкий аромат. Росинка скатилась на пальцы, пронзила разгоряченную кожу холодом. Оля вздрогнула, ее охватил страх, мгновенно переросший в ужас. Девушка вскочила на ноги, и, быстро вбежала в квартиру, опершись спиной о входную дверь. Через мгновение она очнулась, открыла дверь, намереваясь схватить цветок и решить все сомнения, но... розы не было.
Оля сидела как на иголках. Что, если он передумал? Если у него лопнуло терпение? Что, если Оля переборщила... если он ее разлюбил? И больше не будет цветов? Не будет этих чар, опутавших душу девушки пленительными нитями? Оля вдруг поняла, что больше так не может – ей надо увидеть его! Надо! А если все кончилось, и он больше не придет... Что, если...
Оля заплакала, не в силах разрешить своих сомнений. Забили на стене часы. Оля встрепенулась. Три... скоро мама придет. Сегодня мама опять в дневную... убрать квартиру надо, мама и так много работает... Оля машинально прошлась по квартире с тряпкой, стирая пыль, помыла посуду, подмела пол, полила цветы... и пошла выносить мусор. Она и не надеялась, что цветок появится на коврике, но, возвращаясь, Оля увидела розу... Почти черная, манящая, лежала она на коврике, и на темных лепестках вспыхивала капелька росы. Оля медленно, не веря своим глазам, потянулась к цветку. Такой же цветок, нежный и ароматный, цветок счастья, расцветал в ее душе. Пришел... Пришел! Когда только успел? Оля специально смотрела – не было никого на лестнице, не входил никто в подъезд, а он все же пришел...
Оля взяла цветок в руки, еще не вполне веря своему счастью. От пленительного аромата закружилась голова. Стало вдруг так легко, так свободно... Улыбаясь от предвкушения первой любви, яркой, светлой, стремительной, девушка поднесла цветок к лицу, и капелька росы, скатившись по лепесткам, нашла себе место на ее не менее нежных губах. Оля слизнула росинку...
Она взяла розу. Наконец-то! Долго тянула, другие были быстрее... А ведь, если бы не взяла, пришлось бы искать новую... Даймон материализовался в их глупом, никчемном мире, и подошел к лежащему на полу телу. Красивая. Все они были красивы, красивы по-своему, но Анейла, Анейла была красивее... Даймон взял розу с груди умершей. Все кончено – жизнь бескрылой за часть жизни Анейлы.
Даймон вернулся в свой мир. Ласково светило здесь солнышко, пронизывая все светом, буйствовала вокруг растительность, даруя жителям цветы и нежные, питательные плоды. На траве лежала девушка. Нежная и тонкая, она, казалось, спала. Но страшен был этот сон. Сон смерти...
Даймон вспомнил, как все началось. Они оба следили за зарождающимся человечеством, помогали глупым людям в их приземленных проблемах, вдохновляли их на открытия, пока Анейла, по неосторожности, не показалась одному из них... Даймон еще помнил ее пронзительный крик, когда ее доброе, нежное сердце пронзила стрела, их стрела... Анейла умерла быстро и безболезненно, но гораздо медленнее умирал Даймон. Умирал от гнева и страшной боли. Сначала он уничтожил деревню, где она умерла. Потом прошелся эпидемиями по их стране. И уничтожал бы дальше... но иногда возвращался к ее телу... Не мог не возвращаться. Не мог без нее...
Казалось, она спала. Такая нежная, такая знакомая. Казалось, сейчас откроет глаза... но не открывала. Даймон рыдал возле ее тела от отчаяния, не в силах поверить – ее убили эти... слабые, бескрылые, они убили ее, сильную и нежную... Убили покровительницу, убили свою госпожу...
И тогда пришла та девушка... Шла она в своих белых, сияющих одеяниях, по разоренной деревне легко и спокойно, и в ее чистых, голубых глазах читалось сочувствие. Столь сильное, что Даймон на мгновение замер, позволил бескрылой подойти к ее телу, позволил положить белоснежную, пронизанную светом розу на грудь Анейлы.
– Не уничтожай более моего народа, Даймон, – с грустью прошептала она. – Не множь страданий на моей земле. И я дам ей жизнь. Искуплю нашу вину. Можешь выбрать из моего рода одну девушку, только одну, чтобы продлить жизнь Анейлы на человеческий век. Когда Анейла вновь умрет, а этого я не могу предотвратить, ты возьмешь жизнь еще одной моей дочери. И будешь так поступать до тех пор, пока не кончится твой век и твоей Анейлы. Так мы искупим свою вину. Одной молодой жизнью в одно поколение.
– Я не умею... убивать, – прошептал Даймон.
Девушка улыбнулась. В ее глазах Даймон увидел трупы своих жертв, и в чистой душе крылатого существа проснулось раскаяние, раскаяние, все еще смешанное с болью. Что он творит? Анейлу это не вернет, а боль его не утихнет...
– Тебе больше не надо убивать, – ответила девушка. – Дам тебе семь роз. Будешь дарить их избраннице, одну за другой. Видишь, капельки росы на лепестках? Для моих дочерей это самое большее искушение, и мгновенный яд. Яд, переносящий ее силы в шипы розы. Но если избранница не возьмет ни одного цветка, не испробует яда – оставь ее и ищи другую. И среди людей бывают слишком ценные, что отдать их твоей Анейле...
Как всегда, это произошло быстро. Анейла глубоко вздохнула, открыла глаза, и с легким сожалением посмотрела на лежавшую на ее груди почти черную розу. Розу, по шипам которой жизнь из бескрылой девушки перетекла в жизнь девушки-даймона.
12-13.08.2008