Было воскресенье, апрель и та особая сквозная золотистая пустота, которая бывает только два раза в год. Весной, когда ещё не до конца растаял снег, но вдоль тротуаров уже видны прошлогодние листья, и осенью сразу же после первых заморозков. Но было у этой пустоты ещё одно свойство: она возникала только в ясную, сухую погоду – тогда чёрные ветки деревьев становились похожи шаль, через которую вы смотрите на небо, или на лист с древними иероглифами, значение которых ещё не раскрыл ни один учёный.
Елена обожала в эти дни, в особенности воскресенья, выбираться из дома и бродить знакомыми с детства переулками. Ей казалось, что в целом мире живы только она и этот древний пергамент - небо. Да почти так оно и было. На улицах их маленького села вечером воцарялась тишь. Почти не ездили машины, только старый автобус, ровесник Елены, дребезжал по избитым дорогам. Прохожих тоже не было – все сидели по домам. Так называемое взрослое население покоилось на заслуженном отдыхе у телевизоров. А их детки слонялись по квартирам, зная, что завтра в школу и отпрашиваться куда-либо бессмысленно. И поэтому она выходила на улицу всегда одна. Когда-то расстраивалась – хотелось, чтобы кто-то был рядом, чтобы тоже понимал, что мир вечен, одинаков и прекрасен во все времена. А потом привыкла, и даже никого уже не хотела звать. Просто брела одна по одному и тому же маршруту в неизвестно какой раз. И всегда её посещала одна и та же мысль, что это всё уже было и будет вечно, что именно эти её любимые сквозные дни и описывал Бунин в «Антоновских яблоках». И было так спокойно идти, ни о чем не думая, кутаться в пальто и слушать, как стучат каблуки. Очередной пустынный перекрёсток, очередной светофор –это переулок ей знаком. Надо повернуть на лево – и увидишь дом бабушки. Когда-то они с ней гуляли от этого светофора до аэропорта, заходили в магазин, брали чего-нибудь к чаю и возвращались домой. Но это было давно, ещё жив был дедушка, а она легко помещалась у него на плече. Она закуталась покрепче в эти воспоминания, а заодно и в пальто, и повернула на лево.
-Здравствуй!
-Здравствуй, родная! Какими судьбами ты ко мне, внуча?
-Захотелось…
-Проходи-проходи. Сейчас чайник поставлю.
Она разделась и зашла в кухню. В доме почти никогда и ничего не менялось, только обои и то, когда они уже совсем теряли презентабельный вид. Стол возле окна, желтоватые занавески, тюль, непременное солнце в 5 вечера, белые шкафы, урчание холодильника и огромный пушистый кот, развалившийся в полосе света. «Мэйся, Мэйсичка! - она присела рядом с котом, прямо посредине кухни – это было их место. – Ой ты какой! Ой ну давай за ушком почешу». «Лена! Ну что ты всё как маленькая?! Брось ты этого грязного оболтуса!» - бабушка кота не жаловала, она вообще не отличалась любовью к какой-либо живности.
-Ну что ты? Он хороший!
-Ага! Балбес он! Ну садись, рассказывай, как у тебя дела.
И пошла долгая неторопливая беседа. Они всегда могли говорить часами. С бабушкой Лене было проще, чем с матерью, не надо было отчитываться за оценки, рассказывать про мальчиков, надо было просто говорить какую-нибудь фразу и слушать долгий-долгий рассказ о бабушкиной молодости. А когда слушать надоедало, можно было собираться домой, сославшись на то, что уже пора на автобус. Так было и сегодня. Бабушка по их традиции провожала до автобуса, махала на прощанье рукой. И автобус увозил Елену домой. А почти никогда не хотелось. Бабушка в этот момент казалась такой жалкой на этой грязной остановке, в свом стареньком плаще, и невероятно одинокой. Всегда было стыдно оставлять её вот так, одну, а самой уезжать…домой. Где всегда начиналось одно и тоже. «Где ты была? Иди ешь! Что значит не хочу? Ты же сегодня не ела? Почему я не видела, что ты учишь уроки на завтра? - Дима, скажи ей! - Достали обе! – Да тебе плевать на нас обоих! Ребёнок тебя видит только по воскресеньям на диване и с похмелья! – Ребёнку скоро семнадцать лет! А я устал с рейса, мне стресс снять надо! – Какой ещё стресс? Елена, иди в свою комнату!». Все эти реплики Елена знала наизусть, знала, когда они начнутся и когда закончатся. Тоже самое будет и сегодня. А пока что…
Она открыла дверь. Вошла. Закрыла глаза. «Вот если бы можно было отключить звук, и вот так простоять целую вечность в тишине и тепле…А там над домом первая звезда» Она прошла в свою комнату. Без проблем в темноте нашарила крючок за дверью – повесила пальто, включила лампу над софой. Она никогда не включала люстры, всегда сидела в полутьме. За дверью бушевала мама. Всё привычно. Делать ничего не хотелось, даже переодеваться. Так и застыла, облокотившись об стол, с халатом в руках.
Ощущение сквозной праздничной пустоты пропало, древнее небо скрыл потолок, а первую звезду заменила электрическая лампочка. Что дальше? Она не знала. Наверно, как всегда: переоденется, пойдёт на кухню, буркнет что-нибудь матери, а потом будет до полуночи читать. А если сегодня вдруг случиться чудо? Елена всегда ждала чуда и упорно в него верила с самого детства. И чудо это было обычное девичье – принц на белом коне, который, как водиться, шикарно прискачет, заберёт её из тёмного царства от родителей и увезёт в светлую жизнь, где всё будет, как в книжке про мастера и Маргариту, свобода, творчество, любовь. Хотя за последние два года эта сказочка претерпела некоторые изменения. Принц появился, правда без коня, но зато с гитарой, и увозить он её явно не хотел. Он вообще старался не замечать, что она есть на свете. Куда богам до простых смертных спускаться! А она была именно простой, земной девушкой, не понимавшей его музыки, стихов, философии и поведения. «Какая же это была пошлая нелепо-псевдо-трагическая любовь! И любовь ли? – она уже сидела у зеркала, вглядываясь в него, как будто ища ответ на свой вопрос. – Вот его нет. Он молодец. Он учится на журналиста. У него новые друзья, такие же как и он. У него есть девушка, которую он любит по-настоящему… Хотя он всегда так любит. Вот только не меня. И кому нужны были эти жертвы: эта газетка, это репетиторство, это желание поступать на журфак. Правильно ли? Хотя… Куда я? Вся школа ждёт моего блестящего поступления. Поздно, Леночка, метаться. И врать-то хоть самой себе не надо – ты же хочешь доказать ему, что он не заметил такую драгоценность, как ты» - опять наступил ступор, на этот раз уже даже без мыслей, просто механически расчесывала волосы. Где-то в голове мелькнуло – «Надо обстричь». Это вывело из транса. Елена оглядела комнату – и вдруг чётко и ясно поняла через три месяца ее здесь не будет, никогда, может быть. Она больше не будет жить в этом золоте лампы над софой, за этими задёрнутыми шторами, за этой плотно закрытой дверью. Её больше не будет, она уйдёт в другой мир, сквозной и пустой, как сегодняшнее небо. Всё решено уже давно: будет журфак и не будет никаких принцев с гитарами. Почему-то вспомнился одноклассник, золотой голубоглазый мальчик, влюблённый в неё с первого класса, называвшей её толи в шутку, толи взаправду королевой. Бросилась в глаза книга на софе «Белая гвардия» - Елена золотая, будущая светлая королева. «А может и вправду – королева? – она снова попыталась узнать ответ у зеркала. – Поживём увидим. А теперь читать и спать»