ВНУТРИ , КАК ПРАВИЛО, ПУСТО
Каждое утро служащий районного отделения Национального банка встречал этого старика. Старик брел вдоль бульвара, по которому на службу торопился и клерк и в сознании молодого человека отпечатывалось одно и то же: старик трогает палкой всякую коробку, наклоняется и рассматривает, что там внутри. Внутри, как правило, ничего не было. Проходя рядом, служащий Национального банка успевал отметить пустоту заинтересовавшей старика упаковки и едва ли не всякий раз бормотал: «Как же, держи карман шире!» Долгие годы каждое утро, с небольшими различиями в мизансценах повторялся этот пролог в трудовой день. Однажды старик не встретился, не было его и целую неделю. Положение клерка оставалось стабильным. Его не повысили по службе, но и туч на житейском небосклоне вроде как не появлялось. Вот супруга, правда, к беззастенчивым тратам которой он никак не мог привыкнуть, приобрела недельный набор ночных сорочек. Придя домой, он заметил несколько коробок на полу. Одна из них не была раскрыта. Подняв ее, демонстративно бросил на постель, с возвышения которой, жена разглядывала себя в трюмо. Нагнувшись и осмотрев одну за другой остальные, он удалился. На следующий день с утра его офис постигли ремонтные работы, впрочем, не столь уж обширные, но в результате которых рядом с монументальным сейфом появился еще один, поменьше. «Что будет в нем?»- полушепотом поинтересовался он у сотрудницы. Та неопределенно пожала плечами и чтобы удовлетворить любопытство ему пришлось чаще проходить рядом. Как-то раз его позвал Управляющий банком и, достав из нового сейфа пакет, попросил отвезти его через весь город в дочернее отделение. По дороге он увидел жену с каким-то мужчиной. Наблюдая, он свернул и сел в дальнем углу бесконечного бистро. Потом он вспоминал, был ли в гонке за ними в такси пакет при нем? Или он оставил его в бистро? Он мучительно вспоминал и снова вспоминал это в наступившие холода. Они переехали в другой район и по утрам он прохаживался вдоль улицы, смотря по сторонам. Однажды пакет точно такого же вида и цвета валялся около урны. Он нагнулся и убедился в ошибке. В поисках чего-то неопределенного ему понадобилась палка и он теперь без особых трудностей переворачивал даже пустые пачки из-под сигарет. Но что он ищет здесь, когда они жили в другом месте? Он метнулся туда и поспешно прошел вдоль всего бульвара. Утро застало его там же, осматривающим всякие картонки теперь уже спокойней, хотя и не менее увлеченно. Навстречу ему торопился молодой человек. Явно на службу.
СОЛДАТ ДОЛЖЕН СТРЕЛЯТЬ
Чучел кулахари было много. Кулахари – это такое умеющее летать, но всю жизнь живущее на земле семейство водоплавающих. Вражеский солдат никогда не был в этой стране и никто из пославших сюда солдата не был здесь. Население встретило его без энтузиазма, но надо сказать, что враждебная встреча по неписанным правилам простодушного народа – это отказ проводить незнакомца в Музей набивных чучел кулахари. Солдат был один единственный, поскольку генералы, выслав разведку, с уничижительной усмешкой узнали о полном отсутствии армии в этой стране. Но не одно это вызвало бессердечное решение послать подготовленного солдата на завоевание страны, где только и занимались набивкой чучел кулахари. За все время неизвестный миру народ не произвел ни одного убийства на своей территории. То-есть люди умирали от несчастных случаев или же в преклонных годах, но не от рук своих соплеменников. Наказанием за тяжкий проступок было отлучение от древнего народного промысла каким являлась набивка чучел кулахари. Солдат посылал депеши на имя Главнокомандующего своей Армии. Каждая содержала сведения о количестве убитых в ходе завоевания солдатом жизненного пространства, а также казненных мятежников, поднявшихся на борьбу против преступлений оккупанта. Это количество все возрастало. В первый день пребывания на чужой земле солдат уничтожил 189 человек, второй принес жуткую жатву в количестве 241 человека. Труд солдата, как поясняли послания, был не из легких. Этих сообщений перевалило уже за пятьдесят, когда командование перестало радоваться успехам. Решено было послать роту, чтобы обуздать вошедшего во вкус убийства свихнувшегося сержанта. Какого же было удивление военных, прибывших с инспекцией, когда выяснилось, что их доблестный парень никого и пальцем не тронул. Рота солдат рассеялась в поисках обманщика и все пути привели к Музею набивных чучел кулахари. В середине зала сидел солдат и набивал последнее чучело. Это действительно было последнее кулахари, больше во всем мире не было ни одного экземпляра. Чучел вокруг солдата было невероятно много. Страна была завоевана.
У ОВЦЫ РОГОВ НЕТ
Овцы было две. Их привезли на машине с открытым кузовом, но так как развернуться в узком переулке было невозможно, овец по одной спустили с кузова и погнали к тупику. Там, привязанные к дереву пожилым, но крепким арабом, они блеяли рядом, прерывая свою тревогу только на кратковременное тыканье узконосыми мордами друг в друга. Одна из овец стала реже подавать голос. Она вытягивала пушистую шею, какая вообще характерна для данной породы и переодически погружала свой розовый нос в густую шерсть подруги. Араб между тем отвлекся. Орудия убийства были уже готовы, но ему нужно было зачем-то сходить в дом. Овцы надсадно блеяли. Араб вернулся с полотенцем, перекинутым через плечо. Но тут к нему подошел товарищ и они стали над чем-то смеяться. Неожиданно тот, с полотенцем через плечо, повалил овцу на землю, взял один из лежавших в тазу ножей и коротким, блеснувшим движением перерезал ей глотку. Второй пододвинул таз и овца, дергаясь в конвульсиях, все время сбивала таз в сторону. Наконец, он догадался подставить ногу. Пока разделывали овцу, вторая, насколько позволяла ей веревка, вытягивала голову в сторону действа. Вдруг, протяжно сигналя и сверкая на солнце в переулок въехали две машины. Из них, пританцовывая и восклицая, вышла и двинулась в сторону мясника толпа, окружила его, и поочередно с ним обнимаясь, гости стали заходить в дом. Овца натягивала веревку и упиралась то в стену, то в ноги стоящих рядом людей. Наконец она остановилась и, смотря перед собой, блеяла в этот сухой, пустой и раздраженный ее отчаянием воздух. Резкие тени и полдневная жара равнодушно наблюдали за ее беспрерывными и безуспешными рывками. И все же, очередной раз натянув веревку, овца вдруг почувствовала свободу. Она сделала пару шагов вперед и вдруг повернула в сторону таза. В нем все так же покоилась освежеванная туша. Голова, лежавшая на краю таза, смотрела на свою сестру с каким-то загадочным видом раскрытого секрета, словно новое состояние было завершающим в познании вкуса травы, широты пастбища, запаха стада, вида людей и собак. Вышедший из дома араб увидел отвязанную овцу, легкой трусцой побежал к ней и вдруг остановился. Спешить никакой необходимости не было: живая стояла, блеяла над мертвой головой, обнюхивала ее и блеяла снова. Она дала увести себя, но когда повалили ее, вытянула шею в сторону таза с мясом. Это заметил даже мясник, но он был мастер и не поддавался на сантименты.
СУЖДЕНИЕ О ЦЕНТРЕ
«Умеющий поднимать ветер» лежал в камышах и поглядывал в сторону деревни. «Умеющий усмирять волны» направил к камышам лодку. «Умеющий продлевать дорогу» остановил свою колымагу у самой излучины. Сидящий в лодке приподнялся и презрительным жестом указал в сторону зарослей. «Спит?» - спросил тот, что на колесах. Тот, что был на реке, хихикнул и многократно закивал головой. «Ты чего, спишь?» - вроде как и негромко спросил этот, с суши. «Я вижу тебя, значит я сплю?» - раздалось из камышей. «Но если на небе нет ни облачка, откуда я знаю, что ты меня видишь?» - резонно спросил «Умеющий продлевать дорогу». Наступившее молчание прервал «Умеющий усмирять волны»: «Ты уткнулся в Горизонт, ты видел, что и там есть вода?» «Горизонт утер ушиб. Ему деваться некуда. Он сделал хорошую мину при плохой игре», - сидящий в колымаге со словами ответа свесил ноги с дверцы и с наслаждением растянулся на сидении. «Это свидетельствует о том, что тебе больше некуда продлевать дорогу», - вновь раздался голос из камышей. «Если на небе нет ни облачка, это же не значит, что ты спишь!» - парировала колымага. «Но он может двигаться в Обратном направлении...» - задумчиво сказал тот, с реки. «Я все забываю, - оживился «Умеющий продлевать дорогу», - Обратное направление спрашивает, если в окружности к берегам все время стремятся волны, то должно быть в Центре тихо?» На камышовой перине заворочался «Умеющий поднимать ветер». «Передай ему, что Центр никогда не допустит, чтобы нарушили его тишину», - подобострастно сказал «Умеющий усмирять волны». «Ха-ха-ха!» - раздалось из камышей. «Он может подтвердить! - вдруг с достоинством сказал тот, из лодки, кивнув на стоящую колымагу, - Разве Горизонт не прекратил продвижение дороги?». «Разве мое желание не достигло Центра?» - спросил «Умеющий поднимать ветер». «Ты не прав, - сухо сказал «Умеющий продлевать дорогу», - Дела у Горизонта совсем плохи и кто знает, может завтра мы с ним договоримся». Стало тихо. Двое подумали, что тот, с суши блефует. С Горизонтом невозможно договориться. Это знает каждый, кто хотя бы раз имел с ним дело. Он все равно твердит свое. И этот, упершийся, только делает вид, что ударился в Горизонт. Хотя с чего это бок того вчера вдруг покраснел? Надо будет убедиться еще и сегодня, подумали те двое с реки. Если Горизонт и Обратное направление придут к согласию, а штучки подобные и похуже доносились сюда из нездешних краев, Центр перестанет доверять им и сместится в точку, очень далекую отсюда. Власть Горизонта придет в эти места и невозможно будет уверить его в их почтенном согласии с ним всегда гнуть свою линию. Этот, из колымаги своей, конечно же донесет ему сегодняшнее суждение о Центре и что случится с ними, когда до Центра будет так далеко? И если бы этот, с дороги, лгал, чего бы он спрашивал о Центре? И все же, будь у него надежда, вспоминал бы он об отступлении? Ударом ноги тот открыл дверь колымаги и сел, сплюнув рядом с колесами. «Так что мне передать Обратному направлению?» - спросил, заводя мотор «Умеющий продлевать дорогу».