Романтика

       
Он лежал на спине, глядя в безоблачное, синее небо. Во рту его трепыхалась полу изжованная сухая травинка. Было так хорошо как будто в животе сидело 2-3 стакана хорошего терпкого красного вина, но пьян он не был, просто было легко – легко. На небе не было ни облачка, солнце, стоявшее в зените светило прямо в глаза, заставляя сильно щуриться, но глаза он не закрывал, боялся уснуть. Неподалеку от того места где он лежал паслись коровы мирно жевавшие траву и позвякивающие колокольчиками.
-Гриш! – послышалось откуда то из-за стада.
-О-у!? – ответил он лениво раскрывая рот. Был бы он сейчас не в таком блаженном состоянии он бы ответил более членораздельно.
-Иди сюда!
-Нах?
-Надо!
Он тихо но энергично выругался (это он делал всегда энергично) не спеша встал, отряхнулся, с некоторой досадой посмотрел на примятый участок травы на котором он только что так мирно отдыхал…
-Да, епт, быстрее!
-Будешь орать, вообще не приду! – он уже взбодрился и принял свой обычный вид шустрого, наглого, не очень образованного парня, на все имевшего свой ответ. Однако поторопился.
На другом конце поля, да-да кричали они громко, в таком же положении, что и Гриха пять минут назад, лежала Машка. Засунув руки в карманы драных отцовских военных штанов с лампасами, он встал у ее головы в полный рост, загородив собою солнце.
-Ну? – это «ну» прозвучало уж как-то совсем вызывающе.
-Какое небо, посмотри, без единого облачка.
-И что?
-Хорошо то как!
-Что все что ли?
-Ага.
-Екорный бабай! – пробормотал он, тяжело плюхаясь на пятую точку рядом с ней, - эх Машка! Умеешь же ты человеку кайф, из-за какой то чепухи обломать!
-Это что это ты там делал, что я тебе кайф то обломала?
-Да вот как ты – нихрена. Нечасто это у меня бывает.
Тем временем коровы подходили к ним все ближе и ближе, точнее они подходили к Гришке, он был их пастухом и выдрессировал своих подопечных так, что они держались от него, не ближе не дальше, чем шагов на двадцать. Дальше он их не отпускал, чтобы не разошлись, ближе не подпускал, чтобы не задолбали. Так и лежали они в окружении целого стада лениво жевавших траву буренок.
-Прямо уж шибко ты занятой.
-А-то! – пробормотал но, срывая и засовывая себе между зубов новую сухую былинку.
-Что-ж ты делаешь-то такого – Машка подвинулась к Гришке и положила голову ему на грудь, она то опускалась, то поднималась, и это еще больше убаюкивало.
-Коров пасу, не видишь что ли?
-Да… вот уж где работа то… сильно устаешь поди, телок то гонять?
Слова эти вызвали в голове Гришки кучу всяких сомнений, стало как-то тоскливо, грустно и отчего то даже стыдно. Продолжать дальше разговор было невмоготу.
-Дура ты, – все, что смог он сказать. И не дожидаясь ответа, прижал ее к себе и так крепко поцеловал, что и ей вдруг тоже расхотелось дальше продолжать разговор.
Руки его обнимавшие ей только плечи начали медленно спускаться, сначала до талии, правая рука там и осталась, левая забралась под подол белого ситцевого платья и уже под ним поползла обратно вверх.
Она резко оттолкнула его обеими руками, но как бы намекая «ты не очень то расслабляйся».
-Увидят же.
-Кто?
И тут, как пишется в большинстве лирических произведений, все завертелось.

       ***
Было уже темно, коровы сами уже разошлись по домам (как Гришке удавалось так их выдрессировать, не знал никто) а они все еще лежали на траве в окружении разбросанной повсюду одежды, оба изнеможенные, уставшие, но счастливые. Правой рукой он прижимал ее обнаженное обмякшее тело, в левой руке была сигарета. В небе висела почти полная луна, было ясно видно все до одной звезды, облаков так и не надуло.
Затянувшись, он набрал побольше воздуху, хотелось что-то сказать, но всяческих приторных выражений вроде «солнышко мое, я люблю тебя» ему и в голову придти не могло, а других мыслей не было.
-Хорошо! – только и выдохнул он.
       
       ***
Вдруг со стороны деревни послышалась ругань. Было ясно, что кричащий приближается. И вот они уже отчетливо услышали:
-Машка! Паскуда!.. найду, голову оторву!
Машка тут же подскочила и стала одеваться.
-Черт! Батя… дуй отсюда, а то и тебе влетит!
-Не ссы. – ответил Гришка, надевая штаны и вспоминая где он оставил кнут. Штаны и кнут это все что ему нужно было, чтобы принять бой. (Да и то штаны больше для приличия)
-Сдурел что ли? Вали говорю!
Тем временем уже стали слышны шаги разъяренного отца. И вот уже в темноте вырисовался силуэт крепкого мужика с дубинкой.
-Вот ты где, тварь! Мать извелась вся «где же дочка?» А дочка тут с пастухом валяется! – с этими словами он стремительно приближался к остолбеневшей дочери, а, подойдя к ней, сходу залепил пощечину, - Марш домой!
Машке ничего не оставалось, как повиноваться и, утирая слезы, она направилась в сторону деревни.
-Где этот гаденыш то? Слышь ты?! Че оглох? Я тя научу, как дочь мою трахать! Слышь ты?! Пастух! – орал он, стоя с дубиной на перевес в центре поля!
А Гришка тем временем, наконец, отыскал кнут, который лежал на другом конце поля, там, где он (Гришка) лежал еще днем, и твердым шагом направился к месту скандала.
-Да я уж как нибудь сам разберусь! – крикнул Гришка, встав напротив врага, а именно врагом и был для него сейчас отец Маши, - Чай не мальчик!
Такой дерзости мужик не ожидал и тут же бросился на Гришку, но, не добежав несколько шагов, рухнул с обмотанными кнутом ногами. Кнутом Гришка владел почти как укротитель тигров, в общем превосходно.
-Совсем охерел что ли? – заорал разъяренный мужик, пытаясь встать, - я тебе глаз на жопу натяну, щенок!
-Дядь Миш! Успокойся! – сам, пытаясь быть спокойнее, призвал Гришка, - давай поговорим!
-Какой нахер поговорим?! – наконец освободившись от кнута и вставая, прорычал дядя Миша, - я тебе сейчас яйца вырву, вот и весь разговор! – он опять попер на парня, но тут же взвыл от удара кнутом в грудь.
-В следующий раз хлестану по морде – предупредил Гришка.
-Ах, ты срань такая! - Заревел дядя Миша и кинул дубинку в голову пастуху, тот в этот же момент хлестанул его, как и обещал прямо по лицу. Оба рухнули и стали кататься по земле, изливая, в адрес друг друга всю брань какую только могли вспомнить в этот момент.
       ***
Машка шла по улице вся в слезах. Щека, которую ударил отец, вся горела. Но ей было в большей степени не больно, а обидно, отец конечно не раз ее порол, но так чтобы по лицу да еще при свидетелях!
Когда она подошла к дому, то увидела стоящую на крыльце мать. «Сейчас и эта начнет» пронеслось в ее голове, нужно было как можно скорее отвязаться от нее и закрыться в своей комнате. Лучшим для этого способом было претвориться, что не отец ее нашел, а она сама пришла домой. Она вытерла слезы, перестала плакать (у женщин вообще есть способность внезапно начинать плакать и так же внезапно прекращать) и как ни в чем небывало подошла к дому.
-А ты почему не спишь? – спросила она. Это был самый логичный для такой ситуации вопрос.
-Тебя жду, – тон, с которым мать произнесла это, не предвещал ничего хорошего.
-Ну, вот она я.
-И где тебя носило?
-Да… вот… с подружками загулялась.
-С подружками? – мать пристально посмотрела Маше в глаза, как будто пыталась силой мысли выведать всю правду. Однако в глаза удалось посмотреть с сомнительным успехом т.к. Маша встала между матерью и фонарем, освещающим крыльцо, отчего свет от фонаря бил матери прямо в глаза, а на лице дочери создавал тень. Но Машка встала так не для того чтобы мать не разглядела о чем она думает, а чтобы не было видно заплаканных глаз.
 -Ну да с подружками… с Танькой там…
-С Танькой значит? – мать еще пристальней вгляделась в дочь, пытаясь все-таки рассеять тень на ее лице и посмотреть в глаза. – Я заходила к ней, тебя там не было.
-Ну… я, наверное, в туалет отходила…
-Она сказала, что вообще тебя сегодня не видела.
Машка на секунду растерялась, она так близка к провалу.
-Так… это… наверное, ты до того как я к ней пришла, заходила, - «все можно расслабиться, алиби железное» подумала Машка и уже собиралась вздохнуть с облегчением как:
-Я только что от нее! Не ври матери! Где была?! – такого поворота событий Маша никак не ожидала, а так как она уже была на грани срыва, то не стала себя сдерживать и бросилась к матери на шею с рыданиями.
-У Гришки была!
Мать от такого резкого перепада настроения оторопела и не сразу поняла в чем дело.
-У какого Гришки?
-У пастуха!.. – всхлипывая и шмыгая носом, простонала Машка.
-У этого?.. Как его?.. Эх, Машка, Машка… - мать, в отличие от отца, не стала ругать дочь, а как-то по-женски поняла ее. Может то того, что Гришка хоть и пастух, но парень все-таки неплохой, а может и потому, что муж ее, когда они познакомились, работал ночным сторожем.
-Любишь его?
-Люблю-у-у-у!
Они долго еще разговаривали, но я не знаю о чем разговаривают женщины в подобных ситуациях, да это и не важно, важно то, что они проговорили всю ночь и не заметили, как уже рассвело.
И тут мать как ошпарило:
-А отец то где?
-Ой! – подскочила Машка – он же там Гришку бьет!
-Что всю ночь чтоли?
Машка вся побледнела:
-Убил!
-Чего?
-Убил и закапывает где-нибудь!
-Ерунды не говори. Где они были?
-На поле! – сказав это, Машка тут же рванула в сторону поля. Мать вскочила и побежала за ней.
-Куда ты? Ну, дал он ему пару раз по морде и бухает где-нибудь! Отца чтоли не знаешь?
После этих слов Машка уже бежала обратно, но только для того чтобы поторопить мать. Она взяла мать за руку и прямо таки потянула ее за собой.
-Да что с тобой?
-Ну, скорее же! Пропустишь все!
Мать взглянула на дочь и вообще перестала что-либо понимать, потому что Машка просто сияла от счастья.
-Да что случилось то?
Но объяснять ничего не пришлось, они уже добежали до края села, и оттуда было видно как два мужика, по-видимому, отец и сын, плясали вокруг дерева, а ветер доносил от них обрывки матерных частушек. Оба были в дребадан пьяны.
-И чего? – спросила мать, не понимая чего тут хорошего. – Два колтыря нажрались с утра и дурью маятся. Зачем бежать то было?
-Да ты посмотри кто это!
-Не вижу я отсюда.
Они подошли поближе и увидели, что этими колтырями были дядя Миша, на лице которого алела борозда от Гришкиного кнута, и сам Гришка у которого сильно распух и кровоточил нос, а когда он улыбался, бросалась в глаза явная нехватка двух передних зубов.
Рядом с ними валялись три бутылки водки, (одна еще не допитая), обгрызаная корка хлеба и пустая банка из-под огурцов (где они ночью все это раздобыли в последствии вспомнить никто так и не смог).
       ***
Месяца через два Гришка с Машей, как и следовало ожидать, поженились. А потом года через полтора Гришка пропал из села, оставив только записку: «Мне стало скучно. Не жди меня. Поеду на север. Там говорят РОМАНТИКА».