Глава 1. Рыбонька
… Соне снился цветной сон. Много-Много льдышек, сверкающих от непонятно откуда исходящего света. Далеко-далеко на троне восседала Снежная королева. Девушка чуть слышно позвала: «Кай! Кай!» Но Ледяное чудище протянуло в её сторону посох, ледяной ветер закрутил Соню, и она полетела в черноту, наполненную сверкающими и очень колючими льдинками. И вдруг всё затихло, пропали колючие льдинки, и стало тепло…
Соня открыла глаза и попыталась вспомнить, где и зачем она находится. Но мысли в голове разбегались, путались. Словно играли в салочки или казаки-разбойники.
- Девчонки! - услышала она чей-то голос. – Молчунья наша оклемалась!
- Всё в порядке? - спросила Соню женщина с соседней кровати, - Счас лёд тебе принесу!
Она встала, накинула цветастый байковый халатик и побежала на пост, где в холодильнике хранились грелки со льдом.
Грелка обжигала холодом даже через рубаху.
- Молоток девка! Это только мы, бабы, как кошки живучие! Не то, что эти хлюпики, палец порежут и в обморок! У них вся храбрость в штанах. Эх, курнуть бы сейчас, - молодая женщина нервно засмеялась басом. Соня вспомнила, что она представилась ей вчера Леной, поварихой с кухни детского сада.
Соня лежала молча, прижимая грелку со льдом к животу, и вспоминала вчерашний день. Ей уже не было страшно. Ей было всё равно. Теперь уже всё равно…
Утром, сестра, пришедшая ставить градусники, ойкнула у соседней койки и быстро натянула одеяло на лицо лежавшей там семнадцатилетней девочке. И пулей выскочила из палаты.
Вошёл заспанный дежурный доктор, отвернул одеяло, и Соня увидела посиневшую умершую девчушку, которая только накануне вечером всё рассказывала без умолку анекдоты, нервно грызя ногти. Очевидно, от страха.
- Что уставились? – грубо спросил доктор у притихших женщин, - видно сердчишко от страха рвануло. Ну, вскрытие покажет.
- Отмучалась, эх, детский сад. Увозите, - скомандовал он санитарам, на удивление быстро появившимся. Видно только на смену заступили, - Света, - обратился он к палатной сестре, - давай, домой ей дозвонись. Ну, не сейчас бы умерла, так при родах, как только схватки начались бы…Эх, бабы! Сама ещё ребёнок, а туда же, – и вышел из палаты.
* * *
Накануне утром они все они попали туда, где, вопреки воле Божьей, врачи приняли на себя право распоряжаться жизнью и смертью. Конвейер был так отлажен, что на сантименты времени не было. Лучше вечером выпить джин-тоник и залечь у видюшника с какой-нибудь комедией, где думать не надо. Иначе крыша съедет.
Сестра из приёмного отделения бесцеремонно обшарила все сумки госпитализируемых женщин на предмет алкоголя и сигарет. А также шерстяных вещей - чтоб исключить приступы аллергии. Сама-то она была в толстенных шерстяных носках ручной вязки. Найденные шоколадки тоже изъяла.
- Будем мы тут ещё морочится с вашей аллергией. А кому не нравится - может вещи забирать, и на все четыре…
Женщины почувствовали себя животными, которых привели на бойню. О чём-то переговаривались, но сами себя не слушали. Только нервно посмеивались.
На этаже, куда их привезли, старшая сестра сразу сказала: «Уборщиц у нас нет. Кто вымоет этаж, тот пойдёт вне очереди, а не по алфавиту». Сразу нашлись добровольцы. Соня тоже вызвалась. Лучше вымыть пол, чем ждать. Фамилия её была одной из последних.
Ей выдали швабру и тряпку и определили участок работы. Две послеоперационных палаты с тяжелобольными.
Она подоткнула свой халат и принялась за работу. В первой же палате её встретили сочувственными возгласами: «Очередные рабы! Вы особо не утруждайтесь, это они на уборщицах экономят. Держат их на полставки, а полставки себе - всё равно каждый вечер желающие находятся!»
Соня домыла полы, сдала инвентарь и подошла на пост.
- Я уже всё сделала!
И с надеждой заглянула в глаза дежурной сестре. Та подняла на неё равнодушный взгляд и, недовольная тем, что её оторвали от занимательного любовного романа, спросила фамилию. Соня сказала.
- Рыбонька, - фальшиво-ласковым голосом сказала сестра, - Ты ведь всё равно самая последняя пойдёшь!
У Сони округлились глаза: «Почему? Я ведь две палаты вымыла!»
Сестра сунула ей под нос карту: «Смотри, что написано красным карандашом - болезнь Боткина. Желтуха. А с такими болячками только самыми последними идут».
- Так бы сразу и сказали, стала бы я пол мыть!
- Потому и не сказали. Давай бери таблетки снотворные и спать. Уже отбой.
Соня поняла, что её подло обманули. Она так разозлилась, что слёзы высохли. Взяв в косметичке двушку, она решила позвонить домой. Трубку никто не брал. Она набирала номер ещё и ещё. Телефон не отвечал.
Саныч должен был быть дома. Они договорились, что в десять она позвонит. Накануне он долго утешал её, объясняя, что после тех антибиотиков, которые она принимала во время воспаления лёгких, ребёнка оставлять нельзя. Хотя об этом ей уже всё популярно объяснили в консультации.
- Вот оправишься от гриппа и от «этого», то бишь аборта. Мы с тобой съездим отдохнуть. Ты влюбишься в Сейшелы. Там море лазурное, а песок - белый-белый… Там мы и постараемся, чтобы опять всё получилось. Когда он сказал про белый песок, у Сони начался мелкий озноб.
Соня не умела сопротивляться решениям Саныча. Он мог уговорить кого угодно. Так он уговорил её не регистрировать брак, мол, им обоим по сорок, куда ж друг от друга им деваться. Странно, что он был хирургом, а не психиатром… И, потом, этот белый песок… Это было как пароль… Он часто снился ей ночами, этот белый песок.
Она не разрешила Санычу провожать себя. Хотя и не была уверена, что он пойдёт, позови она его.
Потом было утро. Долгое ожидание кошмара… Вопли несчастных женщин из операционной. Она вышла в коридор и стала монотонно ходить из конца в конец. Голова была пустая. Она просто механически считала шаги.
Из оцепенения её вывел голос старшей сестры: «Ну, дождалась, бегом в операционную!»
Соня в два прыжка оказалась у двери. Сбросила халат и тапочки, проглотила комок, стоявший в горле, и вбежала в операционную. Там было прохладно. И страшно. Сестра в углу гремела железяками для экзекуции.
А доктор был - сама невинность. Молодой мужчина, лет тридцати, с обалденными синими глазами в обрамлении леса черных ресниц. Анестезиолог был тоже мужчина, только ещё моложе.
Соня взгромоздилась на кресло. Хотя, это кресло можно было назвать скорее лобным местом. В прямом и переносном смысле.
Доктор стал задавать дежурные вопросы. Она механически отвечала. Потом, помолчав, спросила: «А Вам звонила Жанна Всеволодовна? Моя фамилия - Сидельникова…»
- Хорошая фамилия. А почему мне должен был кто-то звонить?
Соня растерялась. Эта Жанна была однокурсницей Саныча, которой он обещал позвонить, так как она работала в этой же больнице заведующей отделением, где лежали на сохранении женщины с различными патологиями.
Анестезиолог аккуратно взял её руку, перетянул жгутом и сказал: «Не бойтесь, сейчас у Вас закружится…»
Слова «голова» Соня уже не слышала. Она провалилась в темноту. А потом появились эти ледяные искры-льдинки.
* * *
Чудесный январский зимний день никак не вязался с тем настроением, в котором пребывала Соня. Собрав с утра всё необходимое в сумку, она отправилась в то заведение, которого, по циничному замечанию её мамы, сказанному, как обычно мельком по телефону, не минует ни одна женщина.
Соня шла как на эшафот, потому что не знала, чем может это для неё закончиться. Она так хотела этого ребёнка! В свои сорок три, когда на работе стали уже иногда называть Софьей Михайловной, а кое-кто из женщин-коллег чуть старше хвастался уже свадебными фотографиями детей и новорожденных внуков, она была единственной, у кого из всех знакомых и друзей не было детей.
Она винила в этом только себя - за свою безоглядность, которая обернулась такой для неё трагедией.
Глава 2. Китайский шёлковый халат
С Митькой они познакомились в кафе Московском на Тверской, которое оккупировали студенты Плешки, пришедшие обмывать приезд из стройотряда. Соня, тогда ещё была опьянёна свободой, которая так неожиданно ей досталась. Жаль только, что она не умела с ней обращаться…
Всё воспитание бабушки и мамы было основано на страхе. Да и папа считал, что запуганный ребёнок не полезет, куда не следует, не вляпается в какую-нибудь историю. Очевидно забыв, как сладок запретный плод. Поэтому-то и отпустили её в стройотряд. Тем более, что это было лучше, чем копаться потом в дождливом сентябре в грязи на подмосковных полях, собирая под дождём картошку и простужаясь, зарабатывать разные женские болячки. Этого утончённая Сонина мама допустить не могла.
Кафе «Московское» гудело, как растревоженный улей. Любимое студенческое местечко. Здесь обмывались сданные сессии, устраивались девичники и мальчишники перед свадьбами. Апофеозом всему было гулянье по поводу защиты дипломов.
В тот день гуляли на полученные в стройотрядах деньги. В углу у окна уже пели под гитару. А Соню от пары бокалов шампанского уже потянуло в сон. Меж столов с большими корзинами ходили две официантки. Одна с коробками конфет и шоколадками, другая с букетиками цветов.
Ребят, сидевших за соседним столом, Соня не знала. Они были старшекурсниками с другого факультета. По их разговорам, она поняла, что они всё ещё в восторге от поездки в Хакассию, где строили посёлок для инженеров ГРЭС.
Несмотря на смаривающий её сон, она выделила одного из ребят. Он был хорошо одет, гладко выбрит и сыпал бесконечными анекдотами, за которые по тем временам можно было в один миг вылететь из института. Соня не знала, что мальчишка этот был тем, кого в народе зовут стукач. А проще, был он внештатным сотрудником КГБ СССР, которому была уготовлена миссия - отбыть в город Женеву в ранге сотрудника Торгпредства СССР после защиты диплома в Плешке. А там ему была уже уготована и невеста. Сектретарша торгпреда.
Год был 1979, предолимпийский…
Тётки с корзинками тоже выделили именно его. И пошёл торг… Кто-то из ребят даже запел «Коробейников».
- Сдаюсь, - захохотал Митька, так звали парня, - давайте вон те розы и коробку трюфелей, не-не, не наших, а вон тех, французских.
Он расплатился с тётками, дал им на чай и повернулся к своим однокурсникам: «И кому всё это?»
- Матери принесёшь, - сказал рассудительный отличник Семён.
- Матери, матери, - пробубнил Митька и стал оглядывать девчонок, сидящих поблизости. Взгляд его упал на столик, за которым с подружками сидела Соня.
- А вот и предмет, - пошептал Димка, рассматривая приглянувшуюся Соню.
- Мадмуазель, - сказал он ей, - в столь знаменательный день, позвольте угостить Вас и преподнести букет этих чудных роз. О, я не представился, пардон, Дмитрий, студент пятого курса обожаемой Плешки. Позвольте пригласить Вас в бар…
Соня подхватила свою сумочку и зацепилась кренделем за подставленную Митькой руку. Она даже не услышала, что вслед сказали ей подружки, сидевшие с ней вместе за столом.
- А молчунья-то наша не промах, сразу за Сидельникова зацепилась. Даже не успели шепнуть, какой он бабник, чтоб была поосторожней. Но у Сони были свои планы. А планами она ни когда и ни с кем не делилась. Мама с бабушкой отучили своим постоянным контролем за Соней.
Соня с Митькой уселись в баре. Митька заказал коктейль, за которым, на брудершафт они и познакомились… Поболтав немного, Митька пригласил Соню прогуляться.
Сентябрьские, прохладные сумерки уже опускались на Москву.
- Холодно, - передёрнула плечами Соня, когда они дошли до Маяковской.
- А зайдёмте ко мне на чашечку горячего кофе, мы как раз у моего дома…
- Но Ваши родители, наверное, уже спят, неудобно, - сказала Соня. Она не знала, как поступить, опыта общения с мальчиками у неё не было вообще.
- Я живу отдельно. Пойдёмте, пойдёмте, - Митька крепко взял её за локоть.
Соня закрыла глаза и перешагнула порог в подъезде. Но ей показалось, что она спрыгнула с моста.
Квартира была богато обставлена, но какая-то казёнщина лезла изо всех углов. Соня, которую родители старались отгородить от лишних знаний и новостей, даже и не подозревала, что Митька привёл Соню на свою явочную квартиру. Сюда он водил всех своих девиц. Шеф, правда, делал ему несколько раз выговор, но потом закрыл на это глаза. Митька был слишком хороший информатор.
Пока Митька готовил кофе, Соня обошла квартиру. В спальне на двуспальной кровати лежал китайский, шёлковый халат-кимоно. Соня усмехнулась. Точно такой же привёз отец маме в подарок, когда ездил не так давно с делегацией в Китай. Соня тогда ещё обиделась на отца, почему ей не привёз такой же…
Шампанское ещё гуляло в голове. Соня сняла своё платье-джерси и надела этот халат.
- Сонюшка, кофе готов,- позвал Митька.
Соня вышла в гостиную… Увидев её в халате, Митька засмеялся.
А Соня, которой шампанское ударило в голову ещё раз, решила, что девушкой она из этой квартиры не выйдет. Бабушка и мама не знают, где она, сотовых телефонов народ тогда ещё не знал.
Они уселись рядышком на диван, и Димка придвинул столик поближе.
Кроме кофе, на столике был французский коньяк «Наполеон», который у Сони дома всегда держали для гостей, и ваза с заморскими фруктами.
- Откуда у Вас «Наполеон» и такие фрукты? – спросила Соня, - их не продают в Москве.
- Приятель угостил, только из загранки прилетел, - ответил Митька, незаметно подливая конъяк Соне в кофе.
Они лежали на кровати, Соня почти уснула. Митька поглаживал её розово-шоколадного цвета спину, покрытую нежным пушком. А Соня, по кошачьи свернувшись под шёлковым одеялом, одной рукой игралась с бахромой салфетки, которой была накрыта прикроватная тумбочка. Салфетка завернулась, и Сониному взгляду предстал алюминиевый инвентарный номерок, прибитый у самого края. Соня засмеялась.
- У тебя здесь что, мебель казённая, а? – такие номерки она видела в многочисленных пансионатах, где отдыхала с родителями.
Вся Митькина расслабуха пропала, и он ответил вопросом на вопрос.
- А откуда у тебя такой загар? Ты ведь в Видном была в стройотряде, а лето в Москве было дождливое, не очень-то и позагораешь, мне мама в письмах писала в Хакассию.
- После стройотряда мы с папой были целую неделю в Ницце, - Соня закрыла глаза, вспомнила песчаный берег, потянулась и сказала: «Мяу!»
Митька поперхнулся.
- А кто у нас папа?
Соня зевнула и прошептала лениво: «Референт в ЦК КПСС»
«Ну, влип. Господи, хорошо, что я не пил», - подумал Митька и сказал: «Деточка, а ведь уже поздно, давай я провожу тебя домой?»
Соня нехотя стала одеваться. Обернувшись к постели, она увидела кровяное пятно на том месте, где лежала. «Ну, вот, мамочка, ты меня и прокараулила», - сказала она самой себе, усмехнувшись.
- Митя, а как же это, - Соня показала на пятно.
- А, да ерунда, утром придёт домработница и поменяет бельё. Забудь!
Но только сам он забыть не мог, сколько раз менялись окровавленные простыни. Со счёту сбился. Много раз, получая нагоняи от шефа, каждый раз давал себе слово. Вот и в последний раз ему прямо намекнули, что, если не угомонится, Женева его накроется медным тазом.
Митька взял купленные букет и конфеты, и они спустились на первый этаж.
У подъезда стояла чёрная Волга.
- О, - театрально сказал Митька, - вот и такси. Он открыл дверь, сунул голову в машину: «Шеф…»
В машине ему тихо сказали: «Садись быстро, идиот, за нами хвост!»
- Понял, - сказал Митька, захлопнув переднюю дверь, и открывая правую заднюю дверь для Сони.
Они ехали на заднем сидении, прижавшись друг к другу. Соня что-то тихонько напевала. Как странно, всю жизнь бабушка и мама боялись, что у неё появится мальчик. И вдруг выяснилось, что мальчики – не монстры. Соня была довольна собой.
- Как зовут твою маму? - тихо спросил Митька.
- Валентина Павловна, а зачем тебе?
- Сказать ей спасибо за очаровательную дочь!
Машина въехала во двор одного из Домов на Кутузовке и остановилась у Сониного подъезда.
Они поднялись в зеркальном лифте на третий этаж.
Дверь в Сонину квартиру была приоткрыта, значит мама на карауле.
Митька сделал сладкую физиономию и позвонил. Дверь открылась мгновенно. «Да, - подумала Соня, - значит, я не ошиблась».
- Валентина Павловна, - слащаво сказал Митька, - позвольте, так сказать, из рук в руки Вам вручить Сонюшку. Простите, забыл представиться, Дмитрий, - и склонил голову.
Он протянул маме букет роз и, шаркнув ногой, склонился к маминой руке. Мама охнула, покраснела.
- Может, чаю, молодой человек?
- О, нет, поздно, мои тоже уже беспокоятся. Всего доброго, отдыхайте, - тараторил Митька, оттесняя Соню с мамой в прихожую. Потом быстро захлопнул входную дверь и вскочил в лифт, который так и стоял на этаже.
Волга также стояла у подъезда.
Митька сел молча. Машина тронулась с места. Тут же зазвонил телефон. Это был Митькин шеф.
- Ты хоть знаешь, чью дочку ты к себе сегодня затащил? Думаешь, её папочка не стережёт? Взгляни в зеркало, что за «хвост» за вами. Номер видишь?
- Да, - упавшим голосом сказал парень. Номер был «циковский».
- Завтра в десять – у меня, - продолжил шеф, - учти, выволочка будет по полной программе. «Оттуда» мне уже звонили… Бродяга, - шеф бросил трубку.
Утром Митька, получив нагоняй, вышел на Лубянку.
- Ну, что ж, жениться, так жениться. Добегался, - сказал он сам себе.