* * *
Стояла середина июля, и на пляже было не продохнуть. В буквальном смысле слова. От жары стучало в висках и закладывало уши, море было тепленьким, как детсадовский кисель, и некуда было спрятаться от лап Великого инквизитора - солнца. Оно выжирало глаза и стаскивало с тела кожу, которая повисала лоскутами, как рваный полиэтиленовый кулек. По раскаленной гальке хряпали туда-сюда обгорелые, как головешки, торговцы, бесцеремонно наступая на распростертых в истоме отдыхающих. «Кукуруза, кукуруза горячая!» «Раки вареные, горячие!» «Пиво, пиво…»
«Пиво горячее, - мысленно подсказывала Марина, заползая поглубже под спасительное полотенце. – Мороженое горячее, все горячее, и нет этому конца…»
Рядом на цветастом покрывале сопела под панамой свекровь, принимала солнечные ванны. Лежала она лицом вниз, и лямки полосатого купальника безжалостно прорезали мясистые красные плечи. Недвижно распластался убитой птицей раскрытый журнал, глянцевая бумага нещадно выстреливала блики. Свекровь изредка шевелила сухими белесыми пятками, и только это и свидетельствовало о том, что она еще жива.
«Вы бы перевернулись, Алла Александровна, подгораете… Солью вы в море уже пропитались, уксусом бы вас полить да перчиком посыпать… А впрочем, вы правы: я совершенно не умею готовить…»
Где-то в густых пляжных дебрях метался томимый жаждой муж Юрик, гонялся за пивом. Марину бесило его пристрастие к этому напитку, особенно по такой жарище, когда ото всех и так воняет непонятно чем. «А потом он будет всю ночь икать на меня этой дрянью, и не избавишься от нее, как ни чисти зубы… А ведь у него уже явственно лезет брюшко, добропорядочное такое, как залог семейного счастья… На работе целый день сидит за компом, дома та же песня, еще и под пивасик. Скоро в кровати помещаться перестанет. И ведь ничего ему не докажешь…»
Она перевернулась на бок. Полотенце на мгновение съехало, открыв неприятно белые бедра в полосках растяжек. «Да и я красавица… Навеки прикована к джинсам, под страхом смерти не полезу в шорты с такой кормой. Сижу разом на трех диетах, а в прошлогодние штаны все равно не помещаюсь. Двадцать семь, и с каждым годом все больше мяса…» Мысль неожиданно понравилась. «Мясо! Да, точно. Кто же это сказал, не помню… Читала и не обращала внимания, а теперь сама вижу: кругом сплошное мясо. Вот Алла Александровна, например, говядина. Все-таки не свинья, хотя и сволочь порядочная. Вечно то мычит, то быкует… А сынок ее – баран. Курдюком трясет и блеет, боится, что рога вырастут…» Она улыбнулась, новая игра постепенно увлекала. «А вон конина идет, землю копытами так и роет. Стерва. Ноги стройные, такая как лягнет – мало не покажется. Ничего-ничего, к старости станешь клячей… Сумки потаскаешь на горбу с базара, и конец… Ага, а эта вот индюшка! Кругленькая, ножки короткие, и кудахчет. В смысле кулдыкает. Трое детей, пищат по-цыплячьи и за перья, то есть за парео, дергают. Ох, ощиплют они тебя…»
-Маська, пиво будешь?
Законная половина, сияя, плюхнулась на покрывало. Свекровь недовольно завозилась и действительно замычала, подтвердив невесткину догадку.
- Не хочу я эту гадость, - капризно отказалась Марина, отпихивая от себя скользкую полторашку. – Я бы водички выпила, там че-нить осталось?
Она пошарила под полотенцем. На дне пластиковой бутылки поплескивались остатки минералки близкой к кипению температуры.
- Дождика не хватает, - скорбно вздохнула Марина, с отвращением допив минералку. – Эх, вот бы щас гроза как шандарахнула…
- И испортила нам весь отпуск, - ядовито дополнила свекровь. – Не каркай, ради Бога, в кои-то веки на море выбрались всей семьей…
Марина молча полезла под свое полотенце, которым и отгородилась от всего мира. «Вся семья» посовещалась и похрустела купаться, оставив гордую присматривать за вещами.
«Дождь, - подумала Марина и сладко зажмурилась, точно в лицо ей уже брызгали прохладные струи. – Подмочить репутацию всей этой мясной лавочке, чтобы они взвыли и засобирались по домам. Да не тепленький какой-нибудь дождик, а настоящий, холодный, чтоб хлестал, как ремнем, по всем этим отвислым задницам… И обязательно шторм! Как в кино: волны до второго этажа, пена и грохот, а с неба такие длинные молнии… Перевернуть к черту все их «таблетки» и «бананы», лодки порасшибать об волнорезы, горки эти надувные посносить, чтоб ни лоскутка цветного не осталось… Вот тогда мясо затрясется по-настоящему!..» Она заерзала в своем укрытии от удовольствия, как будто ее щекотали. «А потом… Если уж мечтать на полную катушку, то чтоб из моря вылезло чудовище и начало всех хавать!..» Она припомнила виденные в фильме многометровые щупальца, крушившие мачты парусников, кольцевидное жерло пасти, густо обсаженное клыками… Да! Ночью из бурлящего моря, как макароны из кипящей кастрюли, выбросятся щупальца, взроют мокрую гальку, перемешанную с мусором… Ударят по забытым шезлонгам, разметав их по щепочке, обрушат в море дурацкие горки, перелопатят пляж к чертям собачьим и уцепятся за бетонное ограждение. А потом… потом из черного водного месива появится нечто, еще более черное, блестящее под молниями мрачным угольным блеском… И мясо дрогнет в своих постелях, услышав сквозь сон гулкий, на нижайшей ноте рев морского чудовища…
-Мась, ты чего, спишь?
Мокрый и радостный Юрик возник из ниоткуда и сразу присосался к любимому пиву.
- Нет, я не сплю, - высунулась она из-под полотенца, как черепаха. – Поспишь тут с вами… Я думаю.
- О чем?
- Да так… Хорошо.
- Ну вот, а ты говорила – дождя не хватает! – засмеялся наивный. – Может, сходишь искупаешься?
- Потом… - сонно протянула она и сделала вид, будто действительно засыпает.
* * *
На пыльный асфальт улеглись вечерние тени, кафешки залились кавказской народной попсой. Марина достала из сумки чистое полотенце и отправилась в общественный душ – отмываться от пота, соли и гадливого настроения. Возле душа росли кусты ежевики, и Марина засмотрелась на темные тяжелые ягоды, набухшие соком.
...Черное лоснящееся нечто вздыбилось над морской пучиной. Молния прошила небеса, и стало видно, как волны перекатываются через необъятную спину чудовища…
Она вздрогнула и пошла мыться.
В кабинке было сыро и пахло мылом. Холодный кафель ласкал запыленные ступни. Марина повернула кран, и на горячие волосы хлынул искрящийся водопад, заливая воспаленные глаза, размыкая слипшиеся губы. Несчастное студенистое тело, объятое водой, собралось и окрепло; в голове прояснилось, и Марина тихонько засмеялась, представив себя оплетенной множеством ласковых щупалец. Меньше надо смотреть всякую чушь по DVD… Однако воображение тотчас нарисовало чудную картину: Алла Александровна, с перекошенным орущим лицом и стоящими дыбом блондинистыми кучеряшками, пытается ползти по развороченному пляжу, а клубящиеся черные щупальца медленно подтаскивают ее за ноги к полускрытому волнами разверстому зеву… А Юрка бегает вокруг и орет, а щупальце тем временем добирается и до него, хватает поперек пуза, вскидывает в воздух и, изящно выгнувшись, бьет о волнорез… А она, Марина, стоит где-нибудь на возвышении в длинном развевающемся платье и смотрит, и смеется, а ветер обдает ее солеными брызгами… И чудовище, сожрав Аллу Александровну, снова издает свой низкий глубинный вопль, и Марина отвечает ему победным визгом…
Она завернула кран и села на мокрый кафельный пол, обняв руками колени. Сверху еще капало, и она мимоходом удивилась – ну какой идиот сказал, что это пытка? Пытка – это когда лежишь не первый час на пляже и слушаешь свекруху, талдычущую о сериалах и подскочивших ценах на продукты…
Мимо прошлепала какая-то тетенька в розовых сланцах, остановилась, недоуменно поглядела на Марину:
- Девушка, вам плохо?
- Нет, мне, кажется, хорошо… Впервые за весь отпуск…
Она улыбнулась тетеньке, встала и принялась с сожалением вытираться.
А тем временем откуда-то из-за гор выпятилось брюхо огромной тучи и медленно поползло на город…
- Накаркала Маринка, - сказала Алла Александровна, откладывая газету. – Дождь собирается, Юр, пойди принеси с балкона полотенца с купальниками.
Солнце садилось. Внизу тревожно заколыхались пальмы, и вместе с ветром прилетел с моря тоскливый крик какой-то птицы.
- Летучий Голландец, - мечтательно сказала Марина. – Пиратские клады, абордажные крючья, просмоленные доски палубы под ногами… Километры воды под килем, осьминоги и каракатицы… А еще…
Юрик и Алла Александровна посмотрели на нее.
- Морское чудовище, - прошептала она.
- Насмотрелась, - хихикнул муж.
* * *
Гроза разразилась ночью, и Марина, проснувшись от первого удара грома, вскочила с чувством безумной ведьминской радости. «Вся семья» дрыхла, набарахтавшись за день в море до одури. Марина выбралась из постели, дрожа от предчувствия чего-то великого, босая прокралась мимо надувного матраса, прислоненного к стенке, тихонечко вышла на лестницу и аккуратно прикрыла за собой дверь. Сбежала вниз, скользя рукой по перилам, и у выхода на секунду остановилась, набираясь храбрости. Ветер, ворвавшийся в дверной проем, закрутил ей ночнушку вокруг ног, на что она счастливо рассмеялась и шагнула в темноту.
Яростный дождь заливал все вокруг, точно в небе открылся огромный кран. Стенали истязуемые пальмы, кусты пригибались к земле, униженно пресмыкаясь пред разгневанной стихией. За невидимыми в темноте горами ударил гром, низкой вибрирующей нотой сотряс барабанные перепонки. Оскальзываясь в холодной грязи, Марина побежала к пляжу, боясь пропустить появление чудовища.
Бетонное ограждение было на месте, и за ним еле виднелась полоса гальки. Дальше не было ничего. Темная рокочущая каша клубилась на том месте, где днем резвилось мясо в своем цивилизованном мирке. Четкая молния, как раскаленная проволока, возникла вверху, почти не осветив сплошную массу небо-море-тумана, но Марина ясно различила небольшую фигуру там, где кипели, набрасываясь на берег, волны. Человек?..
- Эй, там! – заорала Марина в приливе какой-то шутовской веселости, ей одной понятной. – Вы случайно чудовища не видели?..
Фигура приблизилась. Оглушительный рык моря заглушал шаги, и в бесшумном движении ее было что-то нестерпимо призрачное.
- Я – чудовище, - сказала фигура.
Марина прикрыла глаза, и где-то на пределе слуха донесся до нее глубинный отголосок рева. Она блаженно улыбнулась. Мокрые ледяные руки – нет, щупальца! – мягко, как струи воды, скользнули по ее телу, обвились вокруг талии. Лица коснулось пахнущее морем дыхание, и что-то влажно хлестнуло по щеке – волосы? водоросли?..
Марина вздохнула и стала опускаться на гальку, увлекая за собой чудовище.
- Ты знаешь, - забормотала она, глотая струйки соленой воды, стекающие по лицу. – У него пивное брюхо и волосатые ноги, а она красится помадой цвета «морковь» и все время орет, что я неряха…
- Я понимаю, - ответило чудовище и надвинулось на нее сверху.
…Волны накатывали все неистовей, захлестывали с головой, Марина захлебывалась, судорожно глотая воздух вперемежку с водой, а в уши, перекрывая грохот шторма, вливался, постепенно нарастая, торжествующий рев чудовища…
* * *
- Мам, надо звонить в милицию, с ней, наверное, что-то случилось! Ну куда она могла уйти одна среди ночи?
Алла Александровна жестом тореадора накинула на себя парео – одевание на отдыхе она считала излишним.
- Куда-куда! По мужикам пошла шляться! Я ее давно раскусила, говорила же тебе – не смей жениться на этой шалаве!..
- Мама, как тебе не стыдно! Что ты все время лезешь в нашу жизнь, мы же взрослые люди, в конце концов…
- Лезу, потому что я мать! Я тебя одна вырастила, все тебе отдала, пахала как лошадь, лишь бы кусок хлеба у тебя был! И мне больно смотреть, как над моим сыном издеваются, а он слова в ответ не скажет, обидеть боится!..
Юрик, опухший от беспокойства и раннего пробуждения, задохнулся, пытаясь что-то сказать, но только махнул рукой и отошел к окну. Рассветное небо, не омраченное ни единым облачком, было розовым, словно клубничный йогурт. День обещал быть жарким.
- Она у тебя на шее сидит, свесив ножки, как так и надо, и на тебя же еще и плюет, и на меня заодно… - не успокаивалась Алла Александровна. Слова равномерно выскакивали у нее изо рта, вызывая в памяти работающий «фоном» телевизор. Привычный к подобному аккомпанементу Юрик высунулся из окна и тотчас увидел бредущую по дорожке растерзанную фигуру в ночнушке.
- Слава тебе господи, вон она! Вернулась!..
- Да кому она нужна, кроме тебя, дурака…
Марина уже влачилась по лестнице, с видимым трудом переставляя ноги, когда на нее налетел перепуганный муж.
- Где ты была?! Что с тобой случилось?!
- Случилось… - неопределенно протянула она, улыбаясь в пространство улыбкой сомнамбулы.
- Марина!!! Ты что… пила?
- Пила… Рыба-пила, рыба-молот, рыба-наковальня…
Заалев лицом, супруг тряхнул ее за плечи. Ему не хватало слов.
- Ты… Ты чудовище! – выговорил он наконец. Марина встрепенулась и грубо, с какой-то невиданной яростью сбросила его руки.
- Да, - отчеканила она. – Я чудовище. – И после паузы ухмыльнулась: - А ты – нет.